========== Глава 6. Любовь и боль, Часть 1 ==========
Прошла ночь. Слишком обиженная на Энакина за испорченное свидание Падме провела её за бумагами до утра. Она была так зла, расстроена, угнетена, что даже не стала переодеваться, как-то упустив из вида этот момент. Поначалу тяжёлые мысли о том, что муж её больше не любит, не хочет, отвергает, так и лезли в голову Амидалы, но потом, проект по снижению расхода средств на создание новой партии клонов полностью поглотил сенатора, и она на время вывалилась из реальности. Больше любви Падме к Энакину была лишь её любовь к политике, демократии, служению во благо общества и Республики, потому только дела сената могли отвлечь Амидалу от её страданий и переживаний. И отвлекали до самого утра.
Когда над горизонтом Корусанта медленно стали подниматься первые алые лучи рассвета, женщина с ужасом поняла, что проработала всю ночь, проработала, всё ещё сидя в проститутском наряде, что дошло до Амидалы лишь в тот момент, когда она устало поднялась с кровати гостевой комнаты и мельком взглянула на себя в зеркало. Отражение, что Падме там увидела, не слишком-то её порадовало, глаза покраснели и слегка припухли от слёз, которым она всё же дала волю, оказавшись в другой спальне, под глазами виднелись уродливые синяки от недосыпа, а остальное лицо и вовсе было усталым и бледным. Пожалуй, впервые Амидала порадовалась тому, что современная мода и её статус разрешали разрисовывать себя как угодно, слишком уж женщине не хотелось показываться в таком жалком подавленном виде на людях. О её несчастьях и неудачах никто не должен был знать, тем более, её знакомые в сенате. В конце концов, кто стал бы слушать пламенные речи от депрессивно настроенного политика? Да никто. А потому женщина должна была выглядеть крепкой, стойкой, полной сил и решимости нести свои идеи в массы.
Ещё раз обиженно помянув мужа-предателя-изменника нехорошими словами и за этот ущерб, нанесённый ей, Падме зло сорвала с себя пеньюар и стринги, раздирая их на кусочки. Раз Энакин посмел проигнорировать её сюрприз вчера, вот значит и не получит его вообще никогда, потому соблазнительная прозрачно-пушистая одежда ей больше была не нужна. Раздирая и раздирая свой наряд на миллионы маленьких кусочков и с каждой секундой всё сильнее изъедаемая гневом, ненавистью, обидой, болью, Падме вновь разрыдалась. Сейчас ей было так невыносимо плохо, так отвратительно и омерзительно, что больше всего на свете она хотела забыть и то, что произошло с ней вчера, и того, кто был в этом виноват.
Прошла буквально минута, и красивый, соблазнительный, эротический дуэт превратился в бесполезные клочки и тряпки, которые абсолютно голая Падме с яростью зашвырнула в мусорное ведро. Лишь, когда остатки наряда оказались на его дне, женщина немного успокоилась и, утерев скатывающиеся по шелковистым щекам последние слёзы, направилась в ванную, чтобы умыться и начать собираться в сенат.
На разукрашивание лица так, чтобы следов былой истерики не оказалось видно невооружённым взглядом, и подбирание к нему соответствующего наряда ушло много времени. Тем не менее, Амидала ещё не опаздывала, но из дома после всего пережитого ей хотелось уйти как можно скорее. Наконец, выплыв в просторную гостиную в полном причудливом образе галактического политика, женщина на секунду остановилась и внимательно всмотрелась в сторону двери, ведущей в их с мужем спальню. Стоило ли будить Энакина сейчас Падме не знала. Наверняка, Скайуокеру было бы очень удобно и выгодно, если бы она это сделала, но Амидала была слишком расстроена и обижена на мужа, чтобы встречаться с ним лицом к лицу сегодня, а, тем более, ещё и оказывать какие-то услуги.
«Обойдётся», - молча подумала про себя Падме и с надменным видом снежной королевы направилась к выходу из квартиры, так и не став будить Энакина.
Впереди её ждали важные дела сената и галактики.
Слишком сильно вымотанный после вчерашнего трудного и невероятно неудачного дня, Скайуокер проспал до самого вечера. Он настолько устал, что не видел вообще никаких снов, ни приятных, ни обычных, ни даже кошмаров. Зато кошмар генерал узрел, когда проснулся и взглянул на циферблат новеньких, блестящих часов и с ужасом понял, сколько сейчас было времени, а потом, повернувшись к той стороне кровати, где обычно спала его безгранично любимая жена, с огромной досадой и чувством вины уразумел, что опять прокололся.
«Сколько ещё таких ошибок сможет стерпеть Падме с моей стороны, прежде чем бросит своего идиота-муженька?» - резко усевшись на кровати, на мгновение про себя задумался Энакин, тяжело вздохнув и приложив обе свои руки к собственной голове. А ведь она была абсолютно права, и что не стала его будить, и что даже спать с ним в одной кровати после такого не захотела. Вчера он самолично испортил свидание, которого оба они ждали долгое-долгое время, запретное свидание, на которые судьба им итак отвела считанные минуты. И как, ну как он умудрился заснуть именно в такой момент? И ладно бы он просто попросил Падме отложить бурный секс на другое время, и они с женой мило провели этот вечер в обычных нежных романтических объятьях, пока она не позволила бы ему счастливо и умиротворённо погрузиться в царство Морфея у неё на руках. Но нет, он и вовсе не дождался Падме, грубо бесцеремонно и абсолютно не уважительно к ней завалившись спать на кровать прямо в одежде и обуви. Каково было лицо Амидалы, её реакция, и насколько сильна оказалась после такого оскорбления обида жены джедай даже и думать не хотел. Слишком больно, слишком стыдно, слишком…
Энакин и сам не мог описать словами набор всех тех негативных эмоций по отношению к себе, что он испытывал в данный момент. Одно генерал знал точно, теперь, помимо решения прочих проблем, ему придётся приложить не малые усилия, чтобы жена простила его. Скайуокер даже не представлял, что такое он мог сделать и на что пойти, чтобы заслужить снисхождение донельзя оскорблённой супруги, но это должно было быть очень искренним, очень ценным, и в полной мере отражающим его истинные чувства к Падме.
Однако разбираться с извинениями, чуть ли не граничащими с унижениями, перед своей одной единственной и неповторимой предстояло потом, потому как сейчас, во-первых, Падме просто не было дома, во-вторых, Энакин ничего достойного ещё и не придумал и не купил любимой даже мельчайших банальных подарков – цветов и украшений, а в-третьих, до генерала наконец-то дошло, что из-за его бесцельных валяний сутки напролёт в кровати в обнимку с подушкой, опять сорвавшаяся Асока находилась сейчас там у себя дома одна, абсолютно одна… И могла творить, что угодно.
Как только сия тревожная мысль, наконец, достигла, едва отошедшего ото сна и осознания непомерной вины мозга Энакина, джедай тут же всполошился. Моментально придя в себя и вскочив с кровати, как будто во время боя, Скайуокер, даже не переодеваясь, помчался домой к тогруте-наркоманке. В принципе, ему это было и не особо-то нужно, ещё вчера в медицинском крыле ордена генерал успел привести себя в порядок, и тщательно отмыться, от заляпавшей всё и вся крови, и переодеться в свежий и чистый костюм, который в дальнейшем у него не было времени как-то повредить или испачкать. Так что сейчас эта маленькая деталь как нельзя кстати сыграла Энакину на руку.
Проспав после небольшого ухищрения Скайуокера всю ночь и часть следующего дня, Асока, как всегда, проснулась с мощнейшим ощущением «отходняка», который теперь почти постоянно приходил к ней после приёма наркотиков. В этот раз тогруте было плохо не только физически, но и морально. Впрочем, Тано уже успела порядком попривыкнуть и к тому, и к другому, посему не особо-то и заморачивалась по поводу своего дурного самочувствия. Плохо помня, что происходило вчера и с каким-то мутным взглядом пройдясь по комнате, перебирая отрывки минувшего дня в голове, Асока оказалась в гостиной смежной с кухней.
Ничуть не обращая внимания на беспорядок, устроенный ей же самой из вещей Энакина, девушка подошла к раковине, взяла небольшой стакан и налила воды. Морщась от неприятных ощущений, тогрута жадно стала утолять свою жажду, разворачиваясь на месте. И каково же было её удивление, Тано аж едва не выронила из рук стеклянную ёмкость, когда вместо прорезанной мечами двери, Асока увидела абсолютно новую, ещё более плотную и сто процентов наглухо закрытую Скайуокером.
