— Да иди ты, — отмахивался Шель, — вместе со своими шутками.
Бывало такое, что от Талера пахло чем-то едким и неприятным. От этого запаха Лойд хотелось то чихнуть, то почесать переносицу. Однажды, шагая за ним по улице и воровато прикидывая, не опознают ли в ней чертовы торговцы ребенка племени Тэй, она заметила на телеге бочки с корявым, но вполне узнаваемым рисунком: человеческие черепа, а под ними — скрещенные кости. От них настойчиво несло той же дрянью, и Лойд потянула Талера за рукав:
— Что это?
— Порох, — отозвался он. — Мой приятель.
— А что он может?
Мужчина подмигнул:
— Избавить меня от неприятностей.
Расспрашивать его дальше девочка не отважилась. Она ведь не Лаур, чтобы часами донимать Талера всякой ерундой.
Потом Лойд узнала, что порох — это вещество, благодаря которому стреляет оружие. И еще — что помимо пороха существует чудесная штука под названием «динамит». Последний как-то привезли торговцы Харалата, чей корабль, к негодованию Движения, показывался у берегов империи Малерта лишь единожды в год. Лаур едва ли не молился этой штуковине, а вот прочие жители столицы отнеслись к товару настороженно и сердито: мол, зачем привозить такое, если в империи по сей день бесится проклятое Сопротивление?
Информации о Сопротивлении у девочки было мало. Ее старательно ограничивали во всем, что имело с ним хоть какую-то связь. Талер шутил, что в убийстве бывших солдат принимают участие добрые и воспитанные люди, и что в политике так обычно и происходит — кого-то бесят определенные законы, и он выходит с ними бороться. Или не выходит, а выбирается ночью и вершит беспощадный кровавый суд, и что поставить ему это в вину имеют право лишь ангелы и четыре Бога войны.
Молчаливая женщина, по просьбе Талера обучившая Лойд всем премудростям, необходимым юной леди, на вопросы о таких «добрых и воспитанных» людях не отвечала. Только грустно улыбалась и бормотала, что господин Хвет, пожалуй, прав, и что политика Объединенных Империй во многом ущербна.
Девочка уяснила, что об этом с ней пока что никто не будет беседовать, и перешла на разговоры о Харалате. Если корабли Адальтенского и Вьенского княжества носятся по морю постоянно, то почему харалатский появляется только летом, да еще и в таком печальном состоянии? Потрепанные мачты, разорванные паруса, уставшие, удивленные карадоррским теплом матросы — почему? Было трудно выдать такую длинную речь на языке Малерты, но Лойд справилась — и завороженно выслушала историю о девяносто девяти островах, где процветают современные технологии, а суровые дети племени эрдов едва ли не каждый день создают что-то новое.
— Путь от наших пристаней до Харалата занимает половину месяца, — объяснял Талер. — А климат у эрдов… ну, довольно-таки сложный. Там леденеет море и вечно идет снег, а летняя пора тянется от силы пару недель. По-моему, даже меньше.
Девочка была потрясена. Современные технологии там, где леденеет море! Помнится, пролив, надвое поделивший земли Вайтера, ни разу не покрывался льдом. Да, ни разу, и рабочие парома хмуро косились на господина Тальведа и господина Соза, чьи молитвы требовали храмовой тишины и близости алтаря.
Семнадцатый день рождения Лойд отмечали той же компанией, что и день рождения Лаура — с поправкой на совсем другие шутки. Талер снова сидел во главе каменного стола, снова улыбался левой половиной лица и почти не ел, хотя вкусностей приготовили столько, что хватило бы на целую армию.
Молчаливая женщина подарила девочке — нет, уже девушке, — чудесное платье, расшитое золотыми звездами. Выпрямив плечи, гордо задрав нос и чувствуя, как трепещут манжеты при любом движении, Лойд мнила себя настоящей королевой, но мнила скорее в шутку. Потому что если кто и был носителем голубой крови, то лишь ее великолепный Талер.
Природу своих истинных эмоций по отношению к нему она поняла спустя пару месяцев. Но признаваться не стала — и думала, что поступает воистину мудро.
— Мы пойдем к Шелю, — как-то вечером сообщил мужчина, не успев толком и порог пересечь. — Срочно. Собирайся, Лойд, хорошо?
Она ощутила острый укол обиды. Неожиданный и глубокий, как если бы иглу вонзили ей под ребро, причем вонзили по самое ушко.
— Нет, — пробормотала девушка.
Талер сел на краешек стула:
— Почему?
— Потому что я пойду с тобой, — выдохнула она. — Потому что я больше не могу тебя ждать. Потому что я уже не маленькая, потому что я, в конце концов, человек. Люди выбирают, какими быть, и где быть, и с кем, и ради чего. Я выбираю быть с тобой, Талер.
Он провел кончиками пальцев по глубокому шраму. И повторил:
— Почему, Лойд?
Она притворилась, что усиленно размышляет. Результаты были сомнительные — Талер слишком подробно изучил свою воспитанницу, чтобы не обнаружить ее ложь.
И, тем не менее, не возмутился. Лойд на секунду показалось, что он этого попросту не умеет. Что он, Талер, обречен быть таким вот искренним, чуть насмешливым, но неизменно спокойным человеком.
Она никогда не видела, чтобы его спокойствие давало брешь.
— Я многим тебе обязана, — мужественно соврала девушка. — Ты спас меня, вырастил, научил всему, что умеешь сам… всему, чему тебя самого учили, — поправилась она. — И я хочу показать, что эти навыки не пропали даром. Что я умею ими пользоваться.
Мужчина посмотрел на черный храмовый потолок:
— Я учил тебя не всему.
Она обомлела, она ощутила, как внутри поднимается горячая волна пламени, но Талер поднял тонкие исцарапанные ладони и попросил:
— Давай не будем обсуждать это сейчас, Лойд. Пожалуйста, давай не будем. И давай договоримся… — он пошарил по карманам и вытащил на свет круглое зеленое яблоко. — Сейчас я отведу тебя к Шелю. Но, — Талер немного повысил голос, намекая, что перебивать его, пожалуй, не стоит. — Только сейчас. А завтра я продолжу тебя учить, но эти уроки будут разительно отличаться от уроков астрономии, чтения или математики. И если ты с ними совладаешь, то начнешь повсюду ходить со мной. Ладно?
Она кивнула. Сердито, не скрывая, как сильно ее задело вроде бы вполне привычное поведение мужчины.
Она разбросала кубики ногой, швырнула мозаикой в стену, об ту же стену побилась головой и лишь после этого испытала смутное облегчение. Голова, правда, принялась болеть и пульсировать где-то около виска, но лучше такая боль, чем спрятанная внутри.
Шель криво усмехнулся:
— Какого черта?
— А такого, — гневно выпалила Лойд. — И вообще…
Тут ее осенило, и она посмотрела на друга Талера так, будто никогда прежде его не видела.
— И вообще, — прошептала она, — вы ведь тоже…
Мужчина побледнел, но не дрогнул. Девушка скользила безумным, совершенно потерянным взглядом по его чертам — глаза карие в прозелень, волосы пепельные, нос ровный, — и надеялась, что они себя выдадут, но Шель был непоколебим.
Он был сильнее, чем Лойд. Сильнее, старше и опытнее. И он знал о Талере гораздо больше, чем, по сути, знала она. Да и что она, по сути, знала? Что у ее воспитателя голубые радужки, глубокий шрам и кривая улыбка?!
Эта мысль так разозлила девушку, что она едва не бросила свои драгоценные пергаменты в камин.
— Талер, — хрипловато, недостойным юной леди тоном произнесла она. — Талер. Кто он такой?
— Эта информация конфиденциальна, — холодно отозвался Шель. — Я не собираюсь ни с кем ею делиться.
Лойд захотелось его уничтожить. Взять за эти чертовы пепельные волосы, крепко, стальным кулаком взять — и бить ровным носом о стол до тех пор, пока о нем не будут напоминать лишь рваные карминовые лохмотья. О носе, конечно, а не о столе.
Наверное, что-то подобное отразилось в ее дрожащей фигуре. Наверное, что-то подобное изредка таил в себе Шель. Как бы там ни было, он заинтересованно подался вперед, подпер ладонью щеку и негромко, с неожиданно мягкой интонацией уточнил:
— Поганка он, да?
Лойд оторопела.
— Простите, — выдавила из себя она, — что?
— Поганка, — повторил господин Шель с таким забавным выражением, что девушку потянуло на смех. Какое нестабильное настроение, изумленно заключила она. — Бледная. Как в лесу. Ядовитая, со шрамом, но такая… м-м-м… соблазнительная, что ты все равно ее срываешь, несмотря на угрозу. Потому что эта угроза по сравнению с результатом не стоит ничего. Согласна?
