Скайуокер быстро отошёл от Тано и направился к столу, разделявшему кухню и гостиную. Теперь уже более спокойно и весело продолжая придаваться воспоминаниям о прошлом, Энакин с улыбкой взял стакан из новоприобретённого набора посуды и налил себе немного воды из такого же недавно купленного фильтра. Всё должно было выглядеть так, будто его ничто не волновало – тогруте сейчас было явно не до его слишком запоздалых угрызений совести о «совращении малолетних». Да и раз генерал твёрдо решил остаться с Асокой, он сам должен был справиться с проблемами разницы в возрасте и совести, в конце концов, мужик он или нет? Хотя… Судя по тому, что он себе вообще позволил спать с бывшей ученицей… Нет, вот об этом думать сейчас не хотелось.
Наполнив небольшую стеклянную ёмкость жидкостью, Скайуокер отпил немного воды и продолжил рассказывать Тано что-то из их прошлой жизни. Почему-то генералу где-то глубоко-глубоко в подсознании казалось, что это положительно повлияет на так много пережившую тогруту, возможно, заставит забыть обо всей этой истории с наркоманией, как о страшном сне и даже вернуться в орден. Вот чего джедай действительно хотел.
Однако ни его прикосновение, ни его весёлые, слегка глупые речи о былых миссиях, абсолютно никак не тронули Асоку. Девушка, казалось, сейчас пребывала где-то в своём мире, мире, плавно перетекающем от безмятежной радости к сильному раздражению и физическим страданиям. Ещё когда Тано внезапно остановилась посреди гостиной, она почувствовала лёгкую тревогу и некий дискомфорт где-то внутри собственного тела, однако отчаянно старалась гнать эти ощущения и даже мысли прочь, безмолвно убеждая себя, что ей просто почудилось. Но, увы, к огромному сожалению тогруты, сие ничуть не утешительные симптомы оказались реальными, и с каждой секундой девушке становилось всё хуже.
Не в состоянии спокойно переносить накатывающее на неё постепенно ухудшение самочувствия, Асока нервно обняла себя за плечи, когда Энакин отпустил её и, как можно правдоподобнее изображая, что слушает его, уселась на диван. Тано действительно самоотверженно пыталась проявлять внимание к тому, что говорил ей её бывший мастер, но неприятные, сначала премерзко щекочущее, а потом болезненные «судороги» сводящие каждую мышцу, настолько сильно отвлекали тогруту, что та уже не могла даже просто поддакивать учителю. Панически пытаясь не сорваться, не позволить этому состоянию выйти из-под её контроля, проявиться как-то явно внешне, Асока нервно подняла с дивана декоративную подушку и, крепко сжав её в руках, стала слегка покачиваться на месте взад-вперёд. Тано казалось, что эти незамысловатые, почти незаметные движения приносили какой-никакой эффект в избавлении от предстоящих мучений, на мгновение девушке даже стало немного лучше, но нет, ничто не могло спасти её от приступа очередной подступающей ломки.
Тогрута слушала генерала сквозь какую-то туманную пелену сознания, чувствуя, как сильно всё её естество жаждет наркотика, как болезненно и мучительно сжимает и выворачивает каждую клеточку её тела, как к пересохшему от жажды горлу подступает тошнота, а ноги чуть немеют от слабости. Чувствовала всё это, продолжая отчаянно мять пальцами спасительную подушку. Но как бы сильно девушка не вдавливала их в слегка шероховатую ткань, симптомы не проходили. Они лишь становились ещё сильнее и невыносимее. Каждый звук, каждый шорох уже начинал раздражать Тано, каждая мелочь, каждая ерунда злить её, от чего тогрута уже даже потеряла какой-то внешний самоконтроль, абсолютно не замечая, как явно она полу извивалась от неприятный физических ощущений по всему телу.
Кажется, её судорожные движения заметил и Энакин. Настороженно взглянув на свою, абсолютно ничего не отвечающую собеседницу, Скайуокер нахмурился, подозревая неладное.
- Что-то не так? Тебе плохо? – тут же свернув рассказы о некой ерунде, обеспокоенно поинтересовался генерал, вот только бывшая наркоманка его уже не слышала.
Чаша её терпения слишком быстро переполнялась от всех раздражающих факторов, и в какой-то момент Тано просто не выдержала. Её пальцы ожесточённо впились в несчастную подушку, словно когти хищника вонзаются в добычу, и тогрута в один момент дерзко разорвала «мешочек, набитый мягким содержимым».
- Опять это начинается… - едва ли не плача, сквозь мучительные «судороги» простонала тогрута, абсолютно не обращая внимание, как пух и перья из разорванной подушки дождём посыпались на неё и по сторонам.
Видя, сколь критичным было состояние Тано в данный момент, страдающей и беспомощной перед страшным мучением Тано, генерал тут же взволнованно поинтересовался:
- Я могу чем-то тебе помочь?
Джедай молниеносно сорвался с места и уже через мгновение оказался подле Асоки, вот только что он мог предпринять в данной ситуации, Энакин толком не знал.
Как-то почти игнорируя присутствие Скайуокера в комнате, Тано нервно осмотрела себя, всю, будто снегом, засыпанную перьями. Они легко и мягко касались её зудящей, словно горящей кожи, вызывая ещё большее лёгкое щекотание. Возможно, в другой ситуации это было бы достаточно приятно, но только не здесь и не сейчас. Явно сочтя пух и перья из подушки лишними на себе «аксессуарами» и фактором совершенно раздражающим, тогрута хаотично стала стряхивать с собственного тела весь этот мусор с такой резкостью и грубостью, как будто её сейчас покрывали примерзкие, кусачие насекомые.
Быстро вскочив с дивана и чуть ли не сдирая вместе с кожей с себя содержимое подушки, Асока раздражённо, напугано, слишком эмоционально закричала в ответ:
- Нет, нет… Ты не сможешь, никто не сможет! – продолжая и продолжая отряхиваться от пуха и перьев, Тано отчаянно упёрлась руками в грудь Энакина. Ей было плохо, мерзко отвратительно, до боли неприятно и физически, и морально. Она боялась сорваться, боялась не оправдать его ожиданий, боялась разочаровать самого дорогого и близкого ей человека вновь. И одновременно совершенно не хотела, чтобы он опять видел её такой, чтобы он опять переживал это с ней, чтобы он отвернулся из-за этого от неё, - П-просто уйди… - буквально силой выталкивая Скайуокера из комнаты, жалобно взмолилась бывшая наркоманка, - Оставь меня одну! Я должна сама справиться! – кричала и кричала, смотря обезумевшими глазами на бывшего учителя, она.
Не совсем понимая, что происходит с Тано, и почему та столь сильно отрицает возможность его помощи, возможность его поддержки, саму даже возможность его присутствия рядом с ней в данный момент, генерал попытался было что-то возразить, двинувшись вслед за куда-то нервно пятящейся тогрутой:
- Но, Асока…
Однако девушка лишь в ответ засыпала его ещё более громкими и жалобными мольбами, граничащими то ли с приказным тоном, то ли с какой-то неадекватной истерикой:
- Я сказала, нет! Уходи, пожалуйста, уходи, и закрой дверь! Оставь меня одну! – неловко идя назад, в сторону спальни, вместе с недоумевающим от всего происходящего джедаем, Асока из последних сил буквально вытолкала его прочь из комнаты, которую тут же поспешила за собой затворить. И, слёзно прижимаясь к двери, продолжила неадекватно говорить фразы то ли Скайуокеру, то ли уже самой себе, - Я выдержу, я должна справиться! Я не хочу и не буду больше принимать наркотики… Не хочу и не буду! – вместе с этими предложениями от одновременной ломки и истерики Тано медленно развернулась к громко щёлкнувшей закрывшимся замком металлической перегородке и беспомощно сползла по ней вниз, усевшись прямо на пол и просто залившись горькими слезами.
Чуть покачиваясь, тогрута продолжала безутешно плакать, от невыносимых, мерзких ощущений по всему телу, легко бьясь затылком о запертую дверь, только и это, как и всё остальное, ей абсолютно не помогало. На мгновение в глазах Асоки вдруг помутнело, голова закружилась, и Тано резко рванулась вперёд, чувствуя, как горлу подступает очередной приступ тошноты. Невольно встав на четвереньки, девушка глубоко вдохнула ртом воздух, радуясь, что её так и не вырвало, и пытаясь хоть немного прийти в себя. Звенящая где-то в монтралах тишина и мутная пелена, которые бывают обычно перед потерей сознания постепенно начинали отступать, а на смену им приходило безудержное желание принять наркотики, доводящее до изнеможения раздражение, и физическое и моральное, мощнейший прилив сил и дикая ярость.