И её покорность, и спокойствие, её молчаливое непротивление моим нападкам, тоже привычные и тоже сохраняющие наш мир, и это всё вдруг дало трещину сегодня.

– Перестань, Илья! Как тебе не стыдно?! – воскликнула Маюшка. – Мы договорились. Мы же договорились, почему ты… Зачем снова?.. Ты думаешь… Думаешь, это просто, жить как я? Думаешь, я привыкла? Или наслаждаюсь этой вечной раздвоенностью? Сделать ложь нормой жизни, это мне легко?! Лгать каждый день. Детям, Вальтеру… только тебе и могу не лгать. Только тебе. Только ты остался самой настоящей, неподдельной частью моей жизни, моей души… И… ты… именно ты… Зачем ты опять начал этот разговор?! Ю-Ю… – её голос дрогнул и сжался.

Но я не мог остановиться, я слишком много думал над тем, что будет, если я уеду один… и, хотя до поездки ещё всё лето, это уже начало сводить меня с ума. И свело сегодня, похоже. Поэтому, я схватил её за локти, поднимая со стула на кухне, и встряхнул так, что мотнулись волосы по спине:

– Не крути, Май! Ну, хватит! Давай наконец закончим!..

Сегодня высшие силы не на моей стороне. Маюшка оттолкнула меня, ладошками в грудь, так что я откачнулся и толкнул стол, упали бокалы с вином, и звякнули, разбиваясь и разливая недопитое вино по столу…

Маюшка уже выбежала в переднюю, и едва я сам вышел туда, дверь уже хлопнула, закрываясь за ней. Я выскочил на лестницу, и услышал быстрые шаги, сбегающие по ступеням.

– Май!.. Май, остановись!.. стой же… – крикнул я в пролёт.

Но шаги не остановились, и я побежал вслед за ней. Как был босой и одетый в домашнюю футболку и старые джинсы. Но и во дворе я не догнал её. Я пробежал через арку, но её не было и на улице, я долго простоял, оглядываясь по сторонам и людей на улице было как нарочно много, оборачиваются на босого лохматого мужика, вертящего головой посреди маленькой улочки, будто за призраком гнался… Где ты, Май? Только не превращайся и правда в призрак. Вся моя жизнь тогда станет призрачной…

Позвонить надо… Но телефон остался наверху. Поднявшись, я сразу же набрал Маюшкин номер. Она не ответила. Потом снова не ответила, а после звонок сорвался. Отключилась. Такое в первый раз за всю нашу жизнь. Впервые, когда она не хотела бы говорить со мной…

Вот ужас. Адский кошмар. Вот чего я добился, вот куда меня занесло сегодня. Занесла моя ревность, несдержанность и невезение…

Я вошёл на кухню, и услышал в наступившей полной тишине, потому что даже улица не влетала шумом в наши окна, дом в глубине двора, заросшего деревьями и кустами, и в этой мягкой тишине вдруг зазвенела тонкая струйка вина, стекающего со стола. Тёмно-красная лужица с лучиками брызг расширялась на паркете.

Медленно вошёл Юрик, тихо и будто нехотя мявкнул, словно спрашивая:

– Ну что? Допёк Маюшку?..

– Допёк, дурак старый, – ответил я, садясь на стул.

Юрик подошёл ближе и потёрся о меня мохнатым боком, подняв толстый мохнатый хвост.

– Не уговаривай, – сказал я Юрику.

Но он снова тихо хрипловато мяукнул:

– Ерунда, увидитесь завтра.

Мы не увиделись завтра. Маюшка не вышла на работу, пришёл заведующий с огромной просьбой взять её первичных пациентов на себя. Я никогда не отказывался от работы, тем более для того, чтобы не создавать Маюшке трудностей с начальством, я, конечно, согласился. Поэтому оказался занят под завязку сегодня, так что времени даже остановиться и подумать, где она, Маюшка, почему не вышла на работу, не было. Но к концу работы, к четырём часам, я, оставленный в одиночестве, в моём обширном кабинете, откинулся на спинку услужливо прогнувшегося кресла, не в силах встать и переодевшись ехать домой. В мой одинокий дом. К моему старому коту и недавно обновлённому интерьеру.

Я долго гипнотизировал мой айфон, но он был нем. То есть писали и звонили кто угодно, пациентки, приятели-байкеры, даже какая-то из недавних женщин, где телефон взяла неясно, звонили, кажется, все, но только не она, не Маюшка. Никогда ещё не было такого, чтобы она ни разу не позвонила или не написала за весь день, если мы не встречались. Никогда, ни разу за тысячу лет…

Сидеть нет смысла, сюда она не придёт. Я встал, переоделся как автомат, и вышел, прощаясь походя, со встречными сотрудниками. Я не поеду домой. Я поеду в наш байкерский ресторан. Да-да, Неро и Новик-Новик организовали-таки ресторан. Поначалу это была забегаловка, подобная тем, в которых мы съедали пельмени и сосиски с хреном, запивая пивом. Но теперь, за прошедшие годы, пережив битвы с конкурентами, буквальные и коммерческие, даже политические за благоволение сильных города сего, забегаловка превратилась в своеобразное, но довольно модное и популярное место. Это не было чисто байкерское брутально-тестостероновое заведение, пропахшее потом и носками, отнюдь. Но с эдаким пикантным привкусом.

Большое помещение в три этажа, с биллиардом в цоколе, и даже отдельным стрип-залом, как говориться, для своих, туда был доступ только для своих, проверенных и адекватных, не пытающихся превратить танцовщиц в низких шлюх. На первом этаже был обширный зал, где с удовольствием камерно выступали рок-команды, презентуя или опробуя на местной публике новые песни или даже целые альбомы, что называется, обкатывая, чувствуя реакцию искушённых, неласковых, но справедливых зрителей.

Второй этаж весь отдан только ресторации. Отменная кухня, за этим следили в первую очередь, не отказываясь от продуктов лучшего качества даже при подъёме цен и прочих трудностях и не экономя на профессионализме поваров.

А вот в третьем был, можно сказать, vip-зал. Только для избранных, к которым относился и я, конечно. Надо сказать то, что часть денег на подъём и раскрутку, ребята получили и от меня. Впрочем, я был не единственный «спонсор». Чтобы подняться, ребятам пришлось в своё время и квартиры в М-ске продать и жить здесь же, в подсобках. И у меня ночевали, бывало. Но всё это стоило того. Теперь бизнес процветал и сами они стали тёртыми калачами.

Но «потёртость» не сделала их циниками, или бесчувственными акулами современного капитализма, каждый теперь обзавёлся семьёй, нарожали детей, у Неро подрастал и внук от старшего сына Вадима, с первой женой они не жили уже лет эдак пятнадцать, со второй он развёлся восемь лет назад. Но детей не бросал, общался и будто и не был в разводе, участвовал в их жизни каждый день. Я даже подшучивал над ним из-за этого. Но он только улыбался:

– Я теперь свободен, как в песне у Кипелова. От пилёжки, упрёков, претензий на моё постоянное внимание, даже от секса, когда у меня на душе тоска и сырость, без риска быть обвинённым в импотенции или изменах. А дети при мне, как и были. Только я ещё и свободен. Не понимаешь?

Я покачал головой. Я и правда не понимал: я всю жизнь стремлюсь к тому, от чего Неро бежит.

Он усмехнулся, хлопнув меня по плечу:

– У тебя… – он крякнул, и немного смущённо улыбнулся, – у тебя любовь, Туман, это другое. Придурковатая, правда на взгляд нормального человека. Но любовь, чё там. Иной мир. Поэтому ты эту нашу хреновую возню и не понимаешь.

Это было в прошлом году, как раз перед тем, как мы все поехали в Олимпийский на концерт «Металлики», уже не в первый раз посетившей Москву. Я ждал Маюшку тогда, сидя за нашим с ней любимым столиком у окна, откуда открывался чудный вид на Москва-реку, улицу, набережную на противоположном берегу. Маюшка появилась в проходе и Неро улыбнулся, обернувшись на меня:

– Она не меняется даже, – сказал Неро, опять посмотрев на Маюшку. – Впрочем, как и ты сам. Как вы это делаете?

– А мы не курим теперь! – сказал я, смеясь.

Неро качнул головой, будто говоря: «всё шутишь» и поднялся со стула.

– Ладно, сейчас вина принесут. Скоро выдвинемся… Привет, Малая!

Маюшка улыбнулась ему и поздоровалась тоже приветливо и мило, как всегда. Так здоровается со всеми, что невольно хочется поревновать.

А сегодня я один. И столик, освещаемый отражённым закатным солнцем одинокий и уют диванчика напротив сегодня напрасный, никто на него не усядется, почти по-домашнему откидываясь на мягкие подушки…