– Бог с ними, с тётками, – сказал моногамный Савойский, – мы по делу приехали. Нам нужна поддержка и помощь родины, смекаешь? Как у нас тут в консульстве, опытные бойцы?

– О начальстве или хорошо или ничего, – сообщил Серёга, – такие у нас правила. Нарушать я их не могу, а потому скажу, что наш Пал Петрович – человек просто золотой. Всех знает, всё решит, ни о чём не забудет. А забудет – есть зам Сергей Стрижаков, получается мой тёзка. Он, собственно, вами конкретно и будет заниматься. Вы молодцы, что лещей не забыли. Тут их днём с огнём не сыщешь. А «Стелла», в принципе, пиво неплохое.

– Нормальное пиво, – Савойский приложил горлышко тёмной бутылки к губам, слегка запрокинул голову и стал похож на горниста из какого-то пионерского фильма.

Навстречу слева и справа летели посёлки, крохотные городишки, кластеры финиковых пальм. Неожиданно открылось водное зеркало моря.

– Скоро будем, – объявил Серёга, и, действительно, без всяких предупреждений и как-то сразу перед ними открылся Порт-Саид.

В «Норасе», интер-отеле, раскинувшем вдоль береговой линии свои двухэтажные белые корпуса с просторными лоджиями, путешественников ждали.

Директор гостиницы, миниатюрный сухонький араб с гордо откинутой птичьей головкой, был похож на Тускуба, отца Аэлиты, из одноимённого немого фильма 20-х годов, виденного Карагодиным по телевидению в программе «Шедевры кино». Второй – вылитая копия толстого визиря из мультипликационного фильма «Золотая антилопа» с носом картошкой, которого Карагодин инстинктивно окрестил Саидом Петровичем, – было в его аморфных чертах что-то пролетарско-славянское.

Путешественники и гостиничные начальники стояли тет-а-тет, словно готовясь начать некий танец. Серёга стоял между ними и был похож на капельмейстера, капельдинера и хоккейного рефери одновременно.

– Dear sirs, – сказал он. – Meet our guests from Russia.

– You are welcome, dear sirs. We are very pleased… – Тускуб прочирикал ритуальное приветствие, и вперёд выступил Саид Петрович. Он приятно удивил гостей уже тем, что вполне сносно говорил по-русски. Но вот с чего он начал приветственную беседу – их ошарашило. Изготовив маленькую записную книжечку в папирусном переплёте и золочёный карандашик, визирь спросил, употребляют ли уважаемые господа алкогольные напитки. Карагодин едва не принял это за шутку, пусть неуклюжую, но вполне подходящую для гостей из России, и уже было приготовился поощрить её деликатным смехом, однако вовремя сдержался. Серёга хранил выжидательную паузу, Тускуб неожиданно чирикнул:

– It’s very important.

Смекалистый Савойский коротко ответил за двоих:

– Употребляем.

Визирь черкнул в записной книжечке. Поинтересовался, какие именно напитки господа предпочитают.

– А какие есть? – быстро спросил Савойский.

Оказалось, что выбор невелик: три вида сухого вина – красное, белое и розовое, а также пиво.

– «Стелла»? – проявляя знакомство с местным репертуаром, поучаствовал Карагодин.

Саид Петрович расплылся в улыбке, видимо, довольный тем, что известность местного бренда распространяется до далёкой России. Снова черкнул в книжечке. Продолжил опрос: что именно и какое количество члены делегации планируют употребить.

– It's very important, – снова чирикнул Тускуб.

Карагодин решил довериться опыту компаньона, который провёл в уме какие-то таинственные вычисления и сказал:

– Бутылку красного, бутылку белого, бутылку… розового.

Дождался, когда визирь сделает свои заметки, решительно закончил:

– Шесть бутылок «Стеллы».

– Карашо-карашо-отлично.

Саид Петрович обратил свою улыбку на Карагодина.

– Аналогично, – сказал тот.

Визирь понимающе игранул кустистыми бровями, поставил точку.

– Это в обычные дни. Но у нас будут приёмы, – важно добавил Савойский, – тогда, конечно, больше.

Визирь несколько секунд смотрел на Савойского озадаченным взглядом. Повернулся к Тускубу, что-то сказал ему по-арабски. Тускуб задрал подбородок в зенит. Казалось, он вот-вот завалится на спину.

– Я вас правильно понял? – Саид Петрович стал тыкать в книжечку карандашиком: – Бутылка красного вина, значит, две бутылки красного вина…

– Это в обычные дни, – удивлённый туповатостью визиря, повторил маэстро. – Но у нас будут приёмы, разные важные гости.

– Карашо-карашо-отлично… – теперь визирь всё понял правильно. В его взгляде странным образом смешивались уважение и ужас.

Коттедж компаньонов располагался на береговой линии моря. Тёмноликий гостиничный служка, который споро втащил баулы гостей на второй этаж, откланялся. Серёга получил обещанного леща, действительно истекающего прозрачным жиром, и несколько раз сглатывал слюну, пока упаковывал показательную рыбину в коричневую бумагу… План первого дня был составлен с учётом тягот перелёта, необходимости почистить пёрышки, отдохнуть, привести себя в порядок перед возможной встречей с консулом и его заместителем. Савойский позвонил по выданному Серёгой телефону в консульство.

Узнав, кто на проводе, секретарша мгновенно связала долгожданного гостя с Пал Петровичем.

– Ну, слава богу, приехали, – услышал Карагодин радостный мембранный голос, – мы вас просто заждались!

Савойский поблагодарил консула за прекрасную организацию встречи и обустройства, дипломатически сообщил, что должен передать из города-побратима кой-какие посылки, и если Пал Петрович и его зам располагают временем, сделать это было бы очень удобно вечером, часов в восемь, в их делегатском номере. Савойский вернул трубку на аппарат и выглядел победно.

– Чувствую, наши люди, – подытожил он. – Ну что ж, будем готовиться.

Довольный Серёга отбыл по своим служебным делам, ещё раз подтвердив, что за ним выезд на какой-то особый пляж для шашлыков и купанья.

Компаньоны расположились на просторной лоджии, меблированной дачным комплектом из плетёного ротанга – столик и пара низких кресел, – выставили на столик остатки «Стеллы», фирменные гостиничные бокалы, и обратили взоры на раскинувшуюся перед ними панораму. Над спокойным бирюзовым морем висела безмятежная пара красивых облаков. На горизонте просматривалась вереница далёких кораблей, видимо, ожидавших очереди для прохода через канал. На песчаный пляж накатывала мелкая волна, оставляя на его кромке изменчивую линию буро-зелёных плавучих водорослей и мелкий морской мусор, до поры неразгаданную осциллограмму бесконечных посланий Посейдона прозаическим богам земной тверди.

В небольшом отдалении от берега плыла живописная фелюга с охряно-красным косым парусом. Разрушать эту романтическую картину словами не хотелось, и потому компаньоны молчали.

Карагодин вспоминал теперь уже далёкую юность, в которой ранним январским утром он так же смотрел на это же море с балкона белоснежной александрийской гостиницы «Софитель Сисиль», вглядывался в контуры крепости Кайт-Бей, мысленно верстая в панораму гавани картинку канувшего в Лету Александрийского маяка, слушал шёпот редкой волны, удары своего молодого сердца, резкий крик пикирующей на водную гладь чайки. Это было волшебное путешествие с отцом и сестрой по Египту – Каир, Асуан, Луксор и Александрия. Отец вышел на пенсию и приобрёл путёвку по этому экзотическому в те далёкие 70-е года маршруту. Первая поездка Карагодина за рубеж. «Как мгновенно пролетели… годы!» – на миг изумился он. Припомнил прочие разнообразные города и веси, где ему выпала судьба бывать, лица, лица, лица, сотни, тысячи лиц, полустёртых временем, лишённых имён и с трудом проступающих из древних слоёв воспоминаний, лиц вполне узнаваемых, из достаточно обозримого прошлого и, наконец, отчётливые, полные красок лица соратников по жизни.

В который раз поразился свойствам памяти, которая, как некая виртуальная лупа, детализирует события жизни, меняет временной масштаб, и вот в каждом малом мгновении проглядывает вполне полнокровная жизнь, где есть всё: встречи, разлуки, надежды, разочарования, росные травы и ласточкины гнёзда на речном крутояре. И от этого так сладко замирает сердце.