Скепсис Хенесса дал трещину спустя несколько месяцев после того, как он вошел в организацию. Как на проявленных фотоснимках, он отчетливо увидел скрытый прежде рисунок некоторых событий, казавшихся ему раньше случайными. Невидимая война с террором велась весьма изощренными методами. Способы убийств всегда отличались, и невозможно было отыскать хоть какой-нибудь иной след, кроме тех, что предлагались. У полиции в наличии оставалась удобная версия: самоубийство, сведение счетов между своими, несчастный случай, убийство из ревности – все что угодно. И очень далекое от истинной причины. Выстрелы из винтовки с оптическим прицелом были крайне редки. Это было бы слишком очевидно. Ведь совсем не люди, а фатум уничтожал террористов. Со стороны проследить взаимосвязь разрозненных фактов было довольно трудно. Когда велась охота на элиту «Пауков», в газетах писали о разногласиях между террористическими организациями. Укрыть «слона» было не так просто, поэтому двадцать пять человек были убиты теми методами, которые сами проповедовали. Взрывы автомашин, мифические перестрелки. Полиция арестовывала то одного, то другого участника кровавых разборок. Они давали показания, их приговаривали к различным срокам тюремного заключения. Больше о них ничего не было слышно. Они исчезали. Но это никого уже не интересовало. Гигантская изощренная мистификация не раз наводила Хенесса на мысль, что один из НИХ имел выход куда-то наверх, возможно, в Координационный совет. Иначе и нельзя было объяснить многих вещей. Первое. Поразительную информированность. Без специального банка данных Главного управления безопасности здесь наверняка не обходилось. Второе. Возможность использования каких-то рычагов внутри секретных служб и полиции. Свидетели, версии, прокуратура, суд – вещи весьма серьезные. Малейший промах – и вся сложная архитектура невидимого здания могла подвергнуться исследованию. И все же этого не происходило. Опухоль находилась где-то внутри, и никто не знал, как она выглядит на самом деле.

За семь лет Хенесс смог увидеть только трех человек, которые имели отношение к НИМ. Кроме человека в очках, это был связник, использовавшийся для передачи информации, и еще один мужчина. Хенесс видел его только мертвым. И все же он был одним из НИХ. Хенесс знал это наверняка. Семь лет – это номера телефонов, цифры, имена людей, это очень много и почти ничего. Хенесс по-прежнему оставался в изоляции. Он знал результаты, но истоки оставались неизвестными. И кроме этого – некая недосказанность в этих трудноуловимых отношениях между ними. ОНИ знали о нем все, начиная с убийства актера. Он же не знал ничего. Голоса в телефонных трубках, как посланцы чужих миров, были, по существу, той единственной субстанцией, с которой он имел дело. Но, вероятно, это входило в условия договора. А этот договор, безусловно, существовал. ОНИ выбрали его, но и он выбрал их. Человеком в очках не было сказано ни слова о том, что могло бы произойти, если бы Хенесс отказался от его предложения. И сейчас, думая об этом, он как-то отчетливо осознал: он мог отказаться. И ОНИ не должны были ничего предпринимать против него. Ведь так или иначе они были связаны одной идеей еще до того момента, когда Хенесс стал работать вместе с ними. Если это не так, тогда все не так. Он принял предложение не потому что испугался разоблачения. Вопрос так не ставился вообще. Человек в очках пришел не запугивать. Это не имело никакого смысла. Он предложил сообща делать одно дело. Неверие в силу закона – вот как это называлось.

Квартира, в которой сейчас находился Хенесс, была своего рода мышеловкой, захлопнуть которую мог только он сам. Но то, что он затеял, включало в себя и этот элемент, история с этой девушкой – только предлог. Время начало свой иной отсчет для него. Заставить ИХ принимать спонтанные решения. Зачем? Может быть, для того, чтобы чуть-чуть приоткрыть их лица. Ведь то, что происходило с Хенессом, напоминало движение по замкнутому кругу. Это не могло продолжаться бесконечно. Но самое главное (и Хенесс прекрасно понимал это), ОНИ, разумеется, догадываются, что рано или поздно должно произойти что-нибудь в этом роде. OHИ готовы к этому. Но их реакция оставалась для Хенесса загадкой. Так кем он был для НИХ в действительности? Если вдруг полиция арестует его, что произойдет? Он чувствовал, что не вполне может сформулировать свои сомнения. Это был чистый бред, маниакальная идея, пытка самого себя. Конечно, в его положении самое лучшее – исчезнуть. Совершенно напрасно он связался с этой девушкой. Его уже ничто не могло касаться.

Бесполезно что-либо предпринимать. Это все равно, что попытаться нарисовать пустоту.

Он услышал, как кто-то пробует открыть дверь. Сколько сейчас времени? Он сидел в полной темноте. Поднявшись, сделал шаг к выключателю. В последний момент остановился. Инстинкт преследователя. Он все-таки оставался самим собой. Дверь открылась. Полоска света, проникшая с лестничной площадки, разрезала темноту надвое/ Девушка стояла на пороге. Одна. Он шагнул к ней. Она невидяще уставилась на него. Хенесс пошарил рукой слева от себя, нащупывая выключатель. Щелчок. Вспышка света. Девушка зажмурилась, как маленький ребенок. Гримаса боли исказила ее лицо.

– Он… мертв… – сказала она. – Выбросился из окна.

Хенесс хотел что-то спросить, но не успел. Девушка упала в обморок.

Звонок телефона. Лежавшая в постели темноволосая женщина подняла голову, как бы раздумывая. Звонок повторился. Она протянула руку и сняла трубку.

– Да?

– Алло? Я хочу поговорить с Анни. Это вы?

Приятный мужской голос с легким акцентом.

– Да, это я.

– Мне сказали, что мы могли бы встретиться… Вы понимаете?

Стряхивая с себя остатки сна, она быстро просчитала варианты.

– Кто дал вам номер моего телефона?

– Этот человек… владелец кафе, Артур, кажется?..

Она посмотрела на часы – половина одиннадцатого утра.

– Какое время вас устроит? – спросила она.

– Может быть, часа в три?

– Хорошо. Вы знаете адрес?

– Да.

– Я буду ждать вас.

Она положила трубку. Несколько минут лежала, свободно раскинув руки. Потом встала, полностью обнаженная, и подошла к огромному, в рост человека, зеркалу. Осмотрела себя критически. В тридцать семь ей можно было дать двадцать пять. Анни закурила, задумчиво оглядывая комнату. Ощущение вчерашнего вечера еще оставалось здесь. Как люди превращаются в призраки? Как всё умирает? Она подошла к окну. Отсюда, со второго этажа, можно было увидеть тихую улицу, старые деревья, свидетелей иной жизни, что-то бесконечное и почти равнодушное. люди прятались здесь от большого города, расползающегося, бесформенного сгустка материи, двигающегося вверх и вширь, каменного идола, которому нужны были новые жертвы… В этом движении неизвестно куда и неизвестно зачем было что-то мистическое, что-то запредельное, непостижимое сознанию.

Анни бросила сигарету в открытую форточку и прошла в ванную комнату. Включила душ. Холодная вода приятно освежила тело. Интересно, кто он? Такой акцент обычно бывает у северных народов. Она знала одного норвежца. Это было давно. Лет двадцать прошло. Он смешно разговаривал. Она выключила воду. Обтираясь полотенцем, прошла в комнату. Что надеть сегодня? Открыв платяной шкаф, осмотрела одежду. Пожалуй, вот это платье. Она не надевала его с тех пор…

Заварив кофе, Анни села смотреть по телевизору дневную получасовую программу новостей. В Японии опять землетрясение, крупная дорожная автокатастрофа в Мексике, в одном из приютов Амстердама заговорила старушка, которую считали немой. Необычность ситуации заключается в том, что пока неясно, на каком языке она объясняется. Специалисты высказали предположение, что язык этот принадлежит к мертвым языкам, затерянным в древности. Впрочем, есть мнение, что она просто сумасшедшая. Однако подключенный к ее мозгу сканер выдал информацию, что речь старушки вполне связна, как бы напоминает какой-то код, пока не поддающийся расшифровке.