Мы прошли вдоль перегораживающей бухту дамбы и красиво проскочили в специальный проход, на глаз шириной метров в тридцать. Прямо за ним начинались причалы. Под сотню всевозможных парусников, от огромных до совсем небольших, стояли у пристани. Здесь же находилось еще пять галер и, судя по полному отсутствию жизни на остальных судах, команды их высадили на берег. Зато на многих в виде не слишком приятного украшения были повешены люди. Кое-кто уже пострадал от птиц, но висели казненные недолго. День-два максимум, уж это я умею определять легко.

Чем дальше, тем страньше. Судя по наличию галер и отсутствию следов разгрома и пожаров, город был сдан без серьезного сражения. Никакие чужаки не могли захватить его без штурма.

Насколько помню, Другват окружен стенами высотой пятнадцать и толщиной десять метров. В мощных четырехэтажных башнях, удаленных одна от другой на расстояние полета стрелы, сооружены подвалы, уходящие под землю на десятиметровую глубину. Там в старые времена находились огромные запасы, рассчитанные не только на месяцы осады, но и на вооружение ополчения.

Давно ничего серьезного не происходило, часть провианта наверняка сгнила, часть разворовали, и все одно при наличии нескольких тысяч человек гарнизона и флота взять город – непростая задача. Он всегда был опорной точкой империи и центром торговли. Впрочем, как и любой другой военный и торговый порт на побережье. Цепочка подобных городов с давних времен тянулась по всему материку. В провинции могли жить покоренные народы, право селиться в подобных городах давалось с большим разбором, и за свои привилегии жители непременно цеплялись бы даже зубами. Да неоткуда здесь появиться захватчикам!

И осады наверняка не было. Взять измором Другват – при наличии флота непосильная задача. Питьевая вода в город поступает по акведуку длиной в сто тридцать две лиги. На случай его разрушения вырыты огромные подземные цистерны. Кроме того, существует подземный источник, и вода подается по трубам наверх.

Талмат рядом издал странный булькающий звук и ткнул пальцем в сторону здания таможни.

– Фем Коста!

На крыше по соседству с красным солнцем развевалось еще одно знамя: леопард, стоящий на задних лапах. Не настолько я знаю геральдику, чтобы с ходу определить, кому оно принадлежит, но основной посыл ясен. Имя достаточно известное. Почему до сих пор не удавили столь перспективного малого с необъятными амбициями и огромным денежным сундуком, объяснить сложно. Наверняка кому-то в императорском дворце хорошо заплатил. Вот и дождались – мятежом пахнет. Нормально. События предсказуемо развиваются в худшую сторону. Или для меня – в лучшую?

На пристани нас уже ждали. Два десятка конников под очередным знаменем, изображающим молот на красном поле, с соответствующими эмблемами на одежде. Я обернулся к Талмату, чтобы выяснить, чьи это войска, и не очень удивился, обнаружив его отсутствие. Без всякой магии растворяется в воздухе в считанные мгновенья. И недаром. Если здесь аголины подсуетились, ему уготована веревка. Не любят Высматривающих в империи, и пуще всего равновесники.

За всадниками стояло десятка три воинов из местного гарнизона при полном вооружении. Это хорошо заметно по драной форме и нашивкам с башней на плече. В библиотеке у меня остался полный список армейских частей, но перепутать тут сложно. Башня для всех портовых гарнизонов – стандарт. Предыдущие императоры развитой фантазией не блистали, и кроме номера, подразделения ничем не отличаются. Иногда еще название города пишут.

Роскошно одетый толстяк, восседающий на могучем жеребце (другой конь просто рухнул бы под его тяжестью), потребовал, чтобы мы спустили сходни.

– Я императорский маг, – с непередаваемым высокомерием заявил наш Избранный, – путешествую по делу императора и по его приказу. Никто не смеет задерживать корабль, осматривать его, чего-то требовать. Ваше дело служить и повиноваться!

– Я Сибатир, сын Ноира из рода Конбеев, – пропитым басом сообщил толстяк, – почитаю императора и желаю ему вечной жизни, тепла и дождя под ноги. Вот только всем известно, как он страдает, обманутый подлым визирем и его людьми. А, судя по поведению, ты что-то скрываешь. И мне не видно, кто ты. Красный плащ нацепить каждый дурак может.

Дурак – это он, почувствовал я, когда ярость мага захлестнула за край. Наверняка это ощутили все. И команда, в полном составе собравшаяся на палубе, и стоящие на камнях пристани фемы, и солдаты. Прорвало Избранного, и вряд ли наглые слова разжиревшего недоумка из Конбеев были тому причиной. Давно хотел оторваться, а здесь нашлась замечательная причина.

Маг вытянул руку, и с нее сорвалась струя пламени. Фема просто не стало, от него остались только обугленные кости, которые упали на землю вместе с останками коня. Звук, однако, присутствовал лишь в моем воображении. Услышать его было невозможно. Спятивший маг не успокоился и принялся уничтожать всех на пристани. Горящие люди дико вопили, кто-то пытался прыгнуть в море, надеясь погасить огонь. Бесполезно.

Кто попал под стихийный пламень, долго не проживет. Дыры получаются жуткие. Это не просто обжигающее пламя вроде употребляемых при осаде смесей. Они тоже не подарок, но жар мага совсем из другой категории. Скорее он похож на солнечный луч, проходящий через увеличительное стекло. Совсем небольшое количество концентрированной, специально направленной энергии проходит сквозь тело и даже пробивает доспехи. А этот – Мастер. Ненормальный, зато великий Мастер. Давно такого представления не видел. Полсотни человек истребить за доли секунды, это непременно попадет в летописи.

Из общей кучи того, что осталось от людей, жутко воняющей обгорелым мясом, выскочил чей-то конь с пылающим хвостом и с жалобным ржаньем понесся вдоль пристани. Больше там живых не осталось. Из склада напротив поднимался дым. Маг и склад умудрился попутно поджечь. Сейчас за корабли возьмется, понял я, глядя, как он медленно поворачивается и смотрит на галеру. Рука опять пошла вверх и вперед.

– Ложись! – заорал, сшибая с ног Бенилу и перекатываясь под защиту высокого борта.

Хоть какая, да защита. Не знаю, на сколько мага хватит, он точно решил идти до конца, но хроники не дураки писали. И давно известно, почему могучим магам в войнах всегда предпочитали обычных лучников и даже неуклюжую артиллерию. Официально зафиксированный рекорд числится за неким Остаром, жрецом Воина, жившим не меньше тысячи лет назад. Дальность «стрельбы» – тридцать семь локтей. Длительность – три минуты. Специально замеряли.

В последний момент перед столкновением двух отрядов проявился. Не дурак. Предупреждать о своих намерениях заранее не стал. Вражескую фалангу развалил, а потом его элементарно нашпиговали стрелами. Битву для своих товарищей выиграл, но заплатил жизнью. Очень героически и абсолютно бессмысленно.

Не дело жрецов встревать в военные действия. У каждого свои обязанности, и определенную черту переходить не рекомендуется. А то ведь потом при случае Храм непременно сожгут, и других священнослужителей поубивают. Были примеры. Во всяком случае, так раньше получалось. Сейчас по любому мага не из Храма Солнца после таких выходок живым не оставят.

Остальные умельцы кидаться стихийным огнем рекордсмену в подметки не годились. И по расстоянию, и по возможностям. Спалить одного-двух – в этом нет ничего особенного, тем паче, если жертва на алтаре или приговорена. Подходишь и при почтительно внимающих зрителях показательно казнишь. Костры с чернокнижниками сейчас именно по такому образцу и запаливают. А вот воевать с отрядом воинов у большинства – кишка тонка. Не первый, так десятый зарубит. А пушки на галере локтей на двести гарантированно бьют. Сейчас начнется.

Я тоже великий полководец и умею предугадывать действия противника. Мысленно похвалил себя, когда картечь с визгом ударила по палубе. С такого расстояния мудрено промахнуться самому паршивому пушкарю. Большинство наших моряков не обратили внимания на мой крик или просто растерялись. Слишком быстро все произошло, а уж воевать со своими команда не собиралась. Теперь разноголосый вой и стон висел уже над «Стремительным». Вся палуба была завалена убитыми и умирающими. Оставляя за собой кровавый след, неизвестно куда полз матрос с практически оторванной ногой. Еще один бился в агонии буквально рядом.