— Дано, — возразил я, — всех под корень вырезать.
— Какой ты кровожадный, парень! — удивился Онагост.
Тут что-то произошло, потому что краем уха я услышал чьи-то голоса, грохот упавшего ведра, какой-то вскрик, и из-за занавески выпорхнула тень и с диким визгом бросилась на Онагаста.
— Папка! Миленький, приехал! Где ты так долго был? Я уже заскучала!
На шее едва успевшего вскочить воеводы повисла девушка. Она даже поджала ноги в модных башмаках красного цвета и набойками на каблучках. Странно, что я отметил эту деталь.
— Ну-ну, егоза! — смущенно запыхтел воевода, осторожно обнимая девушку за плечи. — Слезай с моей шеи, оторвешь! — Познакомься лучше, Мирина, с Косом. Это моя дочь, младшенькая!
Воевода говорил с такой любовью в голосе, что мне даже неловко стало, что я присутствую при такой сцене из семейной жизни. На сурового мужика Онагост сейчас мало походил. В груди что-то ворохнулось, я проглотил комок в горле. Потому что понял: я попал. Невозвратно и гибельно. Мирина глядела на меня широко распахнутыми глазами, в которых плескалось васильковое море с проблесками желтых искр. Лицо у нее было скуластое, нос — аккуратный, весь такой маленький, с едва видимым разлетом ноздрей, губы полнокровные, еще по-детски припухлые, на виски падают завитушки каштановых волос. Явно не в мать. Смугленькая, фигурка точеная, вся сама ладная, такая, что мне стало очень страшно за себя.
Кажется, наше молчание затянулось. Воевода громко кхакнул, свирепо глядя на меня.
— Здрасьте, — наконец, кивнул я, глупо улыбаясь. — Я — Кос! Очень приятно познакомиться!
Девушка весело фыркнула и повернулась к отцу.
— Ты где откопал такого буку?
— Мирина! — грозно нахмурил брови Онагост. — Это что за вольности? Иди к матери, займитесь делом. А мы сейчас в баньку, а вечером гостей ждем. Помоги по готовке!
— Ты видел Томака и Ярика? — спросила девушка уже на ходу, слегка притормаживая возле меня, вросшего в лавку всеми корнями, даже руками вцепился в края.
— Да, все с ними нормально, — улыбнулся воевода. — Им некогда, проходят обучение на боевых ножах. До листопада пробудут, потом домой ждем. Иди! Чего встала?
Мирина хихикнула и упорхнула туда, откуда и выскочила. Я услышал ее звонкий голосок, сердитый отклик матери. Чем-то ее не устроило игривое настроение дочери.
— Красивая у тебя дочка, воевода, — я припал к вину, делая большие глотки. Верблюд после долгого перехода и то меньше пьет. — Страшно красивая.
— Чего засмущался, парень? — воевода ухмыльнулся. — Приглянулась Мирина? Стало быть, плохо спать будешь, сердце болеть будет, иссохнешь весь. Поэтому я тебя и пристрою подальше отсюда, чтобы неповадные мысли отбросил. Враз вылечишься.
— Как жестоко-то, — пробормотал я, но Онагост меня услышал.
— Ха-ха! Жестоко! Где ты жестокость увидел? Я уже четверых таким образом спас от дурости. Послал в дальние гарнизоны, чтобы дурь из головы выкинули. Рано ей о женихах думать, рано! Я тебя по доброте душевной сразу предупреждаю, чтобы потом не было недомолвок и неприятностей. Девке шестнадцать весен едва исполнилось, так что всем страждущим — от ворот поворот!
Воевода распыхтелся не на шутку. Для него это была больная тема. Да и любой отец, когда его дочь вступает в пору зрелости и в ее головке начинают бурлить странные мысли, будет так реагировать. Оградить и охранить от косяка самцов, так и кружащих вокруг его ненаглядной доченьки!
— Да понял я! — меня разобрал смех. — Не волнуйся ты так, воевода! Я же все равно отсюда сдерну, как только Врата откроются. Ну, если откроются….
— Пошли в баню! — решительно рубанул рукой воздух Онагост. — Там договорим.
Попарились мы славно. Воевода успевал поддавать в каменку воды, а я, как выброшенная на берег рыба, успевал хватать толику воздуха, чтобы потом чувствовать, как горячий пар обволакивает тело, и вся грязь отваливается от меня большими кусками. Пару раз Онагост прошелся по мне веником, а потом я исстегал его крепкое, жилистое тело с несколькими рубцами, оставшимися, видимо, от ран.
Выйдя в предбанник, Онагост с легким покряхтыванием налил нам обоим квасу, шлепнулся на лавку, обмотав чресла большим полотняным полотенцем. Я жадно присосался к живительному напитку.
— Значит, вот какое дело, Кос, — заговорил воевода. — Грядет большая война, чует мое сердце и опыт. Тойоны накапливают большую силу в Северных Отрогах, и первый удар может прийти на Базу «Рысья», а дальше — Велиград. Что, сам согласись, для многих будет очень плохо. Город не укреплен, стены давно срыты. Здесь моя семья, и я не допущу, чтобы дикари разрушили то, что я строил много лет. Князь Стоян уже давно точит меч, но мы его сдерживали, боясь, что лесовики объединятся. Теперь время пришло. Надо начинать первым, чтобы потом кровью не отхаркиваться.
— С этим понятно, — я медленно охлаждался, — а что делать мне? Кстати, надо передать чертежи в Инженерию.
— Завтра съездим туда вместе, — пообещал воевода, — у меня тоже там есть дела. А вот насчет тебя…. Ты, я вижу, грамотный парень, соображаешь, речь правильная. Не смейся, здесь грамотность все еще редкий случай, пусть даже понастроили пароходов и самолетов. Грамотность — это редкость, — еще раз повторил Онагост. — Ты читаешь карты, пишешь, да? Вот, я же прав! Нам как можно скорее нужны точные карты прохода в Большую Долину, маршруты передвижения войск и гужевого транспорта. Вход на Древний Тракт контролируется несколькими племенами тойонов, и мы туда сунуться не можем. Только разведка, вырезать пару постов, пленника взять. Но это все мальчишество, глупость и пустая трата времени. В общем, нужна полноценная разведка местности, составление карт с наилучшими маршрутами.
— Это может занять очень и очень много времени, — у меня волосы дыбом встали от перспективы такой работы. Я был поражен самому себе, что практически сразу, даже не обговаривая условий, в душе согласился с воеводой. Вот это моя деятельность! Глядишь, найду еще какой-нибудь портал!
— Да все понятно, — кивнул воевода, — время еще есть. Возможно, год или чуть больше. Сейчас северное направление остается безопасным, так как туда мы стянули много сил, но бить нужно первым, еще раз говорю. А без общей разведки совать нос в Долину князь Стоян не будет. Ладно, давай еще разок окатимся, да и закончим на этом. Скоро гости подойдут. Познакомишься. Кстати, там будут люди, которые готовят экспедицию.
— Странно, что ты не спросил о моем согласии, — пробормотал я, поднимаясь на ноги.
— А зачем? — засмеялся воевода. — Нет для тебя безопасного места, да и выбирать не из чего. Если ты не умеешь махать мечом — твое место не в первых рядах регулярного войска. Согласись, это глупо. Вот и стараюсь тебе найти применение.
Пирушка удалась на славу. Мы осушили пару десятилитровых бочек с вином, перезнакомились друг с другом, вернее, знакомился я. Я сидел за столом между капитаном Рознегом, служившим под началом воеводы, и худосочным стариканом из Инженерии — господином Радбодом, слушал хвастливые речи гнома по имени Фоли, который предлагал свою помощь в спонсировании развивающихся торговых отношений между гномьим королевством и Велиградом. Рядом с Онагостом сидел надменный мужчина в нарядном кафтане, на котором не только запонки были серебряными, но и пуговицы сияли драгоценными камешками, окантованными серебряными же ободками. Это был граф Андик, один из советников князя Стояна. Из такого состава гостей мне стало ясно, что воевода недаром хлеб ест, и знает, кого приглашать для приватного разговора. Каждому из них я мог дать кучу материалов для дальнейших действий в отношении Древнего Тракта из наработок своего мира. Но не торопился, присматривался к этим людям, а взгляд то и дело срывался на женскую половину стола, где сидела Мирина, вся нарядная и красивая. Теперь она была в легком ситцевом платье, на груди висело изумрудное колье, а в волосах, собранных в сложную прическу в виде кокона, торчала заколка в виде какой-то птички. Серебряная, кстати. Девушка то и дело бросала на меня быстрый взгляд и, встретившись с моими масляными глазами, тут же сосредоточенно тыкала вилкой в блюдо, расправляясь с каким-то паштетом. Я особо не наглел, рискуя нарваться на гнев воеводы. Он ясно дал понять, что такими вещами не шутит. И я поверил. Мой мир допускал большие вольности в отношениях девушек и парней, и родители зачастую закрывали глаза на выходки своих отпрысков. Здесь же девичья честь стояла в приоритете родительской опеки. И подозреваю, что за фривольности можно здорово огрести.
