Рылеев словно очнулся. Недоуменно глядя перед собой, опустил чашку на блюдце. Фарфор звякнул печально и мелодично. Потом поднял взгляд на жену. Наталья Михайловна встала из-за стола и теперь складывала салфетку.

— Прости, душа моя, я, кажется, увлекся, — он поймал ее тонкие пальцы и на мгновение прижал к губам. На лице женщины промелькнула улыбка. Она не могла долго сердиться на мужа.

Пестель смотрел на то, как нежно и трепетно относится Кондратий к супруге и не мог понять, как он, имея семью, рискнул пойти на такое дело. Ведь в случае его смерти и его жена, и его маленькая дочка останутся без малейшего шанса на существование. Рылеев осознавал угрозу и все же решился на отчаянный шаг. Конечно, он мог бросить начатое в любой момент. Но Пестель вспоминал тот пылающий огонь на дне темных глаз и понимал — не бросит. Погибнет, душу свою погубит, но от задуманного не отступится!

Наталья Михайловна вышла из гостиной и мягко притворила за собой дверь. За столом остались сидеть трое. Неловкое молчание, повисшее между ними, нарушало лишь редкое звяканье посуды, доносящееся из кухни — служанка вытирала бокалы.

Пора было уходить. Пестель тихо отодвинул от себя свой прибор и поднялся из-за стола. Рылеев встал вслед за ним.

— Стало быть, уже уходишь? — спросил он, зачем-то поправляя манжеты на рукавах.

— Пора, — коротко ответил Пестель, боковым зрением замечая на себе пристальный взгляд Виктории.

— Когда отбываешь из Петербурга? — оглянувшись на дверь и понизив голос, спросил Рылеев.

Пестель поправил сюртук и пробежал взглядом от окна до стоявшей на краю стола хрустальной сахарницы.

— До февраля еще пробуду.

Они обменялись рукопожатиями. Виктория встала из-за стола и по своей привычке переплела пальцы.

— Была рада знакомству, господин Пестель.

На её лице — вполне искренняя милая улыбка. Если не вспоминать об истинных обстоятельствах их знакомства, можно подумать, что на уме у этой девушки нет ничего, кроме рукоделия и прочих чисто женских занятий.

Попрощавшись и поблагодарив за чай, Пестель вышел из гостиной. Он был уже в плаще и собирался покинуть гостеприимную квартиру Рылеева, когда Виктория сняла с вешалки свою шубку и с обезоруживающей улыбкой спросила:

— Вы не проводите меня до почты?

Они вышли из подъезда вместе. Уже заметно стемнело. Глядя на фонарь, можно было заметить падающий мелкий снег. Виктория шла рядом, едва поспевая за широким шагом Пестеля, и путалась в длинной юбке. Задумавшись о своем, Пестель почти забыл о спутнице. О ее присутствии он вспомнил, когда проезжавший мимо экипаж круто занесло на льду — девушка отшатнулась и, оступившись на снегу, задела спутника плечом. Машинально Пестель подхватил ее под локоть, помогая удержаться на ногах.

— Бога ради, извините! — крикнул прямо из окна экипажа мужчина в летах и, не дождавшись ответа и даже не удостоверившись в том, что с девушкой все в порядке, поспешил покинуть место происшествия.

— Даже выйти не соизволил, — хмуро обронил Пестель, глядя вслед уезжающему экипажу. — Все в порядке? — спросил он уже у своей спутницы, окидывая ее быстрым взглядом.

Виктория молча кивнула. Она не смотрела ему в глаза, старательно пряча взгляд. Ее лицо было мокрым от растаявшего снега. Девушка плотнее укуталась в тонкую шубку и спрятала нос в воротник. Скосив глаза на Пестеля, возобновила свой путь, оставляя за собой узкие и непривычно маленькие следы.

Он нагнал ее у поворота улицы.

— Не понимаю, зачем Вам был нужен провожатый, — хмыкнул он, глядя на Викторию сверху вниз с внимательным прищуром.

— В Петербурге одной ходить страшно, — со всей серьезностью ответила спутница, все так же не поднимая головы. Ей было тяжело идти по рыхлому снегу. Улицы надо бы чистить, сварливо отметил про себя Пестель, словно ставя в своей голове еще один минус в пункте «все для народа».

— Вам надо быть осторожнее, — неожиданно нравоучительно заявил Пестель, стараясь шагать не слишком широко. — Идти по темной улице с мужчиной, которого едва знаете, так же опасно, как идти по этой улице в одиночку.

Виктория высвободила нижнюю часть лица из-под воротника и перевела дыхание. Из ее рта вырвалось облачко пара.

— Почему вы так мне доверяете? — с искренним любопытством поинтересовался Пестель.

Виктория остановилась и подняла голову. В свете уличного фонаря ее лицо было совсем бледным, почти прозрачным.

— Я не скажу, Павел Иванович, иначе вы обидитесь, — со всем присущим ей прямодушием ответила она.

Пестель непроизвольно хмыкнул.

— Однако же теперь мне стало еще интереснее узнать ответ.

Виктория вздохнула снова. На мехе ее воротника застыли капельки влаги.

— Ну хорошо, я скажу, — решив что-то про себя, выдохнула она в морозный холод. — Для таких, как Вы, Павел Иванович, женщины всегда на втором месте. Они вас не интересуют. Для таких, как Вы, дело всегда на первом месте, а остальное мешает. Единственная женщина, которая Вам нужна — это Революция.

Она помолчала и, что-то решив, добавила:

— Поэтому мне с Вами не страшно.

— Угу, — Пестель склонил голову вбок и, крепко сжав челюсти, прищурился. — Угу, — повторил он задумчиво, рассматривая девушку уже без всякого стеснения.

По ее словам получается, что он и не мужчина вовсе, а орудие Российской Революции. Или, по ее мнению, выходит, что революционеры — не люди? В любом случае, как расценивать слова Виктории, Пестель не знал.

— Сомнительный комплимент, — наконец сказал он, подставляя лицо снегу.

До самого почтамта они не проронили ни слова. Виктория шла рядом с ним, постоянно увязая в снегу и тяжело дыша. Пестель думал о том, что Рылеев так толком и не объяснил, откуда она взялась и кто она такая. Сказал лишь, что девушка приходится ему родственницей по материнской линии, что приехала она издалека и ненадолго, но Пестелю этой информации было мало. С опозданием он начал переживать о разговорах, которые вёл с Викторией, и о вопросах, на которые отвечал. Конечно, разведчицей она быть не могла — слишком молода, да и эмоции до конца скрыть не умеет. К тому же, Рылеев — человек крайне осторожный в подобных вопросах — не допустил бы ее к их делу, если бы не был уверен в ней.

И имя это странное — Виктория. Пестель не знал никого, кто еще носил бы такое имя. Необычное, звучное, режущее слух русскому человеку. Символичное. Пестель усмехнулся. Решив считать эту встречу добрым знаком, предпочел забыть о недавних словах девушки и перевел тему:

— Так значит, Вы не из Петербурга? — спросил он.

Виктория покачала головой, но отвечать не стала.

— А откуда, если не секрет? — не отставал Пестель, решив идти до победного конца.

— Издалека, — неопределенно обронила Виктория, всем видом показывая, что этот разговор она продолжать не собирается.

Пестель тихо цокнул языком и вздохнул. Было досадно — впервые за несколько лет он решил завести беседу с женщиной, но её не поддержали. На душе осадком осталось и странное чувство отчужденности, понять которое Пестель пока не мог. В том, что Виктория его заинтересовала, он не признался бы никому, даже самому себе. Но факт оставался фактом.

Догадываясь, какую тему девушка поддержит наверняка, Пестель решился на опасный маневр.

— Кондратий многое рассказывал Вам? — кардинально переменив течение беседы, поинтересовался он.

— Не понимаю, о чем Вы говорите, — обескуражила его своим ответом Виктория.

Зачем я это делаю? — спросил сам себя Пестель, невольно прибавляя шаг и с тайным удовольствием замечая, что его спутнице теперь приходится почти бежать рядом с ним.

— Все Вы понимаете, — сквозь зубы ответил он и остановился так резко, что Виктория почти врезалась ему в плечо. — Не знаю, что за игру Вы затеяли, но будьте любезны хотя бы не менять ее правила.

Виктория выглянула из-за его спины и, понизив голос, быстро пояснила:

— За нами следят. От самого начала улицы. Может быть, и совпадение, но осторожность ведь не помешает?