– Я пойду.

– Нет! – сказала я, тоже вставая.

Боль уже разошлась по всему телу, так что я не могла выпрямиться.

– Если я не уйду…

Он протянул руку и потрогал мою цепочку, торчащую наружу из-за того, что он возился с моей кофтой. В голове пронеслись слова Аро: «Это должен видеть только твой муж». Я вздрогнула. Мвита вынул изо рта и протянул мне мой алмаз. Со слабой улыбкой я приняла его и вернула под язык.

– Я нечаянно с тобой обручилась.

– Да кто в это верит? Слишком уж просто. Я к тебе загляну через пару дней.

– Мвита, – выдохнула я.

– Лучше, если ты останешься нетронутой… пока.

Я вздохнула.

– Скоро придут твои родители.

Он задрал на мне кофту и нежно поцеловал сосок. Я содрогнулась от резкой боли между ног и плотно их сжала. Он грустно посмотрел на меня, так и не убрав руку с моей груди.

– Тебе больно, – виновато сказал он.

Я кивнула со сжатыми губами. Болело так, что темнело в глазах. По лицу текли слезы.

– Тебе полегчает через пару минут. Жалко, что мы не познакомились до того, как ты это сделала. Скальпель, которым они пользуются, обработал Аро. На нем лежит заклятие – женщине становится больно, когда она слишком возбуждается… пока она не выйдет замуж.

Когда он ушел, я пошла в свою комнату плакать. Больше никак не могла обуздать ярость. Теперь понятно, почему у них были скальпели вместо лазерных ножей. Скальпель проще устроен, его легче заколдовать. Аро. Всегда Аро. Почти всю ночь я придумывала, как бы мне ему навредить.

Сначала хотела сорвать с себя цепочку и выплюнуть камень в мусор, но не смогла решиться. Две эти вещи незаметно стали частью меня. Без них мне было бы стыдно показаться на людях. В ту ночь я не сомкнула глаз. Слишком злилась на Аро, слишком боялась, что мой кровный отец снова придет во сне.

Следующей ночью я уснула просто от усталости. К счастью, красный глаз не появлялся. Мне было уже получше, когда я встретилась после уроков с Бинтой и Дити.

– Слышали про фотографа? Говорят, у него все ногти выпали! – поделилась Дити, игриво перекатывая во рту алмаз.

– И что? – спросила я, опершись о стену школы.

– А то, что это отвратительно! – огрызнулась Бинта. – Что он за человек вообще?

– Где Луйю? – я решила сменить тему.

Дити хихикнула.

– Может, с Кэйси. Или с Гваном.

– Вот увидите, за Луйю дадут самый большой выкуп, – сказала Бинта.

Интересно, эти мальчики пытались тискать Луйю?

– А Калькулюс? – спросила я.

Калькулюс нравился Луйю больше всех. А еще он лучше всех в классе соображал в математике. У всех трех моих подружек было по несколько поклонников: больше всех у Луйю, на втором месте Дити. Бинта о своих разговаривать отказывалась. Мы болтали, и тут из-за угла вышла Луйю. Вокруг глаз у нее были темные круги, а шла она согнувшись.

– Луйю! – вскричала Дити. – Что случилось?

Бинта схватила Луйю за руку и заплакала.

– Посадите ее! – крикнула я.

Луйю сжимала и разжимала дрожащие кулаки. Затем ее лицо сморщилось, она пискнула от боли.

– Я позову кого-нибудь, – вскочила Бинта.

– Нет! – сумела проговорить Луйю. – Не надо.

– Что случилось? – спросила я.

Мы втроем сели на корточки вокруг нее. Луйю уставилась на меня пустыми глазами.

– Ты… ты, может, и знаешь, – сказала она мне. – Со мной что-то не так. Кажется, меня прокляли.

– Что ты?..

– Я была с Калькулюсом, – она помолчала. – Под тем деревом, где вокруг кусты.

Мы закивали. Там школьники всегда уединялись. Луйю нехотя улыбнулась.

– Я не такая, как вы трое. Ну, может, Дити меня поймет.

Бинта достала из сумки бутылку воды и протянула Луйю. Та отпила, а затем заговорила с яростью, которой я в ней не подозревала.

– Я пыталась, но я это люблю. Всегда любила! Почему нельзя?

– Луйю, что… – начала Дити.

– Целоваться, обниматься, трахаться, – сказала Луйю, глядя на Дити. – Ты ведь знаешь. Это приятно. Мы с тобой давно это знаем, – она взглянула на Бинту. – Это приятно, когда все хорошо. Я знаю, что теперь мужчинам нельзя нас трогать, и я пыталась!

Я взяла ее руку, но она отдернула.

– Я три года пыталась. Потом однажды пришел Гван, и я дала себя поцеловать. Сначала было хорошо, но потом стало плохо. Мне… стало больно! Кто такое со мной сделал? Нельзя же просто…

Она тяжело дышала.

– Скоро нам будет восемнадцать, мы будем совсем взрослые! Зачем ждать замужества, чтобы насладиться дарами Ани! А это проклятье я хочу снять. Я уже пыталась… Сегодня чуть не умерла. Калькулюс отказывается продолжать, – она посмотрела мне за спину и закричала: – Вон он!

Мы все обернулись на Калькулюса, стоявшего за школьным забором. Он быстро пошел прочь, крикнув:

– Я не хочу стать твоим убийцей!

– Ани тебе член засушит! – крикнула Луйю.

– Луйю! – взвизгнула Дити.

– А мне плевать, – сказала Луйю, отвернувшись.

– Это пройдет, – сказала я. – Скоро станет лучше.

Я не первый раз видела ее такой. «В тот день, когда она прошла мимо меня и выглядела больной», – подумала я.

– Мне никогда не станет лучше.

– Это проклятье? – спросила меня Бинта.

– Вряд ли, – сказала я.

Мне не нравилось, что они считают меня специалистом по проклятьям.

– Это оно, – сказала Дити. – Два года назад я позволила Фанази… коснуться меня. Мы целовались и… мне стало так больно, что я заплакала. Он обиделся и до сих пор со мной не разговаривает.

– Это не проклятье, – вдруг сказала Бинта. – Это Ани нас защищает.

– От чего? – рявкнула Луйю. – От удовольствия? Не надо мне такой защиты!

– А мне надо! – отрезала Бинта. – Ты сама не понимаешь своего блага. Тебе повезло, что ты не забеременела! Ани тебя защитила. Она защищает меня. Мой отец… – она зажала рот рукой.

– Твой отец что? – нахмурилась Луйю.

Я тихо зарычала.

– Бинта, говори. Что, что такое?

– Он снова пытался? – спросила Дити, когда Бинта отказалась отвечать. – Правда?

– И не смог, потому что тебя скрутило от боли? – спросила я.

– Ани меня бережет, – настаивала Бинта, со щек которой капали слезы.

Мы замолчали.

– Он теперь понял, – сказала Бинта. – Он больше ко мне не притронется.

– Неважно, – сказала Луйю. – Его надо кастрировать, как обычного насильника.

– Чшш, не говори так, – зашипела Бинта.

– Я буду говорить и делать что хочу! – крикнула Луйю.

– Нет, не будешь, – сказала я, обняв Бинту за плечи. Дальше я тщательно подбирала слова. – Я думаю, что на нас наложили чары во время обряда одиннадцатого года. Они… вероятно, они снимаются свадьбой, – я пристально посмотрела на Луйю. – Я думаю, что если ты настоишь на соитии, то умрешь.

– Снимается свадьбой, – кивнула Дити. – Двоюродная сестра постоянно твердит о том, что только чистая женщина привлечет чистого мужчину, способного дать наслаждение на брачном ложе. Она говорит, ее муж – чистейший из мужчин… Видимо, потому, что он первый, с кем ей не больно.

– Брр, – гневно заговорила Луйю. – Нам обманом внушают, что наши мужья – боги.

По дороге домой я наткнулась на Мвиту. Он читал под деревом ироко. Я села рядом и громко вздохнула. Он закрыл книгу.

– Ты знала, что Старшая и Аро когда-то любили друг друга?

Я подняла брови.

– И что случилось?

Мвита откинулся назад.

– Много лет назад, когда он здесь появился, общество Осугбо сразу же позвало его на встречу. Наверняка Провидец понял, что он колдун. Вскоре его пригласили поработать вместе со старейшинами Осугбо. А когда он мирно разрешил спор двух крупнейших джвахирских торговцев, его приняли в постоянные члены. Он первый нестарый старейшина Джвахира. На вид Аро было не больше сорока. Но никто не возразил, ведь он был полезен городу. Ты знаешь Дом Осугбо?

Я кивнула.

– Он построен с помощью чар, – сказал Мвита. – Он возник, когда Джвахира еще не было. В общем, этот дом умеет… добиваться своего. Однажды Нана Мудрая позвала Йере – так звали Аду в молодости – в Дом Осугбо. Аро в тот день тоже там был. Оба свернули не в тот коридор и встретились нос к носу. С первого взгляда они друг другу не понравились.