Рядом.

На расстоянии вытянутой руки.

В каком-нибудь спокойном, тихом домике, или на постоялом дворе, или…

— Господин Твик! — отчаянно позвал Эс. — Господин Твик, пожалуйста, подождите!

На Фонтанной Площади господина Твика не было. Трое людей негромко обсуждали дуэль между старшим и средним сыном семьи Веттер — Эс миновал бы их безучастно, миновал бы, не посмотрев, но тот, кто стоял ближе всех к заснеженному бортику, внезапно притих и резко обернулся, провожая опекуна лорда Сколота весьма далеким от искреннего участия взглядом.

— Продолжайте без меня, — бросил он своим товарищам. И, не реагируя на их вопросы и возражения, двинулся по следам крылатого звероящера, двинулся, не спеша прикидывать — а что, если ему показалось, что, если он поймает за локоть обычного паренька из Университета, что, если…

Он поймал за локоть зеленоглазого дракона.

Его сапоги тонули в объятиях не расчищенного снега.

— Извините, я немного занят, — сердито заявил Эс. — Я кое-что потерял, и мне нужно это найти. Будьте любезны выпустить мою…

— Ты, — глухо произнес мужчина. — Это все-таки ты.

— Будьте любезны… простите, что? — нахмурился опекун лорда Сколота.

У мужчины были карие с темно-зелеными пятнышками в глубине общего цвета глаза. И сложная прическа, старательно собранная прислугой из ровных пепельных прядей, заколотых малертийскими скрещенными спицами.

— Кто написал «Shalette mie na Lere»?

Господин Эс поежился. И медленно, осторожно попятился.

— Не ваше дело, — грубо сказал он. — Абсолютно — не ваше. Читаете старые книги — читайте на здоровье, а к авторам не лезьте. Понятно?

— Ты помогал автору? — удивился мужчина. — А я полагал, что всего лишь был его персонажем.

Настороженное молчание. Господин Эс внимательно изучал кареглазого мужчину, а кареглазый мужчина внимательно изучал господина Эса.

— Там ты был… гораздо моложе, — заметил он. — Гораздо мягче. Неужели тебя так обидело, так задело то, что автор «Shalette mie na Lere» тебя использовал?

— Вы не правы, — обманчиво спокойно возразил опекун лорда Сколота. — В первую очередь он меня любил.

— Нет, он тебя использовал, — настаивал кареглазый мужчина. — Разорвал на кусочки. Заставил быть — всем. И прогнал, поскольку ты больше не был ему нужен.

Господин Эс не дрогнул. Только посмотрел на своего неожиданного собеседника с каким-то… сожалением, что ли.

— Вы не правы, — все еще спокойно повторил он. — Вы не были в пустыне. Вы не видели того, кто позволил вам скитаться по Карадорру. Вы не можете, по-настоящему — не можете и представить, каким он в итоге стал, вы не можете и представить, каково ему было после выхода за рубеж. Вы не можете. Но на вашем месте, — господин Эс недобро усмехнулся, — я был бы ему хоть немного благодарен. За то, что у меня есть земля, и я имею право по ней ходить. За что, что у меня есть небо, и я имею право находиться под его защитой. За то, что у меня есть солнце, и луна, и в целом — свет, что я не брожу во мраке, отыскивая путь на ощупь. Я был бы… хоть немного за это благодарен.

— Ты, — ехидно протянул мужчина, — сам и работаешь этим светом, этой землей, этими звездами и лунами. Я буквально, — он вернул господину Эсу его усмешку, — хожу по твоему живому телу. У меня под ногами — твои жилы, твое мясо и твои кости. У меня под ногами — ты. Как мусор. Шелестишь… снегом.

Господин Эс побледнел, и усмешка его собеседника изменилась. Впрочем, не особенно, хотя после этой перемены она больше походила на яростную гримасу.

— Ты, — продолжал он, — распят, я пользуюсь тобой, как пользовался автор «Shalette». Не спорь. Он избавился от тебя, едва сообразив, что вы размышляете на разных уровнях. Он избавился от тебя, едва сообразив, что его с таким трудом сотворенный мир будет мучить своего спасителя. У тебя, значит, испортилось человеческое зрение? У тебя, значит, не осталось никаких резервов, чтобы добавить к нынешнему живому полотну еще пару континентов? У тебя, значит, не осталось никакого желания сделать мир совершенным? Ну так убирайся, убирайся отсюда прочь, и не показывайся больше у границы пустыни, и какая разница, что там творится у тебя на душе!

Господин Эс выдохнул и коротко подался вперед:

— Заткнись.

— Что? — насмехался мужчина. — Прости, я не расслышал! Уж больно тихо ты ко мне обратился, а ведь голос, вроде, у тебя недавно имелся!

Господин Эс протянул обе руки — и его чуть шероховатые ладони сжались на чужом воротнике.

— Я сказал, заткнись! — уже громче потребовал он. — Хватит рассуждать о том, о чем ты знаешь ровно столько же, сколько о системе полета небесных тел! Ты — никогда — не видел — моего — ребенка, ты — никогда — не видел — его — отчаяние! Еще одно дурное слово о нем, и я вырву тебе язык, ясно?!

Кареглазый мужчина не возмутился. Кареглазый мужчина не испугался, и до господина Эса дошло, что он нарочно говорил все эти глупости, нарочно пытался вывести опекуна лорда Сколота из себя. И на секунду — ему сделалось… жутковато. Что за цели у этого человека, о чем он думает, чего ради он поймал крылатого звероящера за локоть?..

— Ясно, — с неоправданной мягкостью отозвался мужчина. — Обойдемся без них… без дурных слов, я имею в виду. Но, прошу тебя, ответь на один вопрос… так, ради чистого интереса. Пожалуйста.

Внезапная вежливость огорошила господина Эса больше, чем, собственно, поведение кареглазого мужчины в целом. Он выпустил чужой воротник из пальцев — и его тут же стукнули под левую ключицу чем-то весьма холодным.

— А, черт… как неуклюже… — пожаловался кареглазый мужчина. — Ладно, в любом случае ты сейчас не будешь злиться. А суть вопроса такова: скажи, Создатели живых миров — они умеют умирать? Можно ли, предположим, отобрать у них шансы управлять миром? Завладеть пустыней, окрестить себя — опять же, предположим — властелином всего сущего? Можно ли, Эстамаль?

Он покосился вниз.

Под левую ключицу упиралось дуло сабернийского револьвера.

— Не уверен, что ты поймешь и — тем более — оценишь, но я очень люблю… власть. В самое ближайшее время я намерен завладеть Карадорром, стереть всякие данные о пяти здешних императорах, стать… незаменимым. И если бы ты ответил на мой вопрос, если бы ты пояснил, можно ли провернуть такую же вещь со всем полотном созданного автором «Shalette mie na Lere» мира, я был бы страшно тобой доволен. Соглашайся, Эстамаль. Не бойся. Потому что либо ты предоставляешь мне эту информацию лично, либо я все испытываю… на тебе. Даже если ты не умрешь, тебе все равно будет… я полагаю, больно. Ну как, ты что-нибудь решил?

Опекун лорда Сколота кивнул:

— Да.

Снег действительно шелестел под сапогами. Скорее шелестел, чем скрипел.

Ответить? Я не отвечу. Одно дело — стрелять по крылатому звероящеру, по дракону, почти неуязвимому и почти бессмертному. Выкупленному у смерти ценой жизни еще не рожденного, еще не выбранного ею… существа.

И другое — по человеку. По маленькому, хрупкому человеку, чей обозленный песок падает, и падает, и падает с неподвижных ладоней. По человеку, чье сердце не восстановится таким же, каким было.

Я готов, подумал он с удовольствием.

Я готов.

Испытывай…

У подножия чертова колеса отгоняла зевак полиция.

Аттракционы давно остановились, и толпа разъяренных людей пыталась доказать хозяевам парка, что не напрасно покупала билеты. Хозяева отнекивались и бормотали, что сегодняшние билеты будут активны и завтра — поэтому, уважаемые гости, вам придется покинуть место происшествия, пока скорая помощь и наряд полицейских пытаются понять, в чем же суть.

Господин Лерт виновато помялся у красной ленты, ограждающей чертово колесо. Показал какому-то парнишке свое удостоверение; тот гордо подбоченился и заявил, что погибшая не нуждается в адвокатах. Дело, говорил он, пока что не вызывает подозрений: госпожа Лойд, наследница капитана Хвета, поднесла оружие к своему виску добровольно, зажала курок — добровольно, и ее кровь багровеет на внутренней обшивке аттракциона по ее собственному желанию.