— Как поживаешь, Элентас? Я давно о тебе не слышал.

Тишина. Одинокая оранжевая искорка на указательном пальце.

Где-то там, под слоем земной коры, под плитами и коридорами, под алтарями и храмами… где-то там, под слоем соленой океанской воды — и этой, речной, пресной — Элентас, первое живое создание, первая мысль, посетившая тех, кто сотворил мир… Элентас, тот, кто на самом деле был задолго до Изначальных, тот, кто помнил Сокрытое пустым… тот, кто впервые прочитал о любви спустя долгие сорок лет — и тот, кому, кажется, и сейчас максимум пятнадцать…

Элентас крепко спал. Укутанный пламенем и дымом.

Их первая встреча произошла на все том же острове Келенор. Потому что подземной огненной реке не нужны выходы и входы Сокрытого. Потому что она прожигает их сама — там, где ей хочется, — и выбирается наружу. Сначала — раскаленная лава, уничтожая все на своем пути. Потом — искры, обжигающие крохотные звезды. Потом — облако дыма или пара, а за ним — узкая хрупкая ладонь, изящное грациозное тело…

«Передавай мое имя, как наследство»…

«Если я понадоблюсь… если я буду НУЖЕН»…

Лерт стоит по колено в речной воде, и по его голой спине пляшут солнечные блики. А на щеках у него — замысловатая россыпь веснушек; эти веснушки всегда появляются к первой неделе весны, эти веснушки собираются во вполне ясные очертания созвездий. Справа от переносицы — Южный Венец, Крыса и Копье, слева — Кошачья Поступь, Каштан и Крест.

Лерта неудержимо тянет к небесам. Он, конечно, «чистый» ребенок, но его неудержимо тянет…

И он воспринимает Карадорр, как фрагмент небесного тела. А потому — чувствует его состояние. Чувствует, как земле тяжело нести на себе лойдов, эльфов и людей. Чувствует, как земле тяжело терпеть под собой огненную реку — но как отчаянно она хочет помочь Элентасу, такому одинокому, такому, кажется, внешне спокойному — и такому привыкшему к темноте…

Я несу частицу Лерта в себе, неожиданно осознал Талер. Даже мое имя — если убрать из него одну букву и немного поменять положение других — станет его именем.

— Как поживаешь, Элентас? Я давно о тебе не слышал.

И — яркий образ: эти твари, не имеющие глаз, похожие на пауков. Эти твари, глядевшие на Талера в спальне храма. Троица королей, обреченных скитаться по Сокрытому, троица королей, мечтающая о приходе не рожденного еще мальчишки.

…И мальчишка Талеру тоже привиделся.

Невысокий, скорее, наоборот — низковатый, без меча и кинжала, без поддержки своих верных товарищей. Вне замка, вне леса — вне любого кусочка мира, — он висел над его швами, над его границами, и любопытно выглядывал из-под арки моста, окутанного туманом. Любопытно выглядывал — и на капитана Хвета — или господина Твика? — поглядел не менее любопытно.

— Ты за мной в Сокрытое приходил?

— Да, — растерянно отозвался мужчина. — За тобой.

Мальчишка улыбнулся.

В нем было что-то, вынуждающее думать о Лойд. И что-то, вынуждающее думать о самом Талере.

— Послушай, — по-прежнему хрипловато обратился к нему капитан Хвет. — Послушай, если ты уже есть, почему до сих пор ничего не исправил?

— А меня еще нет, — весело подмигнул мальчишка. — Я, знаешь, как ты. До поры до времени сплю… вполглазика!

Элентас плыл.

Течение подземной огненной реки несло его, как подхваченную потоком щепку. Но щепку лава сожгла бы, а юноша был — крепок. Юноша был — неуязвим.

Багровое сияние текло за ним, полыхало на сводах тоннеля, пугало эмархов. Элентас различал, как тревожно гудит набат в их темном, утонувшем среди мха и слизняков городе. Элентас различал, как звенят шаги по каменному полу Сокрытого, как боязливо перекликаются голоса. Что произойдет сегодня? Река — голоден? Река — сыт? Река придет убивать, или минует улицы безучастно?

Был огонь. Повсюду — лишь огонь, камень и эти боязливые голоса.

Он так давно не выходил на свет, что забыл, как выглядит солнце. Он так давно не покидал подземные коридоры, что забыл, какой бывает луна.

И только одно он помнил совершенно точно.

Равнодушный к боли мужчина с белыми, как снег, волосами, заплетенными в косу. Равнодушный к боли мужчина, а при нем — смешная девчонка, первая девчонка из рода Хвет, сестра малертийского императора…

Весенний фестиваль на острове Келенор. Княжество Адальтен, послы обледеневшей Мительноры сообщают, что девяносто девять заброшенных клочков суши напротив неожиданно перестали быть заброшенными. Что там снуют какие-то рогатые твари, что они возводят обитые железом стены, что над океаном стоит зарево их костров; но эти костры меньше всего похожи на костры, больше — на ту же лаву, хотя какая лава может быть посреди нашего океана, господин Элентас?..

Лето тянется всего лишь неделю. А потом начинает холодать.

Элентасу не холодно. Он с удивлением отмечает, что все кутаются в плащи и теплые меховые куртки, он с удивлением отмечает, что все прячут носы и губы за вязаными шарфами. Эрды рогаты, эрды забавны — вон, мечутся по замку со своими корявыми чертежами, что-то строят. Замок их короля — чудо, воплощенное совершенство; Элентас нигде не видел подобного.

Пламя течет по его жилам. Как сейчас по тоннелю, но по жилам — почти не больно. По жилам — оно никому не причиняет вреда.

Зачем я такой, Отец, спрашивает Элентас. Ответь — зачем я такой? Прожигающий выходы и входы, уничтожающий все на своем пути. Ненасытный; чего ради меня, Отец, постоянно мучает голод? Чего ради я вынужден питаться живыми тварями — такими же твоими детьми, как я?..

Смешно, отмечает Элентас. Смешно, ведь ты, мой Отец, — дракон, и так банально, так глупо, что первым твоим созданием было пламя, наделенное телом, пламя, наделенное душой. Как же смешно, что первым твоим созданием был — я, что сразу, едва ступив на зыбкую дорогу Создателя, ты предугадал, ты — решил, какой будет ее логичное завершение…

Недели, месяцы, годы — под землей. Горячо, но Элентас не чувствует жара.

Лишь единожды я прикасался к живому существу. Лишь единожды — не убив.

— Вы предлагаете обменяться кровью, господин Элентас? Вы уверены, что подземной огненной реке безопасно обмениваться кровью с Гончим, носителем полноценного «лойда»?

— Огонь пожирает все, господин Лерт…

В том числе и ваши коды. Ваши пока еще нормальные коды.

Если бы дракон был один, вы бы не исчезли. Если бы дракон был один, черта с два люди явились бы на остров. Если бы дракон был один, черта с два нашлась бы винтовая лестница в Сокрытое.

Но помимо него был еще и человек, чья душа — песок, ниспадающий с тонких пальцев. Помимо него был еще и человек, чья душа — лесная чаща, и проще повеситься на какой-нибудь ветке, сломав себе шею, чем из этой чащи выбраться.

И тем более — забраться в нее.

Вас было двое, но мой Отец — именно дракон. И я — его пламя, его освобожденное пламя.

Элентас медленно сжал кулак.

А в кулаке у него прятался блеклый осколок янтаря.

Арэна и Лерта ждали у пристаней, у западных пристаней Келенора. И ждали не друзья, и корабль господина князя болтался вдали от берега, избегая стычки с отрядом хорошо вооруженных людей.

Князь, разумеется, был не в курсе, что угрожает его гостям. Князю, разумеется, не донесли, что господина Лерта поймал на мушку уверенный в себе арбалетчик, и что активировался код, и что он, Лерт, голыми руками разорвал десяток людей. И люди, в свою очередь, разумеется, испугались, но кто-то находчивый — или неустрашимый, — все-таки нажал на крючок, и завопила упругая тетива, и Гончего отбросило прочь. И кто посмеет предположить, что случилось бы с Арэн, сестрой императора, если бы Лерт, щурясь на то и дело пропадающий свет, на красные пятна, сожравшие половину мира, не разомкнул губы и не шепнул:

— Я прошу о помощи… именем твоим, Элентас.

И потом не было уже ни двух десятков, ни трех. Было пламя — и хрупкий силуэт юноши, окутанный дымом; были ярко-зеленые глаза и огненно-красный ореол вокруг головы. И Арэн, ронявшая слезы на лицо господина Лерта, прижимавшая мужчину к себе и умолявшая — не умирай, не умирай, пожалуйста, не…