Зря я разрешил ей остаться, перекликалась с ее мыслью мысль Пестеля.
Дело во мне, решили оба.
Дни проходили за днями в молчаливом напряжении между ними. Каждый из них знал, что добром это не закончится — обязательно случится что-то, что станет разрядкой в их холодной войне. И это «что-то» произошло под вечер вторника, когда Виктория возвращалась домой.
Стоял уже февраль, но крещенские морозы не отступали, а мороз к вечеру только крепчал. Виктория, которая ушла утром на целый день и забыла варежки, теперь горько об этом жалела. Когда она вернулась в дом, ее руки онемели от холода, и девушка тщетно растирала покрасневшую кожу, пытаясь согреть ее. Тепло комнаты с мороза ощущалось почти болезненно. Виктория скинула с себя шубку и платок, не с первого раза смогла разжечь лампу, чуть не обожгла лицо, наклонившись слишком близко к огню, и лишь отпрянув, заметила, что в комнате кроме нее есть кто-то еще.
Чья-то фигура, сгорбившись, стояла у письменного стола. Замерев, Виктория следила за тем, как распрямляются узкие плечи. Кем бы ни был этот человек, он прекрасно знал, что его заметили. И уж конечно он догадывается, что его визит не выглядит таким уж себе невинным. А значит, он постарается уйти незамеченным. Девушка не знала, какой именно способ он для этого изберет, но на всякий случай поставила лампу на подоконник и, отступив к печи, нащупала рукой кочергу.
Человек развернулся к ней вполоборота, и Виктория в растерянности узнала в нем Обухова.
— Вам не нужно бояться, Виктория, — сказал он, медленно разворачиваясь к ней и выпрямляясь до конца. — Это я.
— Вижу, — холодно ответила Виктория, крепче обхватывая непослушными пальцами свое оружие. — Что Вы здесь делаете?
Обухов остановил заинтересованный взгляд на заведенной за спину руке девушки, и его губы растянулись в усмешке.
— Право же, Вам не о чем беспокоиться, — поспешил он утешить Викторию и даже руки поднял в знак дружбы.
— Что Вы здесь делаете? — повторила Виктория, пристально следя за приближающимся офицером.
Обухов продолжал улыбаться.
— Что Вы изволите ответить, если я признаюсь, что ждал Вас? — вычурно, как умел только он, сказал мужчина, подходя к девушке ближе, но останавливаясь в двух шагах от нее.
Пальцы неуверенно соскользнули с кочерги. Виктория виновато отвела взгляд. Ей было стыдно за свой испуг — в конце концов, Обухова она знает хорошо. Даже слишком, с досадой добавила она про себя, исподтишка наблюдая за мужчиной. С чего она решила, что ей угрожает опасность? Обухов действительно мог ждать ее здесь — в последнее время он сторожил ее повсюду, и Виктория уже не удивлялась ничему.
Вопрос о том, как он вошел в дом, почему-то в ее голове не возник.
Обухов сделал еще один шаг к девушке, и Виктория, машинально отступив, уперлась спиной в стену. Растерянная, все еще напуганная, она думала только о том, что безразличное молчание Пестеля ей нравится гораздо больше навязчивого внимания Обухова. Где же он? — подумала она, метнув взгляд в сторону двери, словно ожидая увидеть мужчину на пороге.
— Я отвечу, что Вы меня ждали зря, — вслух сказала Виктория, избегая смотреть офицеру в лицо.
Странные сомнения стали закрадываться ей в душу. Если он ждал ее, почему не зажег света? Почему стоял у стола? Почему не сразу объявил свое присутствие?
— Я очень устала, — в отчаянной попытке прогнать офицера выдохнула Виктория. — Если Вы не против… Может… Поговорим завтра?
— Как скажете, — слишком легко согласился Обухов и, откланявшись, вышел в сени.
Виктория проводила его рассеянным взглядом и вздохнула с облегчением. Ей не хотелось думать о том, для чего он приходил, она мечтала лишь об одном — чтобы он не возвращался. По правде, такое внимание с его стороны настораживало ее уже давно, и она сказала бы об этом Пестелю, если бы не странная робость, сковывающая ее по рукам и ногам каждый раз, когда она замечала на себе его долгий взгляд.
Рассудив, что Обухов не так уж и опасен, Виктория зачем-то взяла в руки кочергу и взвесила ее, прикидывая, каковы были бы ее шансы, если бы ей пришлось отбиваться подобным образом от мужчины. Кочерга была тяжелая, но не то чтобы очень. Много урона ею Виктория бы не нанесла. Разве что…
Она услышала шаги и шорох прямо за своей спиной, и реакция сработала раньше, чем Виктория успела дать себе отчет в происходящем. Сердце ухнуло куда-то вниз. Конечно, Обухов не мог уйти так легко, если задумал что-то плохое. Он просто хотел застать ее врасплох.
Круто развернувшись назад, Виктория уже готова была обрушить кочергу на голову незадачливого офицера, когда сильные мужские руки перехватили ее запястья на лету. Два внимательных знакомых глаза уперлись в нее острым взглядом. Пестель нарочито медленно забрал у девушки кочергу и, нахмурившись, сложил руки за спиной. Он ждал объяснений.
Все, что смогла выдавить из себя Виктория:
— Павел! Я так рада, что это ты!
— Любопытно узнать, кого ты еще ожидала увидеть, — намеком поинтересовался Пестель, впервые, кажется, за всю неделю снизойдя до разговора с девушкой.
Виктория пораскинула мозгами и решила, что, раз Пестель с Обуховым не встретился, значит, говорить ему о нем вовсе не стоит. Она хорошо помнила испепеляющие взгляды, которые Пестель кидал на молодого офицера, так же хорошо, как она помнила источающие яд фразы о нем.
— Просто… Тут только что был офицер Обухов, — предательски краснея, призналась Виктория. Врала она так же плохо, как скрывала эмоции, а Пестель был слишком умен, чтобы понять, что от него что-то скрывают.
— Обухов? — подозрительно переспросил Пестель, напрягаясь всем телом.
Под его взглядом хотелось съежиться, свернуться клубком, провалиться сквозь землю — да хоть в тар-тарары!.. Виктория стойко выдержала его и, зная, что подписывает себе смертный приговор, убито закончила:
— Он сказал, что хотел меня увидеть…
И — видя, как изменилось лицо Пестеля:
— Но я сразу сказала ему, чтобы он ушел! Понимаешь, Павел, он мне совсем не нравится! Он ходит за мной целыми днями, выслеживает… Куда я не пойду, он оказывается там же… Правда, забавное совпадение? — готовая сгореть со стыда, Виктория издала некое подобие смешка и сконфуженно замолчала.
Пестель был зол. Даже не так. Он был в холодной ярости. В таком состоянии люди обычно идут на преступление и убивают твердой рукой.
— Можно просто лопнуть со смеху, — процедил он сквозь зубы. В его интонациях звенел лед.
Под его взглядом Виктория чувствовала себя ребенком, которого несправедливо наказали. Она была еще совсем девочкой, когда видела отца в последний раз, но это ощущение мужской власти осталось в ее памяти. Отец ее любил. На памяти Виктории было лишь несколько случаев, когда он бранил ее, но сейчас, оказавшись зажатой между стеной и Пестелем, она вдруг явно ощутила себя тем неразумным ребенком, которому отец объяснял, за что ей должно быть стыдно.
Воспоминания об отце больно кольнули Викторию в самое сердце, притупив чувство страха перед Пестелем. Стараясь ничем не выдать своих эмоций, она осторожно отстранилась от стены и, подняв голову, спокойно сказала:
— Я не понимаю, почему ты злишься.
— Конечно, не понимаешь, — ядовито произнес Пестель, даже не думая выпускать девушку из плена. — Ведь так трудно понять, что твое поведение, мягко говоря… Весьма компрометирующее.
Виктория нахмурилась, пытаясь вникнуть в суть сказанных им слов.
— Мое? — наконец переспросила она и, осознав упрек, ахнула. — Я же говорю тебе, что это он мне прохода не дает!
— Ты сама виновата, — жестко оборвал ее Пестель, который и не думал успокаиваться.
Виктория глотала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Она всю неделю мечтала поговорить с Пестелем хотя бы о чем-нибудь — и вот тебе, пожалуйста!
— Я не виновата! — воскликнула она наконец, не найдя других слов. — И, чтоб ты знал…
Пестель ее не слушал. Он шагнул еще ближе к девушке, вынуждая ее снова вжаться в стену, и поднял руку к ее лицу. В какую-то секунду Виктории показалось, что он ее ударит, и она непроизвольно зажмурилась. Когда она открыла глаза снова, перед ее пальцем трясся указательный палец мужчины.
