Уже много лет я хотя бы не должен был содержать и её мать. Марина вышла замуж вполне удачно, родила мужу ещё детей, уезжала с ним на несколько лет жить за границу, теперь они снова жили в Москве. И теперь наседала на меня, настаивая, что я должен купить квартиру Луселии.
– Если ты считаешь, что я миллионер, ты ошибаешься, в нашей стране врачей миллионеров никогда не было, – сказал я ей на это требование.
– Рассказывай! В частной клинике оперируешь и всё денег нет!
– В частной клинике я бываю один день в неделю…
– О, ну, конечно, всё свою Майю стережёшь, мог бы и побольше работать! – произнося имя Майи, она противно скривилась.
– Тебя это не касается, – отрезал я. – Короче, Марина, с ипотекой помочь могу, но на большее не рассчитывайте.
Вот и выплачивал я теперь Люсину ипотеку за квартиру в Митино. Может быть я и мог бы купить ей эту квартиру, но мне не хотелось этого делать. Мне не хотелось тратить сразу так много денег на неблагодарную девчонку.
А вот Ларочка всегда была славной, открытой девочкой. И что, вдруг стала взрослой и скрытной? Ох… я снова посмотрел на Майю, протянул руку к ней, к её груди, с неё – на талию, которая всё такая же тонкая как была всегда. Удивительно, я не понимаю, как ей это удаётся, как ей удаётся не стареть, даже не меняться? Постарели все, мама, её муж Володя, Агнесса Илларионовна, Волков, ставший завкафедрой, потому что Ник Сестрин так постарел, что ушёл на пенсию, Таня, как ни старается, просто из кожи вон, в самом буквальном смысле: недавно сделала подтяжку, а всевозможные липосакции, ботоксы и прочие ухищрения современной косметологии, доступные ей, как редактору моды в «Vogue», как и лучшие парикмахеры, но несмотря на это и ей не удаётся скрыть свои пятьдесят. И только Майя по-прежнему кажется юной и нежной, гибкой, как зелёная ветка. И не кажется, она такая, она даже пахнет молодостью.
Только Илья, сволочь, в этом тоже похож на неё. И он мало постарел. И он почти не изменился, даже стал лучше, красивее как-то, он в молодости не был таким интересным, как теперь, я замечал, как женщины реагируют на него… Я вижу его время от времени на конференциях, симпозиумах, иногда в клиниках, где мы оказываемся участниками консилиумов. Но даже разговаривая при посторонних и обсуждая больных и их истории, я не могу не думать каждый миг как я его ненавижу и как хочу убить его.
Я не знаю, как часто он встречаются с Майей, я не знаю, занимаются они сексом они всякий раз, когда видятся или вообще не делают этого давно, ходят они в кафе или в кино, и вообще я ничего не знаю об их отношениях, я уверен только, что он никуда не делся из её сердца и мыслей. Что он присутствует в её жизни. Так же, как и я. И что нет и дня, когда она не жалела бы, что она каждый день просыпается со мной, а не с ним.
И во сне я вижу нередко, что он рядом. Будто живёт с нами в одном доме…
Это, его вечная тень около неё, ещё подогревает моё чувство к ней. Как дополнительное, и жаркое топливо. И ничто не гасит моё пламя. Ни многочисленные и разнообразные связи, ни Таня, которая до сих пор не оставила попыток заполучить меня, хотя выходила замуж уже два раза и снова разводилась. Ни время, ни возраст, ничто не охлаждает меня. Даже больше. Чем старше я становлюсь, чем больше пресыщаюсь другими, тем сильнее и жарче люблю её. Тем сильнее чувствую, всё, что чувствует она.
Поэтому то, что она вспылила сегодня и кричала на меня, защищая Ларису, которую, я конечно, не обижу никогда, как бы не рассердился этой ночью из-за неожиданного открытия, этот её твёрдый отпор немного озадачил меня. Выходит, я всё же не так хорошо знаю мою жену.
И мне стало страшно от этого. Чего ещё я не знаю? Мы опять не равны: она всё знает обо мне и меня, даже знает, как взглянуть, чтобы я понял, её без слов. А я натолкнулся на неожиданность.
Глава 2. Мать
Если Юргенс не спал, когда Маюшки не было дома, он, очевидно, обладал некими экстрасенсорными способностями, во всяком случае в отношении её. Потому что во все эти ночи мы с ней были вместе. Мы и дежурили вместе, а половина ночей, когда она была «на дежурстве» мы были у нас в Товарищеском. А если учесть, что она работала в той же клинике, где работаю и я, то мы в течение суток проводили рядом времени больше, чем он с ней. К счастью, или, напротив, к несчастью, что сохранялся тот самый проклятый status quo, он ни разу не подумал проследить за ней, ни осведомиться, кто же ещё трудится в многопрофильной гинекологической клинике, где работала теперь Маюшка после аспирантуры. В Опаринском центре она брала дежурства в родильном отделении, я же там оставался на полставки, чтобы продолжать научную работу. На её дежурства я приходил вне своей работы. Все давно привыкли к этому и не задавали вопросов, не знаю, что они думали о нас, меня это не волновало.
В клинике я был ведущий специалист, на меня шли как на доктора наук, а среди пациентов вообще бытовало и даже закрепилось мнение, что я настоящий волшебник, способный решить любую проблему. Собственно говоря, кроме Маюшки в моей жизни была только работа, поэтому я мог отдавать делу много времени, сил и мыслей. Тот самый status quo в этом смысле работал на меня, мне давно не приходилось комбинировать, чтобы увидеться с ней, всё устоялось и текло спокойным руслом.
Работа приносит мне удовлетворение и радость. И каждая удача в лечении бесплодия это сияющая звезда на небосклоне моего самоуважения, как орден на груди героя. Эти успехи не дают мне впадать в рефлексию и депрессию, когда хочется, как любому человеку моего возраста, закричать от ужаса, что большая часть жизни прошла, а я так ничего и не сделал, не понял и не успел. Детишки, появившиеся на свет благодаря мне, уже заполнили бы собой небольшой городок. И это укрепляет меня, как металлический каркас.
И всё же оставаться в одиночестве в Товарищеском было и есть невыносимо. Временами мне в сердце забиралась тоска и я искал успокоения в случайных связях. Но это, как и алкоголь только усиливало, только подчёркивало чувство одиночества. Поэтому я абсолютно бросил пить, но грешить с женским полом всё же продолжал, хотя разочаровывался всякий раз ещё до того, как очароваться.
Я не знаю даже для чего я никогда не отказываю себе в удовольствии пригласить какую-нибудь женщину или девушку поразвлечься, я давно перестал удивляться, что никто и никогда ещё не отказался, потому что я, хотя и галантен, и даже весел, но холоден, как пластик с ними со всеми. Я отравлен Маюшкой навсегда, я и оттекал к другим только от ревности и злости на неё, за то, что она не моя, что она не уходит от Юргенса столько лет и всё же любит его. Он всё же заставил её любить себя, как ни удивительно это прозвучит, но есть способы и первый и самый надёжный – это искренняя любовь. Не ответить на неё сложно…
Но это умом я всё понимаю и трезво оцениваю, а вот сердцем понимать и мириться невозможно. Поэтому моё счастье с ней смешано с горечью, болью, и ревностью, порой невыносимой. Но я выношу всё. Я пробовал уезжать. Я брал командировки, стажировки, я уезжал за границу, но от себя сбежать нельзя. Я это знал и только подтверждал каждый день. Двух дней не проходило, и я начинал звонить Маюшке. И, услышав её голос, испытывать прилив горячей радости к сердцу.
Но всё же я ждал, что всё это завершится когда-то. Это должно было закончиться. Дети взрослеют и скоро Юргенсу удерживать её будет нечем. Или ей нечем будет прикрывать своё нежелание оставить его и прекратить двойное существование. Ларисе уже исполнилось восемнадцать. Вскоре после дня её рождения, я заговорил с Маюшкой на эту тему.
– Дети заканчивают школу в этом году, – сказал я, вглядываясь в её лицо.
Мы были в Товарищеском в одну из тех прекрасных ночей, что случались раз в неделю, когда Маюшка, якобы дежурила. Мы сидели на кухне за кофе, но Маюшку клонило в сон и кофе не очень помогал. Она убрала волосы с лица, седина не появилась до сих пор даже у меня, у неё и подавно её не было. Удивительно, но с годами волосы у неё потемнели, она не остригала их, носила длинные, делала пучки, распущенными, а если завязывала в хвост на затылке, я начинал опасаться, что меня станут принимать за её отца. На это она всегда смеялась и целовала меня: «Нет, ты моложавый, только я знаю, что ты уже пень!», я шутливо сердился на это, и мы дурачились, щекочась и целуясь.
