Всё ещё бездейственно и абсолютно бесполезно слушая из-за двери, как Асока постепенно начинала успокаиваться, Энакин выждал момент, пока он сам окончательно не войдёт в состояние сдержанности и равновесия, чтобы не дай Сила, в неадекватном гневе не навредить ей, и, в какой-то момент, внезапно, поняв, что Тано окончательно затихла, поспешил вернуться. Да, генерал боялся причинить вред своей бывшей ученице собственными силами, вот только джедай как-то не учёл того, что ещё больший вред она причинит себе сама.
Спешно оказавшись внутри квартиры, Энакин с ужасом и шоком нашёл измученную, неадекватную, стеклянным взглядом смотрящую куда-то в пустоту тогруту, едва заметными движениями рук комкающую замазанный смесью лекарств ковёр, а рядом с ней почти полупустую, опрокинутую бутылку дешёвого одеколона. Всё что он видел, всё что переживал и чувствовал по отношению к наркомании Тано и из-за наркомании Тано, показалось Скайуокеру в этот страшный судьбоносный момент абсолютно ничем. Такой жалкой, такой грязной, столь сильно упавшей и окончательно опустившейся Асоку Энакин не видел никогда. Это больно жгло резало, терзало даже его взгляд, не говоря о его чувствах и душе. И тем не менее, как бы сильно ни замаралась в собственных ошибках и собственной зависимости тогрута, как бы сильно она ни пала и ни опустилась на дно этой грешной жизни, для Скайуокера девушка, всё равно, оставалась самым добрым, самым чистым, самым любимым и светлым существом в этой галактике. Существом, которое требовало его любви, ласки, заботы и понимания.
Быстро подойдя к валяющееся на заляпанном и замусоренном полу дрожащей и бьющейся в редких болезненных конвульсиях ломки Асоке, Скайуокер обессиленно плюхнулся на колени рядом с ней и аккуратно, будто боясь сломать или разбить, поднял и прижал к себе тощее, многострадальное тело девушки. Генерал столько прошёл вместе с ней, столько испытал, столько пережил из-за неё и для неё, борясь с её зависимостью, борясь с её наркоманией, борясь с её самоличным погребением себя заживо, но он до сих пор был абсолютно бессилен остановить это. Да, он являлся избранным, да он был любимейшим и мощнейшим служителем Силы, да он был одним из лучших джедаев ордена и опытнейшим, умнейшим генералом армии Республики, но для самого близкого ему в галактике существа Энакин не мог сделать ровным счётом ничего, и Асока губила себя, Асока убивала себя и медленно, мучительно «умирала» буквально у него на руках.
Вся та боль, всё то отчаяние, вся та изученность, усталость и безысходность, до сих пор не находившие абсолютно никакого выхода, внезапно хлынули наружу, хлынули из голубых глаз Скайуокера горькими «обжигающими» лицо и душу слезами. По его грубым щекам, вопреки всем правилам мужской гордости и непоколебимости побежали прозрачные солоновато-горькие капли, словно частицы той самой «невидимой крови», которой уже захлёбывалось истерзанное сердце генерала. И тем не менее, хоть в душе его сейчас творился полный хаос, хоть, в сознании и подсознании были страх за возлюбленную, абсолютная безысходность и пустота, джедай продолжал всё крепче и крепче прижимать к себе едва соображающую Тано, повторяя то ли ей, то ли самому себе одни и те же слова, в которые уже давно не верил сам:
- Всё будет хорошо, Асока. Ты вылечишься, и у нас с тобой всё будет хорошо.
Сквозь пелену наконец-то успокоившегося, но до сих пор затуманенного сознания, тогрута мельком взглянула на Энакина, таким расстроенным, таким опечаленным и разбитым она не видела его ещё никогда. Девушка вновь причинила боль своему самому дорогому, своему самому близкому и любимому человеку, и если в прошлый раз она не видела, насколько сильно морально его ранили её неадекватные поступки, то сейчас она могла наглядно наблюдать, как отчаянно оплакивали Асоку и её загубленную жизнь его истерзанная душа, его страдающее сердце. И муки эти были для Тано невыносимы. Да, они являлись чужими, но она ощущала их куда острее, чем если бы они были её собственными. Страдания, боль безысходность чувствовались как в их с Энакином духовной связи, как и в их ментальной связи учителя и ученика, так внезапно вновь открывшейся для обоих. И это было ужасно, страшно, непередаваемо давяще, щемяще болезненно. Это вызывало лишь ужас и печаль, вселенскую скорбь обо всём случившемся, одновременно зарождая в бесстыжей душе в бесстыжем сознании Тано такое же вселенское чувство стыда от понимания её непростительных ошибок. Никогда, никогда в жизни тогрута не хотела, чтобы Энакин плакал, не просто плакал, а оплакивал её печальную судьбу, чувствовал такую тоску и пустоту из-за неё, из-за её поступков, страдал по её вине.
Слабая тощая трясущаяся замаранная смесью каких-то непонятных химических веществ рука Асоки с огромным трудом поднялась вверх. Девушка ещё раз, виновато взглянула в бездонные глаза её возлюбленного, и мягкое прикосновение оранжевых подушечек пальцев к его щеке стёрло последнюю слезу с лица Скайуокера. Сейчас Асока жизнь бы отдала лишь бы только больше не видеть этого никогда, лишь бы только не заставлять так сильно мучаться и переживать из-за неё, единственного, последнего и самого любимого человека, который остался у тогруты на этом свете. Да, пусть ломка в буквальном смысле «изломает» её, да, путь Тано будет в тысячу раз больнее, да, пусть она хоть умрёт, лишь бы больше никогда не видеть его слёзы!
Прилагая неимоверные усилия по самоконтролю в том состоянии, в котором Асока была, Тано слабо, но очень искренне и мягко улыбнулась, как будто давая Энакину поверить в его собственные утверждения о счастливом исходе этой истории, как будто давая Скайуокеру поверить в новую надежду.
Не говоря больше ни слова, и стараясь вновь взять себя в руки, генерал, тоже попытался искусственно и слабо улыбнуться ей, потому, что улыбаться сейчас по-настоящему и искренне абсолютно не хотелось, хотелось умереть, покончить с собой от того, что творилось с его ученицей по его же вине, но джедай стойко продолжал делать вид, что это абсолютно не так, ведь если он не будет сильным в их паре, то Тано просто не у кого будет искать поддержки и не на кого будет опереться в этой неравной борьбе с зависимостью.
Почти моментально успокоившись, будто ничего такого особенного здесь и не было, Энакин бережно поднял Асоку на руки и, стараясь как можно менее тревожить и беспокоить, понёс девушку в спальню. В силу достаточного опыта в этом деле из-за обилия подобных срывов и самых разнообразных ужасных случаев с Тано из-за её наркомании, Скайуокер быстро и умело привёл свою бывшую и уже абсолютно не сопротивляющуюся ученицу в порядок. Заботливо уложив тогруту на чистейшую белоснежную постель, генерал так предусмотрительно укрыл полу дремлющую наркоманку тёплым, мягким одеялом и, в очередной раз окинув ту сочувственным, полным безысходности взглядом, ласково погладил после всех страданий умиротворённо засыпающую возлюбленную по голове. Для неё на сегодня всё уже закончилось. А вот Энакину ещё предстояло обработать рану, убраться в квартире, обшарить весь дом на предмет любого рода «дурманящих» веществ, вроде того злосчастного одеколона, коим он теперь никогда не будет пользоваться, в общем, как всегда, устранить и разрешить невольно созданные и спонтанно возникшие тяжёлые последствия страшнейшей беды во всей галактике – неконтролируемой зависимости близкого существа от наркотиков.
========== Глава 11. Доза ценою в жизнь, Часть 1 ==========
После того случая прошло много дней. Трезво осознавая, что Асока опять сорвалась, Энакин с огромным трудом выпросил, буквально вымолил у совета несколько дней «отпуска» от миссий, чтобы следить за своей бывшей ученицей. Благо, тогрута достойно держалась всё это время, то ли тяжёлые последствия от произошедшего в тот раз, то ли невероятный стыд перед её возлюбленным, то ли тот самый ужас, который внушали ей слёзы Скайуокера, то ли всё сразу, заставляли наркоманку всеми силами избегать приёма хоть каких-либо дурманящих веществ. Хотя, у нее, в общем-то, не было ни выбора, ни возможности. После последнего срыва генерал особо тщательно следил за всем, что и хранилось у них дома, и поглощала или держала в руках Асока. Да и Сила как-то, видимо, была очень благосклонна к парочке мастера и падавана, таких мощных, таких затягивающих и сокрушительных ломок у Тано больше не было. В общем, всё шло своим чередом.
