Иное дело ехать на «вертушке» домой. Когда служба уже позади и от него, долгожданного дома, отделяет только одно – расстояние, тут каждая остановка не то что мука, а нож острый в сердце. А случись подольше заминка, так вовсе кровь в жилах закипает от нетерпения и злости. Не хочется ни есть, ни пить, ни разговаривать; даже смотреть за окно не хочется. Мука! Адская мука! И только одно желание: скорее бы тронуться с места. Лишь бы как-нибудь, пусть еле-еле, потихоньку, но двигаться вперёд, сокращая и сокращая расстояние – последнюю отделяющую от дома преграду.

Закончив начатые ещё на перроне обсуждения прощания с батареями, ротами, взводами, Санька и его спутники будто впали в транс. Они вдруг резко ощутили, насколько медленно движется состав. За последние недели, дни тягостных ожиданий растратив последние эмоции, ребята сидели теперь молча. Слов больше не осталось. И только однажды, когда за окном стали угадываться первые признаки рассвета, станичник Славик бесстрастно произнёс:

– Едем как на быках.

– А ты на них ездил? – явно сдерживаясь, чтобы не нагрубить, сквозь накатывавшую пелену дрёмы сурово спросил Игорь.

– Бабка всегда так говорит, – нехотя пробасил Славик.

Никто из ребят разговора не поддержал. Кто-то из них дремал, кто-то просто делал вид, что дремлет. В душах и мыслях воцарилась невероятная пустота.

Первым очнулся Игорь. Потёр пальцами глаза, ладонями хлопнул себя по щекам, сгоняя неприятное полусонное оцепенение. Только после выглянул за окошко. На улице рассветало.

Услышав оживление со стороны Игоря, друг за другом стали просыпаться остальные ребята.

– Небось, в Эрфурте только? – недовольно спросил Вовка выглядывавшего в окно товарища.

– Эрфурт проехали. Что-то не пойму, где мы есть…

– Веймар. Пригороды. Вон там, за Бухенвальдом, наш лагерь стоял, когда машины сдавали. В Союз отправляли, – пояснил Санька, пристроившийся у окна рядом с Игорем. – Двигаемся, потихоньку, но двигаемся.

Поезд действительно катил по пригородам легендарного Веймара, бывшего некогда столицей Веймарской республики. Именно в нём пятьдесят лет прожил знаменитый немецкий поэт Гёте. И здесь – в Веймаре – палач Гитлер построил в тридцать седьмом «фабрику смерти» – концентрационный лагерь Бухенвальд, в застенках которого с тридцать седьмого по сорок пятый год погибло около шестидесяти тысяч человек. И только советские солдаты смогли потушить дымящие зловещим дымом печи лагерного крематория.

Сейчас никто из ребят об этом не думал. Каждый из них прислушивался к равномерному стуку колёс о стыки рельсов. Ну почему же он такой редкий – этот стук: «До… мой! До… мой! До… мой!»

Народ в вагоне постепенно просыпался. Мимо купе начали взад-вперёд проходить увольняемые в запас военнослужащие. Слышались возня, шум, возгласы.

– Ур-ра! Домой!

– Всё, теперь назад не вернут!

– Снег, мужики! Снег! Классно же!

За окном и вправду лежал первый, только что выпавший кипенно-белый снег. Для этой местности, учитывая число и месяц на календаре, а также особенности климата, не ахти какая, но редкость. По крайней мере за предыдущие два года никто его в такое время не видел. А тут… Снег словно обновил всё вокруг: скрыл грязную пелену осени своим нарядным, пушистым покрывалом, давая людям возможность заново оставить следы в этом мире. Как символичен он был для тех, кто ехал в «дембельском» поезде! В прошлом для них остались бессонные ночи в караулах, вонь сушилок, липкая грязь полигонов и жестокие драки. Всё словно бы скрылось и навеки осталось там – под чисто-белым снегом первой осенней пороши. А впереди новая жизнь, новые по ней следы, которые каждый из них обязательно оставит. Слава снегу! Слава «дембелю»!

– Смотрите, десантники! – позвал выглядывавший в окно Серёга.

Действительно. С левой стороны по ходу движения поезда тянулась кажущаяся бесконечной шеренга военнослужащих. Начёсанные шинели, голубые погоны, нарядные аксельбанты из шёлковых парашютных строп, «дембельские» чемоданы у ног.

– Точно десантура! «Дембеля»! – Ребята приникли к окошку вагона, стараясь разглядеть лица стоявших в ожидании солдат. Может, будет кто-то из знакомых?

– Маталкин! – Санька проговорил эту фамилию машинально, увидев рослого старшину-десантника. – Маталкин, – тут же ещё раз повторил он. Все подхватили:

– Где?

– Не может быть!

– Точно он!

– Старшина! Ни фига себе!

Маталкина знали все, потому что на службу, в Германию, ехали вместе. Разлучили их только на пересыльном пункте в Веймаре. Куда он дальше попал служить – было неизвестно. И вот здесь же, в Веймаре, спустя два года они узнали в бравом десантнике своего товарища. Знали-то его все, но только Саньке был он одноклассником. И Голикову даже не поверилось, что такое может быть. Он протёр глаза. Да нет, точно не сон!

Поезд еле двигался. Вот-вот должен остановиться, где-то рядом перрон. Но Санька не стал ждать. Сбросив шинель, протиснулся к тамбуру и, на ходу спрыгнув, побежал назад. Уже через несколько минут они в дружеском приветствии обнялись с Маталкиным.

– Где служил? Как? Что?

– Майнинген. Десант.

– Я в Ордруфе. Артиллерия, водитель. Надо же! Рядом, все два года рядом, и не знали!

– В Эйзенахе бывал часто…

– Да ты что! Мы там на боевом дежурстве стояли. Десантуру сто раз видели, общались. У них казарма рядом с нашей.

– Ну да. Там я и бывал.

– Эх, тёзка, вот судьба! Два года рядом, и не виделись!

– Ну, чего теперь… Теперь домой!

– Как там? Давно письма получал?

– Недавно. Но отвечать…

– Сам такой. Перед «дембелем» не больно на письма тянет…

– Санёк, Санёк!.. – вдоль уже остановившегося поезда спешил Игорь. – Там наших строят. Прапор увидел, как ты спрыгнул, ругается теперь.

– Иду. – Санька попрощался с Маталкиным. Того тоже позвали в строй.

Казалось, что служба изо всех сил старается удержать этих молодых крепких ребят. Не сдаётся.

Санька и Игорь вместе поторопились обратно к своим. Вдали уже был виден строй. Снег радостно скрипел под подошвами их парадных ботинок. Запыхавшись, подошли.

– Товарищ прапорщик, разрешите стать в строй?

– Становитесь, – спокойно и даже несколько вальяжно проговорил невысокий коренастый Кутяк. Пока Санька и Игорь пополняли шеренгу, добавил: – Голиков, ты ещё не на гражданке! Хочешь, верну в часть? Уедешь домой на Новый год…

– Не надо, товарищ прапорщик, – на ходу поморщился Санька. Но по тону старшего по званию понял, что тот совсем не собирается выполнять угрозу.

И всё же Кутяк посерьёзнел. Всегда лёгкая, загадочная, а иногда ну просто элегантная улыбочка на его лице с крупными выделяющимися скулами и большим, правильной формы носом сменилась озабоченностью и беспокойством.

– Ехать нам далеко, – тихо сообщил он стоявшим в строю солдатам. – Если кто-нибудь ещё раз, не дай бог, попробует сделать то же самое, что сделал Голиков, то… – Кутяк для убедительности сжал правую ладонь в огромный кулак, погрозил «дембелям». – Больше предупреждать не буду. Сразу в пятак! Ясно? – Последний вопрос он задал почти примирительным тоном. Понимал, что для ребят служба закончилась. И всё же надо было довезти их целыми и невредимыми до аэродрома. Ответственность за это лежала на нём, потому и напустил на себя серьёзный вид.

– Так точно…

– А то не ясно…

– Понятно… – забубнили в строю.

– Смотрите, могу завернуть партию в часть! – для полной доходчивости приврал прапорщик. – На Новый год уволитесь…

– Не надо…

– Вот вам делать нечего…

– Голиков, сидел бы уже, чего прыгать!

– Так земляка увидел…

– Ну и что? Дома б встретились…

– Так одноклассники…

– А-а-а, это и вправду интересно. И другой бы прыгнул! – разбирая случившееся происшествие, заволновался строй.