– Одного дня не хватит, – сипло засмеялся Артур. Ему явно понравилась шутка Гены.

– Тебе-то?! Ну, я не всех турчанок-то имел в виду. Так, десятка два – три…

– А вы знаете, что половина прежней Армении сейчас территория Турции? Турки её не осваивают, используют под пастбища. А почему? – продолжил тему Артур.

– Думают об исторической справедливости, что рано или поздно землю нужно будет возвращать ереванским казакам, – Гена ёрничал над постановкой вопроса, ответ на который уже, собственно, прозвучал.

– Османская империя в Крыму рухнула в 1774-м, когда наши победили в русско-турецкой войне. Тогда османы отказались от претензий на Крым. А екатерининский манифест 1783 года полностью закрепил Крым за Россией, – особо не напрягаясь, вспомнил я пару судьбоносных крымских дат.

– Только теперь, господа казаки, мы находимся на украинской территории. Мову разумеете? – то ли шутил, то ли язвил Гена.

– Какая мова? В Крыму около семидесяти процентов русского населения, а остальные тридцать её хуже знают, чем русский.

– Нужно будет на обратном пути поднять вопрос о возвращении Крыма России, а то как-то нехорошо получается. Жаль, что сейчас некогда. А потом и могилу казака Траверсова поищем, а, Ген?

– Боцман, ты сейчас довоюешься, что нас в море не выпустят. Выйдем в нейтральные воды, вот там и агитируй.

Для Гены чужаками в команде были мы с Костей. Это ощущалось. По сути, он познакомился с нами месяц назад. Как он относился ко мне, я не понимал. За глаза называл журналистом. Костя же ему явно не нравился. За всё время он ни разу вообще не назвал его по имени. Обращался «господин штурман» или просто «штурман». И то как-то не напрямую, а опосредованно. Не «ты», не «вы», а «он». Типа «а что у нас думает господин штурман?» или «а штурмана разве это не касается?». С Артуром у Гены были особые отношения. А вот с Витькой он мог фривольничать сколько душе угодно. Витькина же душа прощала практически все его нападки.

– Надо лодку сначала в порядок привести и дела справить, – продолжал старпом, – с двигателем опять проблема. Ара, ты где его нашёл?

Артур ничего не успел ответить, как в метрах двадцати нарисовались два человека, которые шли в нашу сторону и, не дожидаясь сближения, на расстоянии нас приветствовали.

– Волжским яхтсменам наш крымский…

Впереди шёл мужчина лет шестидесяти, за ним ещё один, лет тридцати.

«Как же они догадались, откуда мы пришли?» – мелькнуло у меня в голове. Ах, да, у нас же на борту синим по белому «Администрация Волгоградской области», правда, на английском. Но кто не знает азов английской мовы?..

– Вы к нам в гости, мужики, или так, транзитом? – поинтересовался старший. – Меня Анатолием Ильичом кличут. Губенко моя фамилия. Капитан яхты «Пелагея». Только она побольше будет – 18 тонн водоизмещение, мачта 19 метров. Ну, это я так, для знакомства.

– Заходите, люди добрые, гостями будете, – сразу пошёл на контакт Гена и тут же поймал косой взгляд Артура.

– Я капитан этой яхты, Артур, – сделал тот шаг вперед, – мы в Америку идём.

– В Америку?! – присвистнул тот, который был помладше.

– Чай, кофе? – любезно предложил Артур.

– Не откажемся, – просто ответил Анатолий Ильич.

Витька полез к плите.

Когда вода вскипела, Ильич, освоившись в кубрике, уже давал ценные советы.

– Вы от релинга сетку по леерам пустите хотя бы по баку. Мелочь, а чью-то жизнь, может, и спасёт. Сетку я вам дам. А как вы на плите-то будете готовить? Вам бы её поближе к кокпиту нужно было ставить. Может, задержитесь? Поможем переделать. Электроники, смотрю, никакой нет. С секстантом, что ли, идёте? А глубины, а скорость чем будете измерять? Дам вам по-братски свой английский механический лаг. А, буй-коспас вижу. Но это на крайний случай. Ракетниц много? Дам чуть, пригодятся, – он сыпал вопросами и не дожидался на них ответов. – Радиостанция на сколько берет? В пределах видимости? Не густо. С такелажем всё нормально?

– Хотим подкупить верёвок, – успел вклиниться с ответом Гена.

– 50 метров хватит? Дам.

– Ильич, чем расплачиваться-то будем? – спросил Артур.

– Вы чё, моряки… Придёте – отдадите. Вы не в Гондурасе.

Мы по очереди закрывали рты, когда очередь дошла до Витьки, он спросил:

– Так чай или кофе?

– Так чёрный и покрепче, ну вы, мужики, и даёте, – расслабился Ильич, – может, что ещё надо?

– Надо, – вдруг прорезался Костя. У нас VEF оказался со сдвинутым диапазоном, маяки точно не сможем брать. Может, найдётся какой-нибудь старенький приёмник?

– Найдётся. Штурман, что ли?

– Штурман, – ответил с улыбкой Константин.

От Губенко мы узнали, где расположены мастерские, куда можно ткнуться по двигателю, где портнадзор и таможня, без которых нас никуда не выпустят.

– Только, братва, это вам не яхтсмены. Без магарычей не обойдётся. Водка и кофе – местная валюта. Готовьте заранее, – предупредил он.

Ужинали вместе, до этого сходив за подарками на завод «Залив» в районе Камыш-Буруна, где стояла «Пелагея». В Волгоградской акватории таких лодок не было. Она действительно была значительно больше «Аиры».

14 мая. С утра раскидали дела, и каждый ушёл по своему маршруту. Я дописал материал о пересечении Азовского моря и отправился искать почту, чтобы его отправить в «Вечёрку». Артур с Костей побеспокоили портнадзор и таможню, Гена – мастерские. Витька остался на яхте. Он взялся приделывать к леерам губенковскую зелёную сетку. И потом, кто-то же должен быть на борту.

Первым вернулся Гена. В мастерских взялись за ремонт, который нам встанет в 500 рублей. Потом подошли Артур с Костей. Портнадзор за оформление прихода-отхода выставил счет в 760 рублей, вместо прошлогодних двадцати. Там же обозначилась проблема просроченности питерского спасательного плота на несколько дней. Подсунули сволочи несвежий продукт. А в той спешке в Питере мы с Костей, естественно, не смотрели на пломбы, даже в голову не могло прийти, что нас обманут.

– Переукладка, сказали, будет стоить 5000 рублей, – рассказывал Костя.

– Штурман, это твой косяк. Ты в своём Питере за плот отвечал. Где теперь эти деньги брать? – пошёл на резкое «ты» Гена.

– Знали бы вы, как мы этот плот забирали, там не до проверок было, – вмешался я.

– Ген, вот ты перебиваешь и не даёшь дорассказать, – с обидой, повысив голос, продолжил Костя, – договорились без всяких правил. Нам предложили за восемь бутылок водки и банку кофе закрыть глаза на наши пломбы. Всё нормально. Наверное, если им накинуть ещё пару банок, то можно было вообще идти без плота.

– Водка с тебя, штурман! – Гена и не думал так просто отпускать Костю, уж слишком был удобным случай.

– Вот жулье, – не выдержал Витька, – крохоборы. Ильич прав был.

– Гондурасы! – вспомнив выражение Ильича, прогримасничал недоброй улыбкой Артур. – Кого трясут?! Яхтсменов трясут, которые идут прославлять свою страну! Эх, всё продадут, страну продадут, себя продадут.

– Какую страну? Ты за кого беспокоишься? Мы не в Волгограде и даже не в Ереване, мы же в Украине! – назидал Гена.

– А что, в России лучше? Тебя рядом не было, когда мы с Игорем по инстанциям бегали, лбы расшибали о двери, и открывать их никто не спешил.

– А здесь вообще крысятничают, – опять вставил Витька.

– Вот так страну и разделили. Там. Здесь. Мы. Они. А кто мы, а кто они-то? Я вообще не понимаю, что произошло. Кто голосовал за распад СССР? Я, например, был против. В нашей семье половина родни – украинцы, – сменил тему Костя, – Россия и Украина для меня – это единая страна, которую кто-то для чего-то временно разделил. Как можно разделить родственников? Где этот ЗАГС?!

– И у меня бабушка украинка. Поддубная Арина Титовна. По дедовской линии вообще удивительная история, если будет интересно, потом расскажу. Так что в Украине я чувствую себя так же дома, как и в России. Здесь полно родственников, могилы предков по одной из линий. Кто вправе отобрать у меня историю моей семьи? – поддержал Костю я. – Когда почту искал, прогулялся немного по Керчи, не встретил что-то ни одного иностранца.