Ребята, издалека улавливая его слова, подумали: «Вот бестолковый! Снова попёрся в одиночку. Выводы надо делать быстро!»

Ко сну готовились основательно. Вытащив из брюк тоненькие крепкие ремешки, наглухо примотали ими руки к ручкам чемоданов. Наглухо! Если кто-то захочет стащить чемодан, для этого нужно будет только отрубить руку. Всё, теперь можно спать.

В это время с дальнего плаца, из части, в которой нёс службу обслуживающий аэродром Фалькенберг персонал, донеслась походная строевая песня:

«Бух-бух-бух!» – грохнуло где-то вдали подразделение тремя чёткими строевыми шагами. Это рота обеспечения заканчивала вечернюю прогулку. И тоже готовилась ко сну.

Ночь прошла относительно спокойно. Большая, напичканная людьми палатка неплохо удерживала тепло. И всё же расслабившимся во сне пацанам временами становилось совсем неуютно: по проходу между нарами потягивал сырой сквознячок.

Санька спал и не спал. Иногда он впадал в какое-то забытье, но совсем ненадолго. В подсознание закралась призрачная, волнующая тревога. Вместо воспоминаний о доме и жизни до армии в мыслях, постепенно вытеснив всё остальное, поселилось только одна: «Как без осложнений и проблем выбраться с пересылки?!»

Наверное, этот же вопрос мучил и товарищей. Санька по их дыханию безошибочно определял, кто спит, а кто нет. Понял, что все такие же, как он: ворочаются и вздыхают; вздыхают и ворочаются; и только иногда, совсем ненадолго, кто-то из них ровно засопит в коротком тревожном сне… Ненадолго.

Не разговаривали до самого «подъёма», хотя здесь его как такового и не было. Просто в палатки в положенный час дали свет. И всё равно ещё некоторое время лежали молча. Будто не верилось, что они всё ещё здесь, в этой тесной палатке с нарами из неоструганных досок и жутким сквозняком, а не дома в тёплых постелях. Как такое может быть? Ведь увольнение, о котором грезили, которое ждали и которого желали больше всего на свете, уже состоялось!

– Все живые? – наконец поднявшись на нарах и окидывая взглядом товарищей, спросил Санька.

– А то! – не открывая глаз, коротко ответил Вовка. Ему ещё дремалось.

– А я руку отлежал напрочь, – ворочаясь, пожаловался Серёга. – Тут у меня сосед мощный попался. Придавил ночью, как зайца. Эй, мужик! – Он слегка тронул за плечо лежавшего рядом с ним «дембеля» – связиста. – Ты б поаккуратнее. А то ещё одна такая ночь, и я домой не попаду!

Связист повернулся на спину, потом слегка приподнялся, взглянул на Серёгу:

– Уж извини, брат, сам на одном боку всю ноченьку провёл. Ни повернуться, ни охнуть, ни вздохнуть… Дурдом! Ломит бочину теперь. Надеюсь, что сегодня мы отсюда смотаем удочки.

– Как же! – сползая с нар, скептически заметил Игорь. – Я вчера ребят заприметил из нашей части. Они ещё двадцать четвёртого уволились. Должны были улететь в Донецк, а до сих пор здесь шатаются. – Он недобро ухмыльнулся и закончил, будто пригвоздив окружающих: – Нам только после них!

Надолго замолчали. Потом заворочались Ваня и Славик. Оба высокие ростом, крепкие, ладные. Им тоже очень непросто было вторую ночь спать на коротких, тесных нарах.

– Шея не поворачивается, – неизвестно кому пожаловался Ваня, сматывая с кисти руки ремешок, которым она была примотана к чемодану.

– А мне в левую голень будто спицу железную вогнали, – констатировал Славик. – И кости болят, как у старика.

– Главное, что все целы! – тоже пытаясь высвободить руку от ремня, заключил Санька. – И чемоданы на месте! – Ему наконец удалось избавиться от «оков».

– Чего вы завозились? – не открывая глаз, удивился Вовка. – Полежали бы ещё. Никто ж не гонит.

– Хорош, – сквозь зубы выцедил Игорь. – Належались.

– Уж чего-чего, а этого мне хватило, – снова отозвался Славик, оставив чемодан и потирая свободными руками свои мощные бока.

Санька быстро-быстро тёр левой ладонью кисть правой руки. Остановился, посмотрел на неё, поморщился и снова принялся растирать, но уже тише.

– Ты чего? – спросил увидевший эти его манипуляции Серёга.

– То ли примотал ремешок сильно, то ли лежал так неудобно. Холодная она совсем.

– Припрёмся домой без рук, без ног! – резко вставил Игорь.

– Абы головы целы остались, – не то пошутил, не то всерьёз выдал Вовка, наконец-то нехотя слезая с нар. – Можно потише! – беззлобно бросил он вслед проходившему мимо и случайно зацепившемуся за его ногу военному.

Тот, не останавливаясь, обернулся, послал ответку:

– Сам смотри, куда ноги суёшь!

– Ну вот и проснулись! – совсем уж серьёзно заключил Ваня.

Разминались ото сна, потирая бока и конечности. Поправляли парадную, так долго и тщательно готовившуюся к «дембелю» форму. Каждый снова и снова осознавал безжалостную, суровую явь. Они всё ещё здесь: где на грубость нужно отвечать большей грубостью; где сила понимает только большую силу; где действуют беспощадные законы стаи. Как же надоело держать ухо востро, а нос по ветру… Чтобы не затоптали, не сожрали… Как же надоело! Когда же домой?!

Мало-помалу палаточный городок оживлялся. Просыпающиеся после тяжёлой ночи «дембеля» с матом на устах, а иногда молча и сосредоточенно в уме подсчитывали убытки. Кто-то порвал о торчавшие в нарах гвозди и сучья шинель или парадку. У кого-то ещё с вечера срезали значки. А кто-то лишился самого дорогого – «дембельского» чемодана. Караул! Но все, буквально все понимали, что нужно, сцепив зубы, перетерпеть, перебороть, перестоять и перележать, сделать всё для того, чтобы просто попасть домой. Не в тюрьму, не в дисбат, не в госпиталь и не на тот свет, а домой! А для этого, сделав резкий выдох, надо жить. И они жили. Спешили в туалеты, умывальники, отыскивали земляков и соображали, чем позавтракать.

Санька, Вовка, Игорь и Славик вышли из палатки, чтобы покурить на воздухе. Серёга и Ваня остались охранять чемоданы.

Рассвет не торопился. Ещё горели фонари на столбах у КПП, столовой и штаба. Свет их тусклыми жёлтыми пятнами проступал сквозь белую пелену тумана.

– Фу-ты, зараза, нисколечко не рассеялся за ночь! – оглядываясь вокруг, запричитал Санька.

– А то ты не знаешь, что ночью он только усиливается, – бесстрастно заметил Игорь.

– Да знаю! Но хотелось же, чтобы по-другому было.

– Это только если повезёт, то к обеду дело будет, – предположил Вовка.

– Да, здесь туманы так уж туманы, – задумчиво продолжил вести разговор Санька. – Мы однажды с зампотехом на Эйзенахском учебном центре поворот с шоссе в часть найти не могли. Едем, едем, а майор как гаркнет: «Стой!». Вылез из машины, походил вокруг, говорит: «Давай разворачивайся». Развернулся, поехали обратно. Нашли. Правда, метров на семьдесят проскочили. Как в молоке! Вот как сейчас. – Он сделал движение рукой с зажатой между пальцами тлеющей сигареткой, будто пытаясь уколоть, обжечь кого-то невидимого.

– А мы на зарядке, когда на Херду бегали, – напряг память уже Вовка, – то терялись на раз-два-три! В строю только за часть выбегаешь, а там пару шагов в сторону – и нет тебя. Никто даже не замечает. Оно что туман, что «калики» – одним цветом.

– Да-да, – усмехнулся Игорь. – Это на втором году тебя не замечают. Сержанты не замечают, «черепа» молча дальше бегут. Всё как положено. А попробуй ты на первом году потеряться!

– И то верно, – Вовка сделал глубокую затяжку. Припомнив тяжёлые времена первого года службы, продолжил: – Но туман всё-таки сильный. Я помню, что строя сразу не видно.