— Капитан, — сосредоточенно позвал его Джек, — нам какой нужен? Вроде, тринадцатый?

— Угу, — рассеянно отозвался мужчина. — Будьте готовы.

И поправил щиток на лице.

Воздушные баллоны было удобнее носить — снова — на бедрах, чем на спине — но протезы в условиях космоса и так работали плохо. Талер честно предложил ей занять кресло капитана и принимать участие в походе виртуально, сканируя и сохраняя ценные данные, но девушка гордо отказалась, и эту миссию доверили механику. Адлет пьяно таращился в иллюминатор, и бывшее поле боя не нравилось ему даже сквозь полбутылки выпитого часом ранее коньяка. Хотя, если думать не о мертвецах на борту каждого судна, не о покинутой людьми системе и не о киборгах, вероятнее всего — и по мнению Совета Генералов — живых, то становится интересно, нельзя ли как-нибудь отобрать у «Mastiff-ов» добрую половину запчастей, а потом испытать ее на машинном отсеке «Asphodelus-а» и, возможно, заменить кольцевые стяжки…

Во времена Союза, убеждал себя Адлет, запчасти были куда надежнее, чем теперь. А теперь ему, бедному корабельному доку, приходится вечно искать аналоги, копошиться в нарушенных циклах и со всеми ругаться, потому что у команды не хватает денег на полноценный ремонт, а делиться ради него зарплатой никто не хочет.

Над шлюзом горела желтая кайма. Относительно враждебный космос. Относительно враждебный — хрупкому человеку, чье тело так уязвимо, так беспомощно — и так ущербно… мало.

Ей никогда не нравился космос. То есть она к нему, конечно, привыкла — за годы работы в команде «Asphodelus-а», и за годы, проведенные с Талером, — но ее пугала черная пустота, черный океан, спокойный, тихий, равнодушный, где не бывает ни шторма, ни шума прибоя, и под килем корабля не трещат, не стонут и не перекатываются волны. Более того — у корабля нет киля, и нет парусов, и нет палубы.

Да, самой худшей деталью для девушки была космическая тишина. Поэтому она сразу переключалась на внутренний канал связи, внимательно слушала, как дышат — или сдавленно ругаются — ее друзья. Внимательно слушала, как ровно гудит шкала ракетного ранца, как Талер вслух сокрушается, что в рубке цели не получится покурить, а Джек смеется, хотя понимает, что эта капитанская фраза — всего лишь способ напомнить, что все в порядке. Если у Талера есть желание сунуть ладонь в карман и вытащить сигареты — значит, все нормально, Вселенная не сломалась и двигается в уже знакомом команде «Asphodelus-а» направлении.

Значит, все хорошо.

Добравшись до запертого шлюза «Entladung-13», капитан Хвет невозмутимо скомандовал:

— Адлет, передай искину коды.

— Переда… ю-ю-у, — сонно ответил парень. — Есть ответ… на низкой частоте, не могу приня-а-ать… капитан, а давайте вы просто вернетесь, почините аквариум и достанете удочку? Я бы съел жареного окуня… или карпа… что скажете, капитан?

Джек выдавил какой-то странный полузадушенный звук.

— Починю аквариум? — осторожно уточнил Талер. — Адлет, а ты помнишь, что я имею полное право тебя уволить за пьянство при исполнении?

Механик ненадолго притих.

— Да ну что вы, — уже более трезво отмахнулся он. — Какое пьянство? Я всего-навсего пошутил. Обстановка напряженная, страшно за вас, вот меня и потянуло… на путь, презренным Сатаной в библейские времена проложенный. Все отлично, капитан, искин одобряет ваши коды… входите, не стесняйтесь, и да пребудет с вами Господь!

Шлюз подался навстречу команде «Asphodelus-а», и вполне обоснованное веселье Джека оборвалось, как до предела натянутая струна.

Космическое безмолвие поглотило даже звук чужого дыхания. Лойд ощутила, как ползет по спине капля холодного пота, и дернула рукой, чтобы ее стереть — но тяжелая перчатка лишь глухо стукнула по баллону, хотя этот стук, наверное, отозвался лишь в испуганном сознании напарницы капитана Хвета.

Мертвый человек лежал в капсуле хранения.

Один, а соседние капсулы были разбиты — или… взорваны.

Жизненные показатели вертелись у цифры «0». Над макушкой мертвеца полыхал красный спасательный маячок, призванный сообщить корабельному доктору — или капитану — о гибели подопечного, но никто за ним не пришел, а капсула продолжила аккуратно лелеять худенького парнишку. Парнишку лет семнадцати, и не понять, не догадаться, какого черта он делает посреди войны, посреди битвы с чертовым Союзом, посреди самого настоящего Ада. Разве что он вызвался добровольцем, но проявить себя не сумел. Или, наоборот, проявил себя слишком хорошо, чтобы выбросить его за борт — и заодно из мыслей…

На ударопрочном стекле кто-то написал его имя. А может быть, не его, но кривоватое слово «Дайн» вызывало у Лойд сплошь тоскливые, тревожные чувства.

На войне было много таких Дайнов. На войне было много таких самонадеянных, влюбленных в саму идею мальчишек, и эти мальчишки поклонялись основателю Союза, как Создателю мира, как своему единственному отцу…

А что, с легкой оторопью предположила девушка, если он и правда — создал? Если он и правда — сделал это, пускай и неправильно, пускай искаженно? Спроецировал себя — в ненависть, а своих солдат — в ужас, научил их убивать, научил грабить, научил отбирать — и жить, наконец-то — жить, а не слоняться по улицам безучастных, лишенных всякого смысла планет — и верить, что ничего нельзя изменить…

Талер обошел капсулу по дуге, не желая к ней прикасаться. В полицейской Академии, понятное дело, рассказывали, что Союз — это сборище маньяков, психически неуравновешенных, достойных лишь полного уничтожения. И сейчас мужчина был обязан испытать к мертвому человеку в капсуле гнев, испытать хоть какое-то отвращение. Открыть ударопрочное стекло — и расстрелять, уничтожить, вынудить разлететься пеплом.

А ему было жаль.

Пополам с горечью и болью — жаль.

Переход между внешним и внутренним шлюзами не работал. Распахнув один, команда позволила космосу войти, пригласила в нутро «Entladung-13». Крупный корабль, построенный во славу оружия, оснащенный пушками и способный разнести поле боя на молекулы, вывели из строя хакеры, и поэтому он был почти цел.

Почти — потому что брешь в лопастях двигателя было некому починить.

— Адлет, — обратился к механику Талер, — закрой за нами шлюз. И запусти, пожалуйста, систему циркуляции воздуха.

— Капитан, — укоризненно произнес Адлет, — я все понимаю, но эта идея — очень, очень плохая. Как правило, Совет не шутит, и если он передал, что на борту находятся киборги, значит, они там находятся. И воздух им как шел, так и ехал, чистая механика не нуждается ни в каких дополнительных условиях. Если вам придется бежать, то закрытая створка…

— Адлет, — перебил его мужчина. — Оставь свои доводы при себе. И будь любезен выполнить мой приказ.

Механик скривился, а потом снова собрал свои безумные мысли в кучку.

— Да будет так, воин Господень. Но ты пожалеешь о требованиях своих, ибо Господь высоко ценит смирение, а в тебе смирения ровно столько же, сколько в…

— Адлет! — вмешался Эдэйн, сообразив, что капитан — и Лойд — намерены выслушать его проповедь от начала и до конца. — Мы вообще-то на задании!

— Молчи, смерд, — пресек его попытки механик. Но все-таки притих, и вдоль обшивки принялись постепенно загораться вертикальные светодиодные панели.

А потом космическая тишина закончилась.

Надрывно зашипели трубки вентиляции, мелодично что-то произнес корабельный искин. Машинный отсек вырабатывал воздух едва-едва, с натяжкой, но спустя минут пятнадцать команда избавилась от лицевых щитков, и Джек опасливо принюхался, а Эдэйн поправил свою клипсу.

В углу рубки чернело пятно пожарища, а на него смотрел, безрадостно ухмыляясь, новый мертвец. Этот был, пожалуй, старше, чем юноша в капсуле хранения, хотя смерть избавила его от возраста, нежно разгладила морщины между бровями, уберегла остекленевшие синие глаза.

Его руки лежали на подлокотниках. Его распахнутые, вывернутые ножом руки, и кровь озером катилась по обшивке пола, пока не высохла. Брошенный пистолет валялся у штурвала — со строгим «1.5» на выцветшем индикаторе.