…халат ему не понравился. Он добрался в нем до своих апартаментов, а там тут же променял на обычную рубаху и штаны. Закутался в одеяло. Притих.

— Это не безумие, — так тихо убеждал его Альберт, что он скорее читал по его губам, чем пользовался ушами. — Безумцы не притворяются. И это не ложь, потому что с какой стати ему лгать?

— Высокородные девицы так делают, чтобы обратить на себя внимание, — шутил Габриэль. — И потом хвастаются результатами. Но ваш король — это все-таки не девица. И я тоже склонен ему верить.

— Надо найти, — кивал ему нынешний генерал Драконьего леса, — в летописях. Железную винтовую лестницу, подземную огненную реку и полумесяцы. Любые упоминания о полумесяцах. Ты мне поможешь?

Они обменивались рукопожатием над столом.

— Помогу.

Он засыпал, стараясь не думать ни о чем, кроме Альберта и дней, проведенных в его рабочем кабинете. Он засыпал, стараясь не думать ни о чем, кроме нынешнего короля Драконьего леса.

Но это его не спасло.

Ему снилось, как высокая фигура в темно-зеленой военной форме рисует его родителей на скале. Рисует углем; у нее хорошо получается, не хуже, чем у сэра Говарда, в Этвизе больше известного, как Художник. Нарисованная мама любуется Габриэлем, как будто он — самое ценное сокровище в ее жизни, а папино лицо выражает легкое беспокойство. Папа знает, что Габриэль не такой стабильный, не такой уверенный, не такой постоянный, как Гертруда. И знает, что он был таким, но не способен вернуться, не способен это исправить, не способен… больше ни на что.

А спустя минуту высокая фигура в темно-зеленой военной форме застывает. И, помедлив, небрежно стирает маму и папу со скалы.

…он проснулся, хватая ртом воздух, еле сдерживая крик. И обхватил себя руками за плечи.

— Ри, — окликнули его из-за двери. — Я войду? Можно, ты не обидишься?

Он помедлил.

— Ну, — произнес, не скрывая дрожи в голосе, — входи.

Она переступила порог.

В темноте он смутно различал ее силуэт. Но помнил, что она похожа на отца — и помнил, как сильно отец этим гордился.

— Ри, — она подошла к нему и села рядом, и до него, наконец, дошло, что она тоже боится. — Можно я побуду с тобой? Я вроде очень хотела спать, но как только легла, у меня возникло такое чувство, как будто я, знаешь… куда-то проваливаюсь.

Габриэль накинул ей на плечи свое теплое одеяло.

— Все нормально, Ру. Сегодня просто… наверное, такой день. И такая ночь.

Она рассмеялась. Едва слышно, и все-таки — он был рад, что сумел этого добиться.

— Думаю, ты прав. Сегодня полнолуние. Мы с тобой, как истинные волкодлаки, должны бегать по мокрому от росы полю, а не сидеть за стенами особняка и греться под одеялом. Ри?

— Да?

— Я люблю тебя.

Он улыбнулся:

— Я тоже тебя люблю.

Ярусом ниже тикали сабернийские часы. И глухо что-то обсуждали господа караульные — после вторжения войска эделе хозяева пришли к выводу, что защита, пускай и такая сонная, не помешает.

На секунду он ощутил, будто под его босыми ногами нет пола. Но он только отмахнулся от этого ощущения.

А отмахиваться не стоило.

Гертруда, кузина сэра Говарда, оруженосца Его Величества Уильяма, сидела на кровати своего брата. С одеялом, накинутым на плечи, и ей наконец-то было спокойно, и все дурацкие ночные страхи исчезли.

А потом до нее дошло, что не только они.

— Ри? — позвала она, оглядываясь. Невероятно, конечно, чтобы Габриэль поднялся и ушел на своих двоих, не опираясь на такую удобную костяную трость, но…

В комнате его не было.

Его не было ни в одной из комнат особняка.

========== Глава третья, в которой Эдлен делает все, что хочет ==========

Весь следующий месяц Эдлен активно учился магии. И обнаружил, что она подчиняется далеко не каждому человеку.

Слуги, немного менее молчаливые с момента коронации, были не способны повторить даже самое простое заклятие. Эдлен зажигал синие пучки пламени у себя в ладонях, освоил порталы, уяснил, как можно использовать погибших людей для создания разных видов нежити, более-менее понял, как работают законы телепатии и законы переноса чего-то определенного из одного места в иное.

Все это было так легко, весело и приятно (а кому, спрашивается, не будет приятно ощутить себя особенным?), что мальчик абсолютно не обращал внимания на завтраки, обеды и ужины, куда приходили — и терпеливо ждали юного императора — высокопоставленные люди, каждый из которых отвечал за какую-нибудь важную вещь. Старуха Летен пыталась донести до своего подопечного, как обиделся местный военачальник, не увидев господина Эдлена ни в первый, ни во второй день своего визита, но Эдлен плевать хотел — он только деловито отмахивался или вынуждал седые волосы женщины подняться дыбом, отчего платок с вышитыми на нем цветами падал ей на сутулые плечи.

Летен сообразила, что ничего не добьется уговорами, и пообещала привести к мальчику «одного крайне любопытного человека». Заранее сообщив, что этот человек не будет сидеть в парадной столовой и печально смотреть на диковинные блюда — не-ет, он отыщет юного императора сам. И отвесит ему затрещину, потому что не обязан во всем подчиняться Эдлену — и нисколько от мальчика не зависит.

Занятый алхимическими докладами, юный император сказал «угу», и старуха заподозрила, что он ее не услышал. Но отступить не посмела.

На следующее утро в деревянную цитадель прибыл некто улыбчивый, одетый во все черное, с четырьмя вертикальными красными линиями на лице — выведенными краской, конечно, а не вырезанными в коже. Серо-зеленые глаза внимательно изучили столовую, где сновали, убирая никем не тронутые салатницы и супницы, подавленные поварята, и остановились на запертых окнах.

— Великую Змею, — голос был уверенный и хрипловатый, — нельзя прятать от осеннего солнца. Пожалуйста, распахните ставни.

Старуха поклонилась так суетливо, что ее спутник попятился на пару шагов.

— Госпожа Доль запретила показывать юному императору внешний мир. Госпожа Доль потребовала, чтобы мы держали в тайне его наличие.

Ее спутник нахмурился:

— Почему?

— Мы не знаем, святой отец. Возможно, это часть его испытания. Помните, накануне я вам рассказывала…

— Я не буду обманывать преемника Великой Змеи, — перебил мужчина. — И если у него появятся какие-либо вопросы, отвечать на них придется вам. Вы, как я погляжу, в этом деле специалист.

Старуха кивнула, так покорно спустив своему спутнику явное оскорбление, что посторонний наблюдатель наверняка бы удивился. Но посторонних наблюдателей не было, а поварята, занятые уборкой, сами заученно кланялись высокому человеку в черных одеждах, с черными, забавно остриженными волосами и черными браслетами на тонких запястьях.

— Ну и, — человек, приняв и проглотив информацию о госпоже Доль, снова улыбнулся, — где я могу найти господина Эдлена? Вы упоминали, что он увлекается нестандартными науками?

— Точно, — согласилась женщина. — Я думаю, он в библиотеке. Вас проводить?

Он покачал головой:

— Спасибо, я сам.

Ему давно не приходилось бывать в центральной цитадели, но он помнил, как переплетаются эти лестницы, эти залы и коридоры. И улыбка, рассеянная улыбка не сходила с его обветренных губ — он, святой отец, был обязан олицетворять собой всю ту любовь, нежность, а вместе с ними — и упорство, что подарила жителям заснеженного континента Великая Змея.

Эдлен действительно был в библиотеке. Читал что-то о фазах луны — и читал с явным недоумением, потому что у себя дома никогда этих фаз не видел.

— Привет, — поздоровался мужчина, опустив традиционное «да здравствует император». — Как поживаешь?

Старый венец на светлых волосах мальчика смотрелся весьма нелепо.

— Ты кто? — настороженно уточнил он, закрывая книгу.

Мужчина протянул ему холодную узкую ладонь:

— Приятно познакомиться, Эдлен. Мое имя — Венарта, я — служитель Змеиного Алтаря. Если не возражаешь, теперь я буду твоим личным исповедником. А если возражаешь, то я… все равно им буду.