Однако он все же решил попробовать.

- Тебе не кажется, что сейчас не время обижаться?

Она посмотрела на него так грозно, что Бутч тут же пожалел о затеянном разговоре.

- Нет, мне кажется, самое время. Ты себе просто представить не можешь, сколько бед свалилось на меня из-за этого милашки. И то, что мы сейчас торчим здесь, опасаясь каждого шороха, возможно, по его вине – это еще не самое главное. Он лишил меня того, на что имеет право каждый человек – родителей.

Джесс сглотнула подступившие слезы и продолжила:

- Ведь если бы не Мью, моей маме не пришлось бы ехать в эту чертову экспедицию, не пришлось бы подвергать себя опасности… Она бы не исчезла из моей жизни. Тем, кто вырос вместе с родителями не понять, каково это – жить в приюте…

Бутч вздрогнул, но удержался и ничего не сказал.

- Каждый день, все, что я делала – это старалась выжить и надеялась, что сегодня мама придет за мной.

- Но она не приходила… - Флетчер нахмурился.

Джессика кивнула, и наконец, не смогла сдержать слезы. Они не остановились, все еще продолжая идти за Мью, Бутч осторожно взял в руку тонкую дрожащую ладонь девушки и пытался подобрать слова, которые могли бы подбодрить ее.

Он давно никому не говорил об этом, и сейчас…раскрыть так старательно спрятанные секреты этой практически незнакомой девушке?

На мгновение ему почудилось, что он снова оказался в старом обветшалом викторианском особняке, где прошло все его незавидное детство. Гнилые дощатые полы, потрескавшаяся зеленая краска на стенах, вечно неработающее электричество и краснолицые сердитые воспитательницы, видевшие в нем лишь очередную головную боль.

Бутч попал в приют, будучи полугодовалым малышом, после того, как его родители и старший брат погибли в автокатастрофе, поэтому он не мог, подобно Джесси, помнить жизнь с мамой. Для него семья так и осталась только сладким словом и идеализированной картинкой, взятой из рекламы кукурузных хлопьев.

Зато в чем он прекрасно понимал девушку, так это в трудности выживания в приюте. Ему порой казалось, что все полученные в детстве царапины и ушибы до сих пор болят. И еще Бутчу хотелось стать кем-то значительным, не просто неизвестно откуда выползшим сиротой, которого все детство дразнили, коверкая его имя – единственное, что осталось ему от родной семьи. Он вспомнил, сколько приглушенных слез было пролито в темном углу его комнаты, так, чтобы никто и подумать не мог, что он способен плакать, сколько раз ему приходилось кулаками отстаивать свое мнение, и сколько – платить за это нестерпимо долгими ночами в запертой комнатушке, продуваемой всеми ветрами – «карцере».

Собственно, Бутч платит за это до сих пор – безжалостными приступами клаустрофобии, когда паника ледяной рукой сжимает горло, так, что ни вздохнуть, ни даже позвать на помощь…

- Я понимаю, что ты чувствуешь. Нет, действительно, - добавил Флетчер, поймав недоверчивый взгляд Джесс, - понимаю.

Она кивнула, коротко поблагодарила его и высвободила свою руку, чтобы вытереть оставшиеся слезы. Бутч не был уверен, что достиг той цели, которую ставил перед собой. По крайней мере, она перестала плакать.

Возможно, им следовало бы продолжить разговор, но в этот момент Мью наконец снова повернулся к ним и, наклонив вбок голову, коротко пропищал:

- Мю?

- Что тебе еще надо, злобный похититель родителей? – произнесла Джесс, однако в голосе ее уже не слышалось прежней злости.

Зверек какое-то время посмотрел на нее, оценивая серьезность сказанного, а затем скрылся в узкой трещине у себя за спиной.

Джессика обернулась к Флетчеру.

- Нам и теперь следует идти за ним?

Бутч нервно сглотнул. С одной стороны, он чувствовал, что им стоит пойти туда – покемон не зря вел их все это время. С другой же стороны… трещина казалась такой невероятно узкой, что Бутч был уверен – он непременно в ней застрянет. И тогда жизнь его окончится здесь, нелепо застывшим между двумя глыбами камней, без возможности даже вздохнуть полной грудью.

Нелепо.

Однако пока он раздумывал, Джесси уже нырнула в трещину и кричала ему, чтобы он поторапливался.

Легко ей говорить, наверное, учитывая, что эта трещина не кажется ей пастью чудовища, жаждущего сомкнуть свои челюсти.

- Бутч, серьезно, ты должен это видеть!

Флетчер зажмурился, десять раз мысленно выругался, а после стиснул зубы и бросился прямо в темноту проема.

Из трещины он вылетел, как пробка из шампанского, и тут же опустился на пол, тяжело дыша, ожидая, когда перед глазами перестанут плясать цветные круги. Сейчас его определенно не волновало, что нашла здесь Остин, где она вообще, и какие опасности могут их поджидать. Самое главное – он все еще жив, и, кажется, даже приходит в себя.

Джесси положила руку ему на плечо.

- Ты в порядке?

Бутч кивнул. Не говорить же ей, что его до сих пор мутит при мысли о том, что выбираться надо будет таким же образом?

Видимо, Джессике этого оказалось достаточно. Она уже убрала руку, поднялась и внимательно осматривала место, где они находились.

- Остин, чего нас с тобой так и тянет в какие-нибудь замкнутые пространства? – усмехнулся Бутч, стараясь скрыть собственное состояние.

Однако стоило ему лишь поднять взгляд, и он тут же забыл про все страхи.

Где бы они ни оказались, это место явно посещалось людьми и до них. Только, пожалуй, происходило это очень давно. Замкнутая полость была вся покрыта полустершимися от времени наскальными рисунками с изображением покемонов – как тех, которые были знакомы Бутчу и Джесси, так и тех, которых они раньше никогда не видели. Прямо напротив входа, первое, что бросалось в глаза – изображение Мью, большое, тщательно выполненное, с поразительной, не присущей всем остальным рисункам детализацией. Покемон смотрел прямо перед собой, широко разведя лапки, словно пытаясь обнять кого-то. На полу перед рисунком возвышался небольшой каменный постамент, а на нем, выточенная из кости какого-то крупного зверя, - фигурка женщины с длинными волосами.

- Джесс, мы, кажется, влезли в святое для древнего племени место. – От удивления Флетчер даже забыл назвать девушку по фамилии.

Но, слышала она его или нет, Джесси ничего не ответила. Как завороженная, она смотрела на искусно вырезанное лицо статуэтки.

- Это мама. – Вдруг отчетливо произнесла она, едва вздрогнув.

Бутч решил, что ослышался.

- Это моя мама, Бутч. Это лицо моей мамы.

- Послушай, может, ты ошибаешься? Ты давно ее не видела, возможно, помнишь ее очень смутно…

- Я помню, как она выглядит, Флетчер! – раздраженно бросила сквозь зубы Джесси. – Я хранила в памяти каждую черту ее лица, потому что, черт возьми, это моя мама!

Бутч выставил вперед ладони, призывая ее к спокойствию.

- Ладно, остынь. То есть, ты всерьез уверена, что эта статуэтка – изображение твоей мамы?

Кажется, до Джесси дошла вся абсурдность данного предположения. Она вздохнула и отрицательно помотала головой.

- Вот и славно, потому что…

- Бутч…

- Что еще? – Рокет раздраженно закатил глаза.

Девушка указала пальцем на основание постамента. Бутч обернулся, и в неверном полумраке увидел выцарапанные на камне буквы.

«Берегись гремгонов».

- Что за чушь? Это что – современный язык?

Бутч запустил пальцы в волосы. Все происходящее начинало изрядно ему надоедать – кровожадные монстры, светящиеся гроты, статуэтки с лицами пропавших матерей, непонятные современные надписи…

Чертов Джиованни с его чертовыми заданиями!

- Кто такие гремгоны? – раздался неуверенный голос Джессики.

- Плевать я хотел, кто такие гремгоны! Все, чего я хочу - это…

Договорить ему не удалось. Из трещины донеслось грозное рычание, означавшее, что друзья убитого монстра нашли их. Инстинктивно Джесси и Бутч отошли к дальней стене, так, что нарисованный Мью оказался прямо у них за спиной. Они боялись даже вздохнуть.

Рычание раздалось еще несколько раз, прерываемое шумным вынюхиванием, а затем чудовище медленно удалилось.