Потом янтарный свет покрылся каменными пластинками, а каменные пластинки — ребрами. На ребрах, в свою очередь, выросло все, чему на них положено расти, но зрелище было такое кошмарное, что, если бы кто-то за ним следил, этого кого-то вывернуло бы наизнанку.

…Когда все закончилось, Талер подался вперед и крепко сжал рукоять охотничьего ножа. Лицо у него было такое безразличное, будто мужчина все еще не проснулся, будто он спал где-то там, в доме госпожи Тами, пока его двойник танцевал наравне с голодной нежитью, ничуть не уступая ни в скорости, ни тем более в силе.

«Танцуйте. Танцуйте, уважаемые гости господина Ивея. У вас еще около получаса. Музыка нужна, или обойдетесь?»

Охотничий нож резал. Охотничий нож колол, но у твари не было крови, и она, все такая же смертоносная, рычала, бесилась и давилась вязкой слюной, желая одного — размазать противника по грязи, уничтожить, избавиться и стереть.

Потому что Гончими не питаются.

Потому что Гончие — это рухнувшие с неба звезды, а нежить на дух не переносит пламя небесных светил.

«…и небесный камень все еще оплетает их живые горячие сердца…»

Лауру повезло провалиться в обморок еще до того, как резко повысились его — и Лойд — шансы на спасение.

Но девушку такое везение обошло стороной.

Янтарный огонь расползался по венам Талера — и сжигал, потому что человеческая плоть не была совместима с его потоком. Янтарный огонь рвал кожу и плясал на ней веселыми искрами, облизывал ее, и она рассыпалась углем, пеплом, пылью. Вот проступили фаланги пальцев, но даже так — мужчина не уронил охотничий нож. Понял, что ситуация плоха, понял, что время убегает — и бросился на свою противницу, как обезумевший, и повалил ее на землю, и бил ножом по шее, пока не треснули позвонки.

Потом фаланги тоже рассыпались, и тварь перекусила нож пополам.

В последние секунды жизни — перекусила нож пополам, но так и не сумела навредить Гончему.

Талер поднялся и выпрямился — медленно, аккуратно, хотя эта аккуратность была уже ни к чему. Трещины поползли по его лопаткам, бедрам и тому, что сохранилось — от рук, и стоило ветру боязливо тронуть эти трещины, как от мужчины не осталось решительно ничего.

— Лаур! Малыш, где ты?!

— Здесь, — прошептала девушка.

Ее никто не услышал, хотя чьи-то шаги сновали по избитому полю — и полыхали в темноте факелы.

Она провела узкой ладонью по серому пеплу.

И обожглась.

========== 12. Драконья слеза ==========

Он проснулся оттого, что лежал на чем-то невыносимо холодном. И твердом — ужас, как болят лопатки, но еще сильнее болит в левой половине груди. Словно бы иголки, скопление чертовых иголок бьется наравне с его сердцем, при каждом ударе пронзая хрупкую оболочку, и кровь течет вовсе не по венам и сосудам, как ей положено, а стекает по ребрам вниз.

Тянется вниз, как чертова полоса шрама.

Он поднял руку, провел по запекшимся краям. Да, шрам на месте — а значит, с миром не произошло ничего необратимого.

Сейчас я открою глаза, велел себе Талер. И вокруг будет все та же комната в доме госпожи Тами, и Лойд пожелает мне доброго утра, а потом я уговорю хозяйку позволить мне поколдовать с печью и тестом, приготовлю завтрак, и Лаур обязательно завопит, что сомневается в моих способностях повара…

Белый сводчатый потолок. Искрится, на нем лежат, согреваясь, лучи яркого солнечного света. Вверх поднимаются колонны, покрытые резьбой, а резьба, если к ней как следует приглядеться, принимает очертания сотен разнообразных картин. Женщина стоит по колено в океанской воде, в изорванном платье, с обрубками вместо локтей. Женщина катается на качелях. Мужчина у лестницы, ведущей на арену; занесен меч, напряжена спина, растрепаны волосы. Мужчина сидит на краешке пирсов, доверив босые ноги весенним волнам, и читает книгу…

«…пламенеет сквозь охотничьи куртки, и бывает — расползается над крышами, как заря; Гончие не умеют летать, но их неудержимо тянет обратно к небу. Жаль, что единожды сломанные крылья никогда не вырастают заново…»

Талер сел — и понял, что спал на каменном алтаре. По нему вились желобки, собираясь в нежную фигуру цветка; внутри они были испачканы рыжеватой застарелой корочкой. В полу под камнем имелась круглая выемка.

Запах пыли, плесени и тлена витал под белыми сводами.

Этот храм я бы узнал из тысячи, подумал мужчина. Этот храм — из десятков тысяч. И оскалены, будто бы в насмешке оскалены челюсти пожелтевших, обгрызенных скелетов. На острове нет ни диких животных, ни тем более нежити, но последняя вполне уютно чувствует себя в океане и порой выбирается на его поверхность…

«Неужели ты вернулся, Гончий?»

Талер застыл. Страха не было, но его заменяла оторопь.

Голос мужчины. Смутная тень у колонны; сильная широкоплечая фигура.

«Я благодарен. Сам того не ведая, ты спас Повелевающую. Сам того не ведая, принес надежду на Вайтер-Лойд».

— Вы мертвы, — громко сказал Талер. — Вы не можете на меня влиять. Вы мертвы.

«Я — Взывающий. Не имеет значения, жив я или нет».

Тень шевельнулась. Талер видел ее движение совершенно точно; как она вытащила из-под балахона цепочку и задумчиво пересчитала звенья.

«Я ошибочно полагал, что наша Такхи завершает историю. Полагал, что она — последний «чистый» ребенок. Но я ошибся. Помимо него, где-то за пределами частокола все это время был еще и ты».

Мужчина сглотнул. Разговаривать с покойником — бред, невероятный бред, но вот же он — голос, четкий и такой замученный, будто его хозяина привязали к телеге за лодыжку и волочили от западного к восточному побережью Карадорра.

— Я не «чистый», — прошептал он.

Взывающий рассмеялся:

«Мне жаль, но ты ошибаешься ничуть не меньше меня».

Мужчина опустился на пол у противоположной колонны. И смотрел на тень через ритуальное помещение, залитое кровью «чистых» — и кровью тех, кто желал убить на алтаре его Лойд.

— Объясни, — попросил Талер. — Я читал о детях племени Тэй в архиве, в тот самый день, когда сюда пришла человеческая армия. Я читал, что все вы… все мы — носители кода «Loide», и что он повторялся, пока жители Вайтер-Лойда женились на своих матерях и сестрах. А потом пришло наказание…

Тень склонила голову:

«Так все и было. Но ведь помимо нас, переступивших запрет, были и те, кто ушел и выбрал судьбу сродни человеческой».

— Вы о господине Лерте?

«Именно. Лерт ушел — и сделал так, что код абсолютно «чистого» Гончего болтался на стыке ДНК людей, пока ему не приглянулся ты. Благодарен, — повторила тень. — Я благодарен. Все ненавидели брата Повелевающего с тех пор, как он пропал за воротами, но в итоге выяснилось — он был более прав. Мой род в агонии, мой род умирает, от него остались жалкие, почти бесполезные крохи. Но основа, великая основа все же соблюдена — есть Повелевающий, а при нем — Гончий».

Талер укусил себя за костяшку пальца.

— Эти Повелевающие… Гончие и Взывающие, как ты… что они, по сути, такое?

Тень помолчала.

«Известный тебе «Loide» по желанию Творца делится на три типа. Гончие — это защитники, охотники, убийцы, ударная сила Вайтер-Лойда. При полном запуске витков становятся безжалостнее демонов, а бывает, что их память резонирует с памятью их родителей или далеких предков. Гончие обязаны охранять Повелевающих и подчиняться любому их слову. Такхи, милая Такхи за миг до смерти наверняка велела тебе ее спасти, и ты, конечно, спас, но человеческое тело не выдержало мощи кода. Поэтому ты здесь, поэтому ты вернулся на алтарь. Я должен сообщить — два раза такая удача не повторится. Еще один, и ты — пепел или, если угодно, звездная пыль».

Талер нахмурился:

— Что за Такхи?

«Ну как же. Девочка, моя дорогая «чистая» девочка, жертва, так и не погибшая во имя священного ритуала. Повелевающая. Ты, вероятно, не заметил, но она руководит всеми твоими помыслами, играет, словно марионеткой. Ты — очень удобное оружие. Ты — клинок, а ее ладонь крепко сжата на твоей рукояти».