– Нам до этого дела нет, – серьезно сказал Куш. – Это там решают, – он ткнул пальцем вверх, – а мы просто выполняем приказы. И, слава Солнцу, таких распоряжений нам не отдают.

– Все когда-то бывает в первый раз, – пробурчал Феликс. – Думаешь, император знает все, что происходит в мире, и лично следит за каждым легионером?

– Шутник, – пробурчал Тор.

– Все, – приказал, вернувшись, сержант, – построились. Нам еще к своим топать. Я предлагал оставить вас для охраны и даже намекнул о твоих подозрениях, но он и сам все прекрасно знает. Все уже кончено, второй раз они не придут. Так он думает… Что ты нашел? – неожиданно спросил сержант Куша уже на улице.

– У нас самый лучший на свете начальник, – льстиво сказал тот, – даже сквозь стены видит. Сэмуэл молча ждал. – Много монет и разных мелких побрякушек, – нехотя сознался Куш. – Надеюсь, командир проявит мудрость и не потребует вернуть их владельцам? Тем уже все равно, а нам очень пригодится.

– Нам, – подчеркнул сержант. – Никогда этого не забывай. Отделение всегда на первом месте. И мне, – после многозначительной паузы добавил он, – две доли, как сержанту. Проверять я тебя не собираюсь, но лучше всегда делить добычу честно.

– Я всегда помню про уважение к командиру, – обиженно сообщил Куш. – У меня отец сержант.

– Вот и хорошо. Прибавить шаг! – перешел Сэмуэл на обычный командирский тон.

Лекарь

Солнце стояло высоко, когда мы обнаружили впереди беспорядочную кучу низеньких серых домишек, сложенных из камня. На фоне нависающих гор они смотрелись особенно убого. На карте, специально прихваченной в дорогу и считавшейся очень подробной, ничего подобного не наблюдалось. В принципе, не удивительно. Мелкие поселки никого, кроме местных фемов, не интересовали. Да и те не часто наведывались в гости.

Взять с жителей в виде налогов особо нечего, а значит, и утруждать себя не имеет смысла. Появляется здешний господин пару раз в год, забирает свою скудную долю и исчезает до следующего посещения. Барщина тут не принята, а деньги обычно отсутствуют. Неоткуда им взяться – никакой серьезной торговли. Так что выгребать из карманов и амбаров в качестве налогов особо нечего. Если еще и Храму честную десятину отдавать, жители просто с голоду передохнут.

Да и живут в здешних местах люди, способные за себя постоять в случае излишней наглости приезжих. Скудная жизнь невольно вырабатывает соответствующий характер. Не только в земле копаются, еще и охотятся, а временами не прочь ограбить проезжих или прохожих. И это не сказки жителей низин про горцев. Такое случалось неоднократно.

Тяжело живут. Немного домашнего скота, маленькие личные огороды, где растят картошку, морковь, редиску и петрушку. Смешные по размеру поля на склонах скал, где выращиваются просо, пшеница и ячмень, которых едва хватает для собственного прокорма – вот и все, что производят подобные поселки.

Здесь горы, и живет тут население, оставшееся с древнейших времен и сохранившее традиционные культуры и ремесла. Нашествия народов во времена Холода прокатились мимо, по более приличным дорогам, и мало затронули местных обитателей. Для них жизнь не изменялась столетиями. Что происходит там, вдали, у моря, и ниже, в долинах, их абсолютно не волнует.

Прямо на дороге стояла, разинув рот, девчушка лет пяти-шести в традиционной рубахе до колен. Других одежек для детей тут в теплую погоду не предусмотрено. А теплая она, пока не выпадет снег. Некоторые дети и после этого бегают босиком. Между прочим, болеют горцы достаточно редко. Главное – в детстве не помереть.

Девчушка даже забыла про свои обязанности гнать наглых гусей хворостиной. Видать, последний раз путешественники забредали в деревню еще до ее рождения. Очень тянуло сказать громко «бу» и посмотреть на ее реакцию. Благоразумно воздержался от искушения. Заревет еще с перепугу, прибегут родственники с кольями защищать дитятко. Сложно будет что-то объяснить насчет обычной шутки.

Я проследовал к первому попавшемуся дому. Выбирать особо не из чего. Все они одинаковые: с крышами, покрытыми соломой. Во дворе скамьи и очаг, где женщины готовят пищу под грубо сколоченными навесами. Энергично попинал дверь под злобный собачий лай. Псина была не очень большая, правильно оценила наличие палки в руках и не рискнула идти на сближение. Свой долг по охране хозяйского имущества она решила выполнять на солидном расстоянии.

После недолгого ожидания появился высокий костлявый человек лет шестидесяти в грязной одежде. Оно и понятно, перед праздником ожидается стирка, а пока и так сойдет. Пес при его появлении мгновенно заткнулся и улегся на землю, продолжая наблюдать.

Лицо мужчины было изрезанно глубокими морщинами и носило отпечаток страдания и терпеливого изнеможения. Это уж как водится. Если горец не пьян и не горит жаждой мести, то кислое выражение его физиономии легко способно испортить даже молоко. Вот когда горцы в гневе, связываться с ними опасно. Мозги отключаются, о последствиях не думают, лезут прямо на клинки в надежде добраться до горла обидчика.

В руках мужик держал топор из вполне приличного железа. Не колун. Рукоятка метровой длины, очень удобная для рукопашной, характерная форма лезвия и стойка. Тут не спутаешь.

Сделал сразу два вывода: не такой уж бедный, не дедовский медный, ко всему прочему, имеет боевое оружие. Попробовал бы крестьянин показать нечто такое внизу! Быстро вразумили бы либо солдаты, либо фем. А он из сословия крестьян. На мизинце правильная татуировка, и не боится. Плевать горцы хотели на запреты.

И второй не менее важный вывод – чужаков здесь не любят. Ничего удивительного, они вечно приносят с собой проблемы. Ходят, вынюхивают. Бывает, и болезни заносят.

Светлые глаза настороженно изучили нашу компанию, даже осла, с надеждой глядящего на возможное место отдыха и избавления от тяжелой поклажи, не оставили без внимания. Осел – это хорошо. Не нищие какие-то. Одежда на нас добротная, ножик на поясе серьезный, да и сам я весь представительный.

Ростом и комплекцией до богатыря, о ребра которого непременно появляется желание почесать кулаки, не дотягиваю, но заметно сразу – могу и вломить. Не доходяга городской, лишнего жира нет. Жилистый, и руки, что лопаты. Вот о типе лица, если он о подобных словах слышал, сложно высказаться. И не туда, и не сюда. Черноволосый, но с синими глазами. Скулы подозрительные. Вечно принимают за непонятную помесь разных народов.

Не дожидаясь вопросов, я сказал:

– Больные есть? Я лекарь с лицензией Храма Солнца. Исцеление недугов и разных хворей, как серьезных, так и пустяковых. – Расстегнул кожух из овчины, расшитый сверху, как у зажиточного, дорогой тканью, и внушительно постучал по нашитому на рубахе красному кресту. Про этот знак вся империя слышала. А вот видели немногие. По дорогам лекари не часто ходят, им и в городах работы хватает.

Неприветливое лицо слегка просветлело. Что за зверь лицензия, он вряд ли подозревает, но слово «лекарь» всем знакомо. Гонят в таких случаях редко. Всегда найдутся болящие, а для местного знахаря я вряд ли могу представлять конкуренцию. Сегодня здесь, завтра уже уехал.

– Мы в скудости пребываем, – сделав грустную физиономию окончательно тоскливой и опустив топор, сходу пожаловался мужик. – Денег нема. Откеда на взгорках серебро?

– Так есть больные или нет? Мне припасы нужны. По роже понял, что не дошло, уточнил: – еда.

– Как же не быть скорбным, – явно довольный моими низкими запросами, согласился мужик. – А посколь берешь?

– Договоримся, – изучая высунувшуюся из дверей молодую деваху, отмахнулся я.

Если ее отмыть, причесать и прилично одеть, вполне симпатичная будет. Правда, в кости широкая и вся в конопушках, да не мне лезть с собственными стандартами красоты в чужой огород. Самое то для крестьянской работы. Выносливая и крепкая. Другие здесь и не становятся взрослыми. Младенцы мрут, как мухи на холоде. Зато уцелевшие, если не подцепят холеру и не убьются, упав с очередной кручи, живут долго. Не сказать – счастливо. От тяжелой работы годам к сорока женщины превращаются в старух. Точно как мамаша девахи, появившаяся с огорода и явно наработавшая горб за свою нелегкую жизнь. Очень вероятно, в молодости была ого-го, да давно те годы пролетели.