С тех пор минуло порядочно лет, отношения прошли положенные стадии и, возможно, стёрлись бы до закадычной дружбы, если бы не эти спорадические приступы волшебной аритмии, так мгновенно и чудно оживляющие нерв чувства.

– Ну, рассказывай, бродяга, что там у тебя за проекты.

Голубые сполохи от «Кюрасао» в бокале Дарьи бродили по стенам гостиной, и Карагодин, уже ополовинивший свой бокал, вещал, распаляясь от фразы к фразе. Витийства Карагодина Дарье нравились, в них был масштаб и вера в успех, без которых мужчины в плоскости её симпатий не удерживались.

– Вот такие пироги, – наконец закончил он, потянулся было к ликёрной бутылке и обнаружил, что она почти пуста.

И почувствовал, что в организме идёт какая-то странная реакция – возможно, «Кюрасао» вступил во взаимодействие с «Абсолютом» и «Араратом».

– А можно я на полчасика прилягу? – неожиданно робко попросил он.

– Дамский вопрос, – улыбнулась Дарья. И это было последним, что слышал Карагодин, проваливаясь в тёмную бездну алкогольного небытия.

Встреча с Савойским была запланирована на платформе станции метро «Войковская». За пыльноватым стеклом вагона пролетали жгуты каких-то кабелей, проложенных по стенкам туннеля метро, которые периодически сменялись групповыми портретами граждан на платформах. Граждан становилось всё меньше и меньше. Тройная доза совершенно чумового по крепости эспрессо, которую обескураженная каким-то несостоятельным визитом Карагодина приготовила красавица Дарья, оказала странное действие. Абстинентных страданий он не испытывал, но пребывал в состоянии какого-то странного ступора. Вагон болтало, Карагодин с неизменной походной сумкой по прозвищу «такса» через плечо вглядывался сквозь пыльное стекло вагона в пролетающие за ним конструктивы туннеля и, загипнотизированный их мельканием, перестуком колёс, опомнился лишь тогда, когда услышал:

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Водный стадион».

Поезд дёрнулся, стал набирать ход, и перед Карагодиным проехало растерянное лицо Савойского, который, согласно договорённости ожидал его на платформе станции «Войковская». «Идиот!» – внутренне крикнул Карагодин, мгновенно мобилизовался и дал Савойскому сигнал: хлопнул себя в грудь и показал рукой с растопыренными пальцами, чтобы тот оставался на месте.

В ответ Савойский, понявший ситуацию, погрозил другу кулаком, и стало понятно, сигнал принят.

– Ну ты даешь, – сказал Савойский, когда через пять минут Карагодин, тяжело дыша, выскочил из вагона встречного направления. – Совсем спятил.

– Звиняйте, дядьку, – пытался шутить Карагодин, – замечтался.

– Понятное дело – сам такой. Ты как?

– Да вроде нормально, выпил у приятельницы три чашки кофе, и вроде нормально.

Савойский хмыкнул:

– Ну, это ненадолго. Так, поверхностная терапия. Погнали, времени в обрез.

На Речном вокзале схватили такси, погрузили походный скарб в багажник, устроились на заднем сиденье. Помчались сквозь снежные вихри.

Савойский деловито покопался в сумке, извлёк оттуда бутылку «Арарата» и два пластиковых стаканчика.

– Держи.

Карагодин покорно взял посудинку, легкий пластик визуализировал отчётливый тремор. Савойский плеснул по стаканчикам коньяку.

– Ну, давай, казанова, это тебе не эспрессо у девочек распивать. Это почище «Фауста» Гёте будет.

Снежные вихри, как по мановению руки, утихли, машина летела по ночному Ленинградскому шоссе, на сердце Карагодина стало хорошо и покойно.

Савойский выудил из волшебной сумочки целлофановый пакетик с нарезанным тонкими кружками лимоном. Закусили.

– Не верю я им, – как бы продолжая прерванную беседу, сказал Савойский, – не может быть, чтобы в портовом городе был сухой закон. Нет никакой логики.

– Сёма окончил факультет международных отношений МГИМО, – сказал Карагодин, – он-то знает.

– Ну, хорошо, пусть Сёма окончил. А Петруха, он тоже МГИМО окончил? А ведь громче всех орал: на контроле всё отберут! А вот Короляш мыслит правильно: консульство наше, и законы там наши.

– Главное, чтоб человек с билетами не подвёл.

– Я тебя умоляю, – сказал Савойский и плеснул по стаканчикам очередную порцию.

Человек не подвёл. Едва путешественники освободились от сумок и соорудили из походной поклажи компактную горку рядом с означенным в качестве места встречи сувенирным киоском в зале отлёта, как рядом образовался мужчина в неброской, но добротной кашемировой куртке болотного цвета, деловито спросил:

– Нормально доехали?

И, не дожидаясь ответа, протянул Савойскому два евроконверта с клеймом «Аэрофлота».

– Вот билеты.

Какое-то очень обыкновенное лицо человека, дежурная интонация, с которой он произнес заветное «вот билеты», тормознули естественные реакции путешественников.

– Что-то не так? – спросил мужчина.

– Всё так! – собрался Савойский. – Просто не верится, что всё так! Мы же кучу времени потратили…

– Да я в курсе, Марья Алексеевна рассказывала. Нужно было сразу обратиться… Это у вас там перегибы на местах. А на самом деле всё просто.

– Игорь Васильевич, – Савойский проворно снял с поклажи пластиковый пакет, – душевно вам благодарен.

– Не стоило беспокоиться, – уже знакомым дежурным тоном сказал тот и пакет принял. – Удачного полёта, ребята, и успехов в делах.

– Слава богу, – сказал Карагодин, – летим.

– Кто бы сомневался, – обретая обычную уверенность, сказал Савойский. – Народ знает своих героев.

– И любит, – не удержался Карагодин. – А что там было, в пакете?

– Да так, ерунда – флакон «Наполеона».

– И всего-то?! – изумился Карагодин. – Есть же хорошие люди на белом свете.

– Конечно есть, но их нужно знать. Ну, давай, по единой, время позволяет.

Таможенный контроль проходили под приличными парами, в благодушно-приподнятом настроении. Савойский вывалил на стойку симпатичной таможеннице пяток красивых стеклянных баночек с изображением белуги на синих крышках, развязно сказал:

– С днём рождения, красавица.

Та рассмеялась.

– Вы что, уже празднуете? Не рано начали?

На пограничницу в стеклянной будке смотрели матовыми глазами, на вопросы отвечали отстранённо, по-военному коротко. Ситуацию понимали и контролировали. В duty free опять накатила новая волна ребяческой дурашливости, пытались смешить продавщиц. Однако покупать ничего не стали. Зачем? Душу грел убережённый от разрушительной дегустации запас «Арарата».

Когда самолёт набрал высоту и путешественники освободились от неудобных ремней безопасности, соседка Карагодина сняла чёрные наглазники, в которых пребывала с начала полёта, и ему открылось лицо тёмноглазой особы, приятное, но без каких-либо особых претензий. «Милая девушка, – подумал он, – но до Дарьи далеко».

– Летим, – неожиданно для себя сказал он. Девушка деликатно улыбнулась, и это несложное мимическое движение запустило в Карагодине некую привычную поведенческую программу. Он ощутил себя бывалым джет-сеттером, галантно предложил:

– Хотите, я угадаю, как вас зовут?

– Таня, – сказала девушка и прыснула в кулачок. – Хотела сказать «да», а получилось…

– Чудно получилось, Танечка. – Карагодин легко преодолел барьер формальных ритуалов. – А я вот думал, какая странная дама, закрылась от мира наглазниками. Знаться ни с кем не желает.

– Ну, не придумывайте! Просто устала от московской суеты. А сегодня… просто ужас. Всем позвонить, со всеми попрощаться. Целый месяц была в Москве, а времени как всегда не хватило. А вы…

– Дима, – весело сказал Карагодин, – только не вы, а ты.

– Я так сразу не могу… – зарделась Таня.

– Танечка, вы меня удивляете! Мы летим на такой скорости… всё должно происходить соответственно! Быстро!