Дуло пистолета неприятно холодило висок.

Нажми, попросила она себя. Нажми. Это легко, это… легче.

Если бы Талер видел, он бы двинулся умишком, ехидно донес до нее кто-то. Если бы Талер видел, он бы ходил за тобой повсюду, и прятал пистолеты, и выбрасывал ножи, и следил, чтобы ты не утонула в ванной. Если бы Талер видел, на борту «Asphodelus-а» не было бы ни единой веревки, и ни единой острой вещицы, а Джек сидел бы за штурвалом неотрывно, сидел бы вечно — лишь бы ты не расколошматила корабль о какой-нибудь астероид, лишь бы ты не…

Талер не видит, перебила этого кого-то девушка. И не увидит. Я одна в кабинке, и на EL-960 — одна, и нет больше никакого Талера, нет больше никакого…

Дернулся в кармане планшет.

У нее задрожали пальцы.

Пистолет привычно лег в кобуру, а кобура щелкнула, закрываясь.

— Добрый вечер, Лойд, — негромко произнес Эдэйн. Изображение в экране плыло, колебания сигнала не давали толком рассмотреть его настороженный прищур, но то, что прищур был, не вызывало у девушки сомнений. — Как ты себя чувствуешь?

— Великолепно, — бодро отозвалась она.

Молчание. Напряженное, недоверчивое молчание.

Эдэйн, кажется, проводил свои часы в кухне. Над его плечом краснели маки на старых фотообоях — и поблескивала посуда в тумбочке.

— Где ты, Лойд?

— Катаюсь на чертовом колесе. У меня с собой бутылка вина. Поэтому все вопросы, если они у тебя, разумеется, есть, я предлагаю решить сейчас. И когда мы их решим… не звони мне, Эд, хорошо?

— Покажи бутылку, — потребовал он. Настойчиво так потребовал, будто не верил, что у девушки она есть.

Лойд улыбнулась и показала. С обидным, но вполне достоверным недоумением.

Эдэйн полюбовался деталями этикетки, деловито кивнул и сообщил:

— Завтра я буду в южном порту EL-960. Ты меня встретишь? Я всего единожды бывал у капитана в гостях и, признаться, не помню, где расположена его…

— Эд, — перебила девушка. — Завтра я буду ужасно пьяной. Включи, пожалуйста, навигатор и воспользуйся услугами интернета, если тебе не жалко так издеваться над своими талантами.

Он хотел возмутиться, но Лойд нахмурилась и упрямо уточнила:

— Разве ты не штурман? Я наивно полагала, что если Джеку и Адлету порой не удается найти дорогу куда-либо, то, по крайней мере, тебе это по силам точно.

— Лойд, — совсем уж тихо обратился к напарнице капитана Хвета Эдэйн. — Что за дьявольщина у тебя на уме? Ты ведь обычно так себя не ведешь.

Она позволила себе мягко, задумчиво погладить железную рукоятку.

И принялась неумело, но старательно его обманывать.

Все хорошо, Эдэйн. Все хорошо, ладно, если тебе так уж не хочется колесить по эльским трассам в одиночку, я сниму такси и приеду за тобой. Да, если угодно, давай прогуляемся по кварталу, посидим в каком-нибудь кафе, поедим, если погода будет не менее теплой, чем сегодня, мороженого… хорошо, Эд. Я буду тебя ждать.

Он подозревал ее. И был прав, но, господи, как тяжело признать себя уязвимой, как тяжело признать себя слабой, как тяжело расплакаться не посреди зала, где спал, свесив бледные кисти с подлокотников, Талер Хвет — а расплакаться на глазах у Эдэйна, выдав ему свое текущее состояние.

За ним, штурманом «Asphodelus-а», никто не приедет на такси. Он простоит у южной станции час, или два, или всего пятнадцать минут, снова наберет номер девушки по имени Лойд — а ему ответит вежливый оператор. «Извините, аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети»…

Она вновь странно искривила губы — не улыбка, не усмешка, не гримаса, — и еще немного отложила расправу над собой, потому что ей на ум пришла некая забавная, хотя и глупая, мысль.

Связь на чертовом колесе ловила неважно, и все-таки — аппарат абонента, избранного бывшей напарницей капитана Хвета, поймал — и радостно принял поступивший сигнал.

Она испытующе посмотрела на взлохмаченного Адлета, на аквариум с карпами за его спиной, на женщину, перебиравшую банки с дешевым кетчупом. Он испытующе посмотрел на кабинку чертова колеса, на пламенеющую надпись «ПРИСТЕГНИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, РЕМНИ», на город, возникший далеко внизу.

Он умело подмечал детали вроде стыков, узлов и креплений, а потому не испугался — и даже позы не переменил.

— Катаешься, о дочь великого солдата?

— Катаюсь, о сын Господень. Благослови на битву, — попросила девушка.

Адлет серьезно покивал:

— Да пребудут с тобой силы предков, и отца твоего, и матери, и любой крови, от которой ты происходишь. Да пребудут с тобой силы Господа моего, и ангелов, и небес, и да будешь ты благословенна. А если без шуток, — он отодвинулся куда-то за стеллаж, — то все ли в порядке, Лойд?

— Разумеется. Ладно, спасибо за помощь. Пока, Адлет, увидимся в марте. Я соскучилась, так что буду выспрашивать обо всех твоих делах.

— Если буду пьян — не отвечу, — рассмеялся механик.

Чертово колесо протащилось над самой землей, скрипнуло и принялось подниматься.

Тогда, с Талером, оно было неотразимо.

Оно было неотразимо и сейчас, но Лойд мучительно не хватало голоса. Мягкого, очень теплого и такого родного, что воспоминание царапнуло девушку больнее ножа.

Дуло пистолета неприятно холодило висок.

Увидимся в марте, Адлет.

Эдэйн… увидимся у станции завтра.

Талер… если ты где-нибудь еще есть, можешь ли ты встретить меня спустя…

…секунду?..

========== 16. Бессмертный ==========

Он хотел вернуться на Карадорр. Хотел убедиться, что Кит не болтает с человеком, чье лицо изуродовано шрамом. Он хотел убедиться, что все нормально, что все по-прежнему, что заснеженная земля такая же, какой он ее запомнил — но она изменилась, неправильно, болезненно изменилась, и теперь он пытался понять, как именно.

Попытки были неудачные.

Чем дольше он думал о Карадорре, тем больше ему нравилась Тринна. Тоже холодная, тоже — заснеженная, зато — гораздо более… распахнутая. Чем дольше он думал о Карадорре, тем чаще ему вспоминался юноша по имени Тельбарт, и девушка по имени Эли, и тот последний, тревожный, тайный разговор с ней — вдали от лорда Сколота и вдали от короля, чтобы никто не слышал ни единой фразы.

Ни единой.

Он рассказывал ей, что Сколот не умеет любить. Он рассчитывал ее образумить; он верил, что знание о старухе Доль, о болезни и о полном уничтожении детских, а потом и взрослых, эмоций поможет Эли отвернуться от карадоррского юноши. Но в то же время он боялся, что девушка испугается, или закатит ему истерику, или побежит и влепит его подопечному сильную, безжалостную пощечину.

Не оправдалась ни одна из его надежд. И — ни один из его страхов.

Она просияла. Она восхищенно выдохнула, она заявила, что ни за что не забудет о лорде Сколоте. Что обязательно его дождется, что обязательно его примет, что если нигде на Карадорре у него однажды не получится найти укрытие — она предоставит ему свой дом, и свой лес, и свою любовь.

— Я сделаю все, чтобы это стало любовью, — горячо произносила она. — Я сделаю все, господин Эс.

Дракон помолчал, размышляя над ее словами.

— Вы так и не уловили сути. Моему подопечному любить просто нечем.

Эли подняли брови:

— Тем более! Вы задумайтесь — ему НЕЧЕМ любить, НЕЧЕМ сожалеть, а он все равно мечтает выбить у себя эти чувства, мечтает с боем их отобрать! — ее золотистые глаза горели таким восторгом, что господин Эс им едва не заразился. — Это же потрясающе!

Он тогда промолчал, потому что она была права. И обманывать ее, убеждая в полном равнодушии Сколота, крылатый человек не отважился.

Подземная огненная река ушла из-под империи Сора, подземная огненная река миновала тоннели под белыми от снега пустошами — и пропала где-то у берега Великого Океана. Господин Эс боялся, что она доползет до Тринны и сожжет ее, а потому раз пять выбирался по ночам из Лаэрны, выгибал шею и принимал свой запасной облик. Мощные крылья колотили по морозному воздуху, мощные крылья грозили вот-вот заледенеть — и как же хорошо, как же волшебно, что в противовес карадоррскому холоду внутри господина Эса жила буря. Пускай не такая мощная, не такая ровная, как у реки, пускай не такая глубокая — но буря, и она вынуждала таять острые кусочки льда, прилипшие к перепонкам.