Возможно, отчасти они тоже повлияли на его потерю памяти, сосредоточенно размышлял парень. Возможно, после выздоровления все, что случилось четырьмя сутками ранее, вспыхнет в ослабевшем рассудке юноши, и его ненависть по отношению к убийцам повлияет на ситуацию хорошо. Ведь, если быть откровенным, Шелю требовался не безвольный овощ, распростертый по одеялам, а сильная, уверенная в себе личность, готовая повести за собой тех, кто не струсил и не сбежал из Сопротивления после смерти господина и госпожи Хвет.
— Все будет хорошо, — с нажимом сказал он, сжимая холодные пальцы Талера. — Клянусь тебе, все будет хорошо. Ты поправишься, и тогда все, что ты забыл, снова будет принадлежать тебе.
Юноша сглотнул.
— Если я забыл… что-то страшное… то я вовсе не хочу…
Шеля захлестнула такая жгучая злость, что он едва не вышел из образа. Бродяга-осведомитель покосился на Талера с чем-то вроде жалости, и парень сердито указал ему на дверь — мол, убирайся и не приходи, пока я не разберусь. Широкоплечая фигура покорно пересекла захламленную комнату, сгорбилась и пропала, только скрипнула напоследок старая деревянная створка.
— Он… кажется, немного… не в себе, — попробовал усмехнуться Талер. Получилось не очень, но Шель оценил его старания — и несколько подобрел.
— Он немой, — благодушно пояснил парень. — Но и так бывает весьма полезным. Пишет послания на пергаменте и присылает всякий раз, когда мне срочно требуется информация.
Его собеседник скрипнул зубами и откинулся на подушке. На уцелевшем виске заблестела капля пота, покатилась по скуле вниз, неприятно защекотала губы, и Талер с усилием поднял руку, чтобы ее стереть.
Шель понял, что утруждать его дальнейшей беседой бесполезно. Встал, с невозмутимостью принца отряхнул штаны, поймал красноватое тельце постельного клопа и с удовольствием раздавил.
— Я пойду, — сообщил он, вытирая пальцы о тряпку. — У меня сегодня еще есть дела. До свидания, Талер. Пожалуйста, береги себя. Я навещу тебя… скажем, завтра, если ты будешь в состоянии принимать гостей. Хорошо?
— Хорошо, — выдавил юноша, закрывая глаза. — Я буду… ждать…
На улице успело стемнеть, в синих небесах горели мелкие звезды — Шель с ходу различил гибкий силуэт Восточного Пса и Первого Дракона. Зеленоватые звезды на гребне последнего чуть заметно перемигивались, будто приветствуя сына главы имперской полиции — в ответ на эту мысль он скептически нахмурился, накинул на собранные в сложную прическу волосы капюшон и двинулся прочь. За его спиной тут же прозвучали тяжелые шаги осведомителя — тот, обнаружив, что Эрвет-младший уходит, поскорее забежал обратно в дом и прижался боком к печи. В его жизни было так мало тепла, что он не желал надолго с ним расставаться.
Шелю пришлось осваивать Нельфу уже после двенадцатого дня рождения — до тех самых пор отец непреклонно заявлял, что его ребенок, вычурно одетый, аккуратно причесанный и окруженный императорскими гвардейцами, привлечет к себе лишнее внимание. Люди станут жаловаться, что налоги идут не на охрану дорог и не на поиски драконов, а на содержание глупого маленького мальчика, чья судьба для Малерты, в общем-то, безразлична. Чья судьба — совсем не обязательное условие, в отличие от судеб честных работников и землевладельцев. Зато после двенадцати парень восполнил все свои потери с лихвой, обшарил каждую подворотню, сунул нос в недра сомнительных притонов, многократно принял участие в повальных попойках и отыскал себе не то чтобы надежных, но лишенных воображения союзников. Их было легко и совсем не мерзко использовать — будто в шахматы играешь. А выдать Эрвета-младшего отцу никто не рискнул бы из банальных соображений безопасности — мало того, что сам Шель явится в ночи с арбалетом под мышкой, так еще и нынешний глава имперской полиции перевешает всех, кому довелось любоваться его сыном вне рамок приличий.
Кстати, драконье логово Эрвет-младший тоже с интересом разыскивал, но пока — безуспешно. Он не верил, что крылатых звероящеров на Карадорре так уж много, потому что до сих пор перед людьми — точнее, над людьми — появлялся только один. Колоссальная тварь песочного цвета часто парила в облаках, подставляя хребет солнцу, а порой улетала куда-то на север, за берега империи Сора. Что там, на севере, Шель не знал — карадоррские корабли по драконьему маршруту не плавали, уверенные, что там, откуда в столь подавленном настроении возвращается крылатая тварь, нет ничего хорошего. Да и в сутках пути от континента Великий Океан терял свое вечное спокойствие и принимался бушевать, словно что-то, расположенное за полосой водоворотов, не предназначалось для букашек-имперцев.
И был, наверное, по-своему прав.
Зеленая вывеска лавки травника трепыхалась на ветру, как слишком большой древесный листок. На ней жена мастера оставила замысловатую вышивку — что-то вроде зарослей полыни, а поверх — стилизованные звезды, похожие на кресты. Шель помялся на пороге, переступил с ноги на ногу и решительно постучал.
Щелкнул замок, заказанный травником у торговцев Тринны — чтобы никто не сумел ворваться в его лавку без его одобрения. Изящная, но крепкая дверца приоткрылась, и на Эрвета-младшего посмотрел настороженный синий глаз. Впрочем, он тут же просиял и явил сыну главы городской полиции своего брата-близнеца, а с ним — и весь тощий худой силуэт мастера, странным образом лишь подчеркнутый свободной грубоватой рубахой.
— Добрый вечер, господин, — поклонился травник, деликатно упустив ту немаловажную деталь, что сумерки над городом уже давно сгустились и перетекли в чернильную темноту, разгоняемую лишь светом факелов.
— Добрый вечер. — Шель тоже поклонился, потому что его собеседник был, как ни крути, мастером, а к мастерам сын главы городской полиции испытывал вполне закономерное уважение. — Вам удалось перекупить… то, о чем я просил?
Травник огляделся.
— Входите, не стойте на пороге, — вполне разумно предложил он. — Опасно вести такие разговоры на улице. Женщина, которая уступила мне эту… эту вещь, предупредила, что она проклята. Я ни слова не читал, как вы и приказали, мой господин — только сверил обложку с копиями из вашей библиотеки, — но… — Он замялся и виновато скривился. — Если честно, я бы хотел, чтобы вы унесли ее из моего дома сегодня же.
— Унесу, не волнуйтесь, — пообещал травнику Эрвет-младший. И ненавязчиво уронил на прилавок пригоршню золотых монет.
Собственно, Шель мог сыпать золото направо и налево — и все равно при этом не обеднеть. Однако мастер скрупулезно пересчитал оплату, нахмурился и сказал:
— Прошу прощения, если ошибся или что-то запамятовал, но здесь на два десятка больше, чем надо.
— Все верно, — покладисто согласился парень. — Признаться, по пути сюда у меня возник еще один заказ.
— Да? — вежливо уточнил мужчина. — И какой же?
Шель присел на краешек стола:
— Мне нужен яд. Без вкуса, цвета и запаха.
Повисла тишина. Взгляд господина травника изменился.
— Если бы я услышал это не от вас, — медленно, будто пробуя слоги на вкус, произнес он, — я бы выгнал подобного клиента взашей. Но это говорите вы, господин Шель, — мастер обратился к Эрвету-младшему с таким почтением, будто признавал себя его рабом, — и я спрашиваю: зачем? Зачем вам понадобился яд?
Парень помедлил, прикидывая, какой уровень откровенности может устроить собеседника. Рассказывать ему правду Шель, конечно, не собирался — мало ли, это сейчас мастеру кажется, что нет никого убедительнее сына главы имперской полиции, а в пыточных застенках он почти наверняка передумает и радостно споет палачу целый ряд крайне познавательных песенок.
— Мне скоро исполнится восемнадцать, — произнес, наконец, Эрвет-младший. — И я получу право унаследовать пост своего отца. А у него, к сожалению, хватает врагов, и все они мечтают о моей смерти. Я бы предпочел, чтобы они погибли первыми, и чтобы в такой несомненной беде, как их конвульсии, никто не заподозрил меня.
Десять золотых монет — достойная предоплата, — лежали на прилавке, отражая своими гранями свет одинокой храмовой свечи. Мастер не был набожным, но убийство ему претило. С другой стороны — господину Шелю не понравится его отказ, особенно после произнесенного ответа на прямой, но весьма опасный вопрос.
