«Грибы, опята-сентябрята…» Грибы, опята-сентябрята, воинственно штурмуют пни. На серый ерик села кряква, пугливо спряталась в тени. И стылый ветерок, смелея, заигрывает с камышом. Тридцатой осенью своею, как прежними, я поражён. Я бегал здесь мальцом когда-то, у этих тихих берегов. Неумирающие даты поры далёкой, дорогой. Бежали годы суетливо, песка в затоны нанесло… Под шум простоволосой ивы о детстве думаю светло. Я говорю себе: те дали видны всегда годам назло. И становлюсь сентиментальным в хорошем смысле этих слов. Ну кто же не вздыхал украдкой средь обступивших душу бед над невозвратностью тех кратких, смешливых, босоногих лет? Какая радость, что он вечен – тот мир!.. И будет дивно жить, пока на зорьке к этой речке мальчишка с удочкой спешит. С улыбкой глянет он на иву… А ты гадаешь, боль тая: мол, что важней для бытия – его недолгая наивность иль взрослость долгая твоя?.. 1976 «Красный лист, осенний знак…» Красный лист, осенний знак, – на высокой ветке дуба. В чёрный за́мерший дубняк залетает ветер грубо. Но тверды бугры коры… Пооббив в досаде локти, вестник стынущей поры чертыхается и глохнет. Можно палые листать – память смирную о лете – но попробуй-ка достать этот крепкий лист последний! Будто флаг в дыму атак, пусть и крепость уж сдаётся, на вершине остаётся красный лист, как дерзкий знак!.. 1976 «Тепла у погоды не просим…» Тепла у погоды не просим: обмёрзшие ветры в лицо. Кончается ясная осень, как сказка с печальным концом. И тает – постой же!.. – но тает последняя зелень травы. Как вдох, над землёй замирает холодная высь синевы. Проплыли пролётные птицы, и хочется в эти деньки не умничать, не суетиться, а просто стоять у реки. А просто – пойти по аллее, где завтра задует пурга, где клёны стоят, как олени, подняв золотые рога. И ждать первый снег, словно друга, – душа обновилась вполне: и злоба, и зависть, и мука сгорели в осеннем огне. 1975 «Исчезло лето восвояси…» Исчезло лето восвояси, и, от разлуки загрустив, костром высоким вспыхнул ясень средь равнодушных серых ив. Затрепетал, листвой заплакал: давно не ласкова заря… И в желтых листьях, как в заплатах, под ним усталая земля. Октябрь! Златою сединой блестит осокоря верхушка. Печаль, осенних дней подружка, подружит, видно, и со мной. Ещё лесок за Волгой рыж, и взгляд реки спокойно-синий, но по утрам на склонах крыш серебряно искрится иней, и как-то пусто во дворе. Под лавкой кот о лете тужит. Словно букашка в янтаре – листок внутри замёрзшей лужи. Октябрь! Он вроде брата мне: любезный друг и собеседник. Он грустью душу мне засеет. А всходит радость по весне!.. 1976 «Легко слетает с лип листва…» Легко слетает с лип листва. По ней бродить весь день отрадно. Но горизонта тетива натянута так беспощадно! Ещё момент, ещё чуть-чуть, еще как будто есть надежда, но – полетят, не дав вздохнуть, на землю стрелы первоснежья! И вмиг – иное на уме, на сердце новая отрада. Ты улыбаешься зиме, как будто так оно и надо. И, дело тайное верша, в который раз, на удивленье, не плачет, а поёт душа над вечным чудом обновленья. 1977 Метель …И звёздной высоте сиять теперь не скоро. Метель, метель, метель заполонила город! Ледышками звеня, гуляет и скандалит зима, зима, зима морозно-молодая! Скучаешь – нос в стекло, потом чаёк, постель. Не слишком ли тепло? А ты шагни в метель. Проспект огнями жёлт, моргают этажи. Ох, зимушка!.. Держись – до сердца обожжёт! Крутей она, лютей, пощады нет, прощенья. Как взрыв и очищенье – метель, метель, метель. 1979 |
