- Я сказал, ты никуда не пойдёшь! И не будешь больше качаться, словно … … наркоманка!
Просто задыхаясь от собственного гнева, но пока ещё контролируя себя, джедай быстро выхватил с одной из тумбочек электронный ключ от их «дома» и поспешил удалиться из гостиной, чтобы не сорваться окончательно, чтобы не навредить Тано и не причинить ей боль.
Молниеносно выбежав на лестничную площадку, Энакин спешно закрыл за собой квартиру и, нервно тяжело дыша, зажимая болящее кровоточащее плечо рукой, как-то чисто интуитивно прислонился к двери, так, будто то, что он её подпирал, могло неким образом ещё больше поспособствовать попыткам Скайуокера остановить Тано.
Генерал слышал, как где-то там, по ту сторону, вновь подбежавшая ко входу тогрута молотила по металлической преграде руками и ногами, как в диком припадке даже кидалась на неё всем своим тощим телом, абсолютно не жалея себя. Как спустя несколько тщетных попыток выбраться наружу за наркотиком ещё больше взбушевалась и стала крушить и ломать всё вокруг, шипя, крича визжа, бросаясь разнообразными угрозами.
- Выпусти, выпусти меня немедленно или я всё здесь разнесу, сломаю, уничтожу! Или я убью себя, да, слышишь, я убью себя! – диким неистовым голосом орала Асока, словно загнанный зверь по клетке, метясь по морально тесной для неё комнате.
Она не могла справиться со злобой, переполнявшей её, она не могла справиться с болью, терзавшей её, и всё это выплёскивалась в дикую агрессию по отношению к окружению. Тано крушила и ломала каждый предмет, что попадался ей под руки, не щадя ни себя ни его, болезненно раня и режа собственное тело, но ещё более болезненно раня и режа душу всё это слышавшего Энакина.
Скайуокер лишь молча продолжал стоять под дверью, с ужасающим ледяным вздрагиванием переживая каждый новый грохот, доносившийся до него из квартиры, и уже совершенно не чувствуя, как сквозь грубые пальцы по плечу лилась кровь. Материальная кровь сейчас была ничем по сравнению с той невидимой кровью, которой за Тано обливалось всё его сердце.
В разгаре очередного грандиозного погрома за стеной на лестничную площадку вышел и толстый сосед, который уже порядком попривык к такого рода скандалам, хотя и, признаться честно, за последнее время начинал про них постепенно забывать. Гуманоид ловко повертел в толстых пальцах зажигалку, которой он собирался прикурить, раз уж всё равно выбрался из собственного жилища посмотреть на новое «представление», но вид измученного и раненного генерала заставил соседа отложить на потом его личный способ успокоить нервы. С некой долей жалости и сочувствия, мельком взглянув на истекающего кровью джедая, стойко, но бесполезно подпирающего дверь, пухлый мужчина тяжело вздохнул и без какой-либо надежды на положительный ответ, наверно чисто из вежливости, спросил:
- Может, вызвать полицию?
Его слова, его простой и краткий вопрос, на мгновение отвлекли Скайуокера, и от той бури, что творилась сейчас в их с бывшей ученицей бомжацком жилище, и от той бури, злости, раздражения, ненависти, печали и почти скорби, что творилась у него в душе. Немного придя в себя и полностью вернувшись в реальность от осознания, что гуманоид с ним заговорил, Скайуокер каким-то тоже мутным и дико усталым взглядом посмотрел на соседа.
- Не надо, я сам справлюсь, - очень измученно, крайне печально и отчаянно, но в то же время строго и гордо заявил генерал, чуть сильнее сжимая начинавшую интенсивней болеть рану, от чего пухлому гуманоиду ничего не осталось, кроме как растерянно пожать плечами и отойти чуть в сторону, чтобы закурить, давая джедаю абсолютную свободу в некого рода «подслушивании под дверью».
Тем временем внутри Асока так и не успокаивалась, развернув, сокрушив, разломав всё вокруг, Тано вдруг отчётливо поняла, что ей этого было недостаточно, да она выплеснула свою ярость от невозможности получить желаемое на всём, на чём только могла, но ломка никуда не делась. Её организм жаждал, её организм требовал дурманящие разум вещества, и она должна была получить их немедленно, хоть таблетки, хоть алкоголь, хоть что угодно, но получить.
«Опьянённая» этой идеей Тано резко рванулась на кухню, быстро потроша полупустую аптечку, лежавшую в холодильные, и хаотично поглощая все возможные, разноцветные капсулы, при этом смешивая их во рту с какими-то жидкими, слабо действующими на её лекарствами, но и этого было слишком мало, чтобы заглушить её муки, душевные и физические. Спешно прихватив с собой жалкие и почти бесполезные остатки каких-то медикаментов, тогрута ринулась по квартире дальше, тщательнейшим образом обшаривая все ящички и комоды на своём пути и чрезмерно напрягая её затуманенный мозг, обрывочными воспоминаниями о том, где в этой квартире могло быть ещё что-то наркотическое, алкогольное, галлюциногенное. Тогрута и сама не заметила, как добралась до ванной и вытащила из шкафчика над умывальником какой-то приятно пахнущий, но достаточно простой и дешёвый одеколон, в ордене не так сильно обеспечивали джедаев, чтобы они могли пользоваться дорогими парфюмами, впрочем, Энакин почти и не брызгал на себя это непонятной консистенции нечто, к огромной радости измученной девушки, которая с наслаждением заметила в составе то ли «духов» то ли средства после бритья «увесистую» долю спирта.
Радостно обняв относительно эстетического вида «бутылочку» Асока спешно направилась обратно в гостиную, нервно ломая упаковки, хаотично трясущимися руками запихивая себе за щёки и разжёвывая все возможные таблетки, капсулы, препараты, при этом без разбора запивая их теми «наркотическими» жидкостями, которые только смогла найти, и небрежно бросая пустые пластинки, банки, склянки на пол.
Девушка уже было дошла до середины комнаты, когда рот её был просто переполнен всякой дрянью, оставалось только проглотить дикую, ядерную смесь спонтанной «дозы», и наконец-то она получит долгожданное освобождение, долгожданное избавление, долгожданный и выстраданный всеми возможными пытками кайф. Ничуть не сомневаясь, Тано, кривясь от отвратительной смеси вкусов всего этого набора разнообразного непонятно чего, сделала усилие, чтобы направить дурманящие разум вещества внутрь, обильно поливая их сверху дешёвым одеколоном. Больно обжигая горло девушки, вещества двинулись в указанном направлении, но не дойдя и до середины груди, тут же были отторжены измученным организмом наркоманки.
Резко почувствовав острую нестерпимую боль внутри и мерзкий, сродни рвотному позыву, спазм, Асока, вся скукожилась, словно старый рваный ботинок и обессиленно, почти теряя сознание, плюхнулась на пол, выплёвывая её «драгоценный кайф» обратно на пёстрый новенький ковёр, задыхаясь, даваясь и кашляя. Но, несмотря на то, как плохо, как ужасно, как отвратительно и мучительно всё это было, Тано продолжала и продолжала попытки получить хоть какую-то толику счастья и наслаждения от доступных на сегодня для неё «наркотиков». Частями сплёвывая всю эту нереальную смесь, чуть ли не с кровью от её страдающего горла, тогрута продолжала и продолжала пичкать себя очередными порциями единственного оставшегося у неё одеколона, стараясь проглотить как можно больше, стараясь уловить или уцепить от него хоть грамм пьянящего забвения, но это лишь вызывало новые и новые спазмы, заставляя девушку ещё сильнее кашлять, а её организм ещё обильнее выталкивать обратно неестественное для него пойло.
С каждым новым разом, с каждым новым глотком отвратного напитка, с каждым новым хриплым вздохом и давящимся подступом кашля тогрута всё сильнее чувствовала слабость и боль, всё больше теряла контроль и над своим сознанием, и над своим телом. Спустя всего пару минут «насилования» себя этим низкокачественным, отвратным одеколоном, тогрута уже не могла ни стоять на четвереньках, ни нормально дышать, от чего, лишь видя, как всё плывёт перед глазами, в некой дикой, безумной эйфории боли и страданий духовных и физических, просто немощно рухнула на пол, подле лужи выплюнутой обратно смеси, с каким-то неадекватным, диким, придурковатым взглядом и улыбкой, обнимая, комкая, раздирая заляпанный лекарствами ковёр. Тано уже не соображала, что творила, она уже не соображала, вообще ничего, в том числе и как сильно опустилась из-за своей зависимости, ей это было не важно, всё не важно, она больше не походила на нормального здорового гуманоида, сейчас она была похожа скорее на некий неспособный ни думать, ни осознавать, ни вообще хоть что-либо делать овощ.
