Народ собирался с каждой минутой, толпился все больше вокруг нее. Изредка кто-то одаривал ее недобрым взглядом, а некоторые осмеливались сказать что-то грубое — Виктория стояла посреди дороги, не двигаясь с места. Она ничего не замечала. Ее взгляд сухих воспаленных глаз пристально всматривался вдаль — туда, где находился дом Рылеева. Теперь, глядя в прошлое, женщина думала о том, что все, видимо, было предрешено судьбой. И даже тот факт, что этот синий дом на набережной Мойки, в котором и родилась революция, находился совсем рядом с Сенатской площадью, уже не казался ей случайным.

— Ведут! — ахнул кто-то в толпе, и Виктория в страхе закрыла глаза.

Ей стоило больших усилий не упасть прямо здесь, на пыльную мостовую, под ноги прохожим. Она судорожно выдохнула сквозь крепко сжатые зубы, подняла голову, шагнула вперед. Сейчас, в эту минуту — в последнюю минуту для Пестеля — она должна быть рядом с ним.

Пестель шел к виселице, не глядя на людей. Единственное, о чем он жалел — это о том, что их не расстреляют, как дворян, а всего лишь повесят. Он знал, что это не имеет ровно никакого значения, но почему-то именно эта мысль казалась ему особенно досадной.

Он не проронил ни слова, пока они шли к месту казни. Так ни разу не взглянул на своих палачей. Перед тем, как отдать себя в руки судьбе, он повернул голову в сторону тихого Рылеева. Тот молился, безмолвно шевеля губами.

Пестель несколько секунд смотрел на небо, а потом перевел взгляд на собравшихся на площади людей. Все они замерли, неотрывно глядя на казнь, которой в России не было со времен царствования Елизаветы. Глядя на их лица, Пестель вдруг почувствовал уверенность, что все было не зря. Ни восстание, ни поражение, ни их смерть.

— Что посеял, то и взойти должно, — негромко сказал он, усмехаясь своей обычной однобокой усмешкой. — И взойдёт впоследствии непременно…

…Виктория почти не дышала, глядя на лицо Пестеля. Бледное и освнувшееся, но по-прежнему родное, оно не потеряло того упрямого выражения, которое она так хорошо знала. Но вот любимые черты скрылись под грубой мешковиной, и Виктория не выдержала — закрыла глаза. Прошла целая вечность, прежде чем в наступившей тишине раздался громкий удар. А спустя несколько секунд — еще несколько. По толпе прошла волна удивления и суеверного ужаса. Кто-то слева от Виктории тихонько запричитал.

— Упали! — услышала она несмелый возглас и отпрянула назад, не смея питать надежд. Быстрый взгляд устремился к виселице.

Не он!..

Силы разом покинули ее. Виктория развернулась и, больше не оборачиваясь, пошла прочь. В голове стоял неясный гул, не было ни одной мысли.

В этот день солнце светило словно нарочно ярко. Выйдя на широкую улицу, Виктория остановилась у стены какого-то дома и прислонилась к ней спиной. Ей было плохо. Она знала, что вместе с Пестелем несколько минут назад навсегда умерла часть ее души.

Что посеял, то и взойти должно, и взойдёт впоследствии непременно, пришли ей на ум слова, в которых Виктория вдруг нашла утешение. Все-таки за все в жизни нужно платить. Счастьем — за любовь, жизнью — за свободу. И пусть теперь ей никогда не услышать его голоса и не коснуться его руки, Виктория знала — когда придет время, он будет ее ждать.

Она подняла голову и пошла вперед — к дому, возле которого ее уже ждал с вещами муж.

Они уезжали из Петербурга навсегда.