Пойти, что ли, тоже поспать, лениво прикинула Лойд. И тут же вскочила: нет, нет, нельзя! Если она уснет здесь, то проснется… там, а там ее вряд ли ожидает что-то хорошее. Сквозь яркие, живые, теплые воспоминания о Талере, команде «Asphodelus-а» и космических перелетах пробивались обрывочные, смутные картины, где она — почему-то маленькая девочка, — ударила рукоятью ножа по виску мужчину, одетого в дурацкий белый балахон, а в следующий миг кто-то выбил двустворчатые двери храма, зазвенела сталь, закричала бледная девушка в старинной кольчуге…

— Эй, Лойд, смотри! — со звенящими нотками в постоянно радостном голосе окликнул девушку пилот. Она повернулась к нему — пожалуй, немного резковато, потому что парень споткнулся и полетел бы кубарем по трапу, если бы Лойд не стояла на его пути.

— Прости, — сбивчиво попросила девушка. — Я… задумалась.

Храм исчез, крик растворился где-то глубоко внутри, и она выдавила из себя нечто вроде улыбки. Рыжие ресницы пилота дрогнули, светло-карие глаза отразили неоднозначную, глуховатую, эмоцию — то ли удивление, то ли раздражение, с точностью не понять. Но спустя миг парень опять вернулся в свое дружелюбное расположение духа, сунул коллеге под нос планшет и повторил:

— Смотри! Девять лет назад на этой самой планете капитан Исаэль разыскивал легендарный «3371»! Тут даже фотографии есть — вот, подорванная туша корабля, удостоверение личности и… ого!

По мнению Лойд, ничего, достойного такой степени восхищения, на снимке не было. Всего лишь крохотный огонек высоко-высоко в небе. Он походил на скопление звезд, расположенных непомерно близко друг к другу, но, приглядевшись, девушка обнаружила, что это — маневровые двигатели черного, как смола, корабля.

— «3371»… — негромко сказала она. — Суденышко старого Союза, если не ошибаюсь?

— Что еще за «суденышко»? — оскорбился пилот. — «3371» — величайший корабль в нашей галактике! Нынешние ученые безуспешно бьются над его чертежами, но понятия не имеют, где раздобыть материалы для таких запчастей и как их соединить. По интернету ходит слушок, — парень наклонился к левому уху Лойд и перешел на свистящий шепот, — что старый Союз имел связи с кем-то за пределами звездных карт. Представляешь — за пределами! Наша галактика сама по себе огромна, мы болтаемся по ней уже пять лет, а капитан Исаэль болтался и все тридцать, но так и не побывал во всех ее уголках. Сколько интересного, сколько загадочного, должно быть, мы еще не…

Последнее слово утонуло в кошмарном грохоте. У ближайшего робота отвалилась нижняя спинная пластина, и он, позабыв о двигателе, тянулся теперь за ней. Результаты были примерно те же — слишком короткие лапы не давали механическому созданию дотянуться и до собственной головы, что уж говорить о посадочном поле космического порта?

Лойд непременно бы выругалась, если бы на ее воротнике не звякнула, принимая сигнал корабельного искина, белая полицейская клипса.

— Межпланетный звонок по закрытому каналу… межпланетный звонок по закрытому каналу… вызывают команду корабля «Asphodelus»… вызывают команду корабля «Asphodelus»… подойдите, пожалуйста, к приборной панели…

Девушка и пилот, не сговариваясь, бросились выполнять поручение. По закрытому каналу им звонили из Штаба — с приказами или непреклонными пожеланиями касательно их выполнения. Лойд, как заместитель капитана, вытянулась по струнке и скомандовала:

— Принять вызов!

— Пожалуйста, подождите… — покладисто отозвался искин. — Выполняется межпланетное соединение…

Над панелью развернулось широкое виртуальное окно. Пилот замер по правую руку от Лойд, и вся его радость куда-то выветрилась — парень не любил показывать ее начальству.

Окно мигнуло, пошло пятнами битых пикселей — и медленно, с трудом заполнилось дрожащей картинкой. Система отображения на «Asphodelus-е» барахлила, и механик пытался починить ее вот уже добрых четыре дня, но пока что его результаты были равны результатам усилий роботов.

Человек, возникший на экране, заученно отсалютовал, но тут же одернул сам себя и хрипло произнес:

— Доброе утро, Лойд, доброе утро, Джек… а где Талер, Адлет и Эдэйн?

— Механик и штурман отлучились по делам, — отрапортовала девушка. — А капитан спит. Я могу его разбудить, если вы…

— Нет-нет, не надо, — перебил ее собеседник. На его мундире серебром полыхал приметный символ: два молодых месяца, изогнутой спиной к изогнутой спине, с острыми лезвиями там, где должны были быть рожки. — Я звоню сообщить, что грузовиком занялась команда «Eyes-а», и вам не придется после ремонта сразу испытывать обновленные двигатели в бою.

Он сделал паузу.

Лойд подобралась, как тигр перед прыжком, и выпалила:

— В таком случае… можно ли нам… потребовать отпуск?

Вечером бродяга-осведомитель прислал Шелю красноречивое, но очень короткое письмо: «Он все-таки очнулся». Сын главы имперской полиции прочитал эту фразу сдержанно, почти равнодушно — благо, жизнь в замке императора научила бы такой премудрости каждого, кого угораздило родиться под защитой надежных стен. Отец ни в чем его не заподозрил; они традиционно поужинали, сидя у разных концов длинного стола, накрытого белой кружевной скатертью. Обсудили самые щекотливые вопросы, возникшие на работе у господина Эрвета-старшего, а Эрвет-младший рассказал, что в подземных городских тоннелях опять нашли мертвеца — предположительно, вампира, но точно установить его расу никто не смог, потому что клыки — слабое доказательство, а больше ничего необычного у трупа не было. Эрвет-старший посмеялся над этой незамысловатой историей, извинился и вернулся к делам, а Шель накинул на плечи любимую кожаную куртку и покинул замок, напоследок ухватив со стола кислое зеленое яблоко.

Углубляясь в переулки Нельфы, он азартно его грыз и прикидывал, каково Талеру Хвету, бывшему наследнику семьи высокородных, находиться в крохотной землянке бродяги, такой грязной, будто там жили низшие демоны? Небось, бедняга страшно переживает. Поторопиться бы, объяснить бы, что все не так уж и плохо — подумаешь, слабовольные родители нашли свою заслуженную судьбу! Размышляя об этом, Шель нарочно замедлил шаг и около получаса наслаждался своим величием и властью перед никчемным раненым человеком.

Однако на месте оказалось, что Талеру Хвету все равно.

Он сидел, с явным трудом удерживаясь на горе вонючих подушек, раздобытых осведомителем не иначе, как на городской помойке. Голубые глаза шарили по комнате с таким безразличием, что Шелю на секунду стало не по себе. Некоторое время он просто молча разглядывал свою жертву — правая половина лица, небрежно перетянутая повязками, опухла, на постели темнеют багровые, подсохшие пятна крови, губы едва шевелятся, — а затем присел на краешек одеяла и закрыл дрожащими ладонями лицо.

Так. Теперь надо идеально обыграть ситуацию, обыграть, как учил отец, пока не поздно, пока в эту треснувшую голову не пришла очевидная мысль о том, что Шелю она противна.

— Хвала всем Богам, — с явным облегчением прошептал сын главы имперской полиции. — Ты жив…

— Я… жив, — так тихо отозвался Талер, что, будь у Эрвета-младшего чуть менее чуткий слух, он бы ни за что не услышал. — Я… кто?

Шель бросил косой изумленный взгляд на бродягу-осведомителя. Тот хлопотал у печи, но, ощутив смутный интерес гостя, передернул плечами.

— А ты разве… не помнишь? — сын главы имперской полиции снова повернулся к Талеру.

Голубые глаза юноши потемнели.

— Помню — упал… помню — меня… тащили… наверное, сюда… но… откуда я упал и…

Он запнулся. Потрогал повязки, потрясающе чистые в маленькой кошмарной комнате, которую бродяга получил за верную и аккуратно исполняемую работу.

— Талер, — с надеждой в голосе произнес Эрвет-младший. — Твое имя — Талер Хвет. Твои родители основали Сопротивление…

Чуда не произошло. Раненый человек смотрел на Шеля все с таким же бессмысленным, туповатым выражением, замутненным острой, но какой-то чужой болью. Ну, щека. Ну, висок. Травяные снадобья способны исправить и не такое, а у Эрвета-младшего было достаточно денег, чтобы накупить их целую гору, и половину этой горы влить в потерявшего сознание Талера. Чтобы не бредил. Чтобы не кричал. Чтобы не выдал никому своего присутствия.