Ребекка подумала и легла, ломая своей спиной упругие зеленые стебли.

— Скажи, Габриэль, — обратилась она к рыцарю, — по-твоему, нынешний мительнорский император — хороший человек?

Рыцарь нахмурился.

— Я не знаю, Ребекка, хороший или плохой, но для меня это совсем неважно. Люди, по сути, не делятся на хороших и плохих вообще. Для меня главное, что мы с ним находимся на одной стороне.

— Вы, рыцари, — вздохнула она, — безнадежны. Для вас что король, что королева, что император — все едино. Если на голове у человека венец, для вас он едва ли не безгрешен. А что, если это ошибка, Габриэль? Что, если права его мать? Признайся честно — ты пытался ее выслушать?

— Конечно, пытался, — развел руками ее собеседник. — А она взяла и превратила меня в кота.

Тем не менее, перед глазами у него тут же возник образ полутемного коридора и болотных блуждающих огней, а еще — старухи, которая мягко улыбалась и говорила: «Вы тоже в какой-то мере чудесный. В какой-то мере веселый. Но вы не оставляете мне выбора».

Вряд ли, одернул себя рыцарь, у нее была какая-то благая цель. А если бы все-таки была, то разве ради благой цели человека запирают на шестнадцати ярусах деревянной крепости, где вот уже семнадцать лет запрещено распахивать окна? Сплошные закрытые ставни, сплошные закрытые двери, сплошные караульные, и неясно, кому они служат — господину Эдлену или госпоже Доль, потому что если она и правда убила предыдущего императора, то оспаривать ее приказы наверняка опаснее, чем бить костылем ядовитую змею.

— Я устала, — пожаловалась Ребекка, — и хочу спать.

Габриэль покосился на сопящего лабрадора и напомнил:

— Мы же и так во сне.

— Ну и что? — удивилась девочка. — А-а-а, погоди, я ведь еще не показывала тебе, как нужно переходить из текущего сна в соседний?

Он рассеянно качнул головой. И дернулся, потому что Ребекка неожиданно приподнялась и ударила по траве кулаком — так, что весь двор треснул, а его обломки полетели в блекло мерцающую синюю темноту.

Габриэль падал, падал и падал, а вокруг него носились крохотные желтые звезды, и у этих звезд почему-то были гротескные лица, хотя настоящим небесным огням такое вроде бы не положено. Потом звезды отчаянно вскрикнули и разбились, и дальше рыцаря понесло в компании тысяч обреченных углей.

Ребекки поблизости не было. Он оглядывался и прислушивался, но чтобы ее вкрадчивый голос добрался до его ушей, понадобилось неуклюже шлепнуться на вершину какого-то холма, больше похожего на курган, и как следует отряхнуть со своей одежды обжигающую звездную пыль.

— Сны, — с любовью произнесла девочка, — не имеют конца и видимого начала. Отправная точка, то есть двор господина Клера, где мы обычно пересекаемся — это всего лишь результат моего желания. Я хочу, чтобы ты появился там, и ты появляешься. Я буквально могу распоряжаться твоим телом, пока сплю.

Габриэль весело рассмеялся, и Ребекка застыла. До сих пор она считала невероятным везением, если рыцарь хотя бы улыбался, а тут…

— Страшно, — признался он, ощупывая свои ребра. — Я надеюсь, ты не переходишь рамки дозволенного?

— Нет, — обиделась девочка. — Мы же друзья.

Он протянул руку и бережно погладил ее по медным волосам. Потом внимательно огляделся:

— Получается, тебе известно, как во сне все устроено? И ты можешь переместиться куда угодно, я прав?

— Не совсем, — Ребекка слегка оттаяла. — Иначе я бы уже подгадила этой твоей старухе Доль. Я способна перемещаться лишь по своему сну и по снам личностей, которые со мной связаны. Способна гулять по твоим видениям, по видениям господина Клера. Но у него там, — она бледно улыбнулась, — жарко, сплошные кузницы, молоты и наковальни, а у тебя тихо, если не соваться в те эпизоды, где умирают Йохан, Млар и господин Ансельм.

Габриэль не ответил. Девочка выдернула из влажной земли высохший колосок, сосредоточенно повертела его в тонких пальцах и уточнила:

— Ты был с ними знаком… в реальности? Вы когда-нибудь пересекались?

— Не был, — виновато поежился рыцарь. — Я понятия не имею, откуда они взялись в моей голове.

— Ну, — протянула его спутница, — тут не нужно мучиться и гадать. В твою, как ты выразился, голову эти люди попали тем же путем, что и я. Отголосок нарушенного заклятия выдернул где-то воспоминания о них, а поскольку его целью был ты, то и перенес тебе. А меня зацепило, — она зачем-то потерла веснушки на левой щеке, — потому что я спала, и магия твоего императора запнулась об мою. И мы с ней перемешались, как два легко объединяемых элемента в котле зельевара. Кстати, ты ведь не в курсе, что королева Талайны объявила войну Драконьему лесу? Что тамошний генерал, господин Альберт, бывший оруженосец дедушки господина Уильяма, находится в плену? Королева собирается с его помощью надавить на своего названого сына, чтобы народ хайли построил себе кораблик и уплыл ко всем чертям в океан, а еще лучше — построился перед талайнийскими пушками за мгновение до залпа. У нас поговаривают, что король согласится, что он, пожалуй, для этого конфликта излишне молод. А ты как думаешь? Габриэль?

Рыцарь сглотнул, опомнился и попросил:

— Следующий сон. Давай пойдем в следующий сон, а этот кошмар обсуждать не будем.

Ребекка недоуменно моргнула и послушно погладила верхушку старого кургана.

…их уносило в темное нутро скалы на какой-то ржавой тележке, по двум странным железным полосам, установленным как раз на уровне ее колес. Из-под этих самых колес летели искры, на бережно обработанных стенах шипели факелы, а дорога вела все вниз и вниз, и спутник маленькой рыжей девочки был не в состоянии даже вообразить, до какого же месива их размажет после внезапной остановки.

Хотя, если без шуток, воображать ему и не хотелось. Пускай размазывает, какая разница, если…

…господин Альберт! Спокойный, уверенный, опытный солдат, неизменная опора под ногами покойного короля Тельбарта — а значит, и под ногами его внука. Что надо было сделать, на что надо было пойти, чтобы утащить подобного хайли за перевал, да еще и прямо рассказать послам о своем желании шантажировать его друзей? Нет, Габриэлю, конечно, говорили, что приемная мать господина Уильяма — та еще дрянь, но чтобы настолько?! А как она, любопытно, отреагирует, если народ хайли тоже переловит всех человеческих командиров и засунет их в подвалы под своим замком — почешется или нет?

Но хуже всего, что где-то в лесу гордо носил звание королевского оруженосца Говард. И Говарда наверняка втянули в эту войну, да нет, Говард наверняка втянулся в нее и сам — потому что как же не втянуться, если враги ведут себя, как подлые крысы?!

Только бы у них все было в порядке, умолял Богов рыцарь. Только бы у них все было в порядке, чтобы никого не ранили, а если и ранили, то несерьезно. Хайли ведь сильнее и гораздо опытнее людей, почему бы им не одержать победу в этой войне сегодня же, а потом триумфально поднять над лайверскими башнями свое знамя?

Габриэль отвлекся от этих мыслей в момент, когда тележка остановилась. Удивительно осторожно и мягко для куска железа, мчавшегося на такой сумасшедшей скорости.

Его окружала полутемная сырая пещера с желтыми слизкими грибами на сводах. По низко нависающим сталактитам неспешно стекала вода, собираясь в глубокие лужи на полу — невозмутимо шагнувшая вперед Ребекка влезла в одну такую почти по пояс, печально сморщила конопатый носик и с горем пополам вылезла, отряхивая мокрое до нитки льняное платье.

По идее, в Драконьем лесу, а также в Талайне, Этвизе и Саберне сейчас потихоньку наступала зима, приносила свои первые метели и пробовала Тринну на крепкий ледяной зуб, прикидывая, как бы ее удачнее раскусить. Но во сне Ребекки постоянно менялись между собой апрель, май, июнь и его брат-июль, а потом все это повторялось — чтобы не впустить в уютный крохотный мирок ни обжигающе-холодный октябрь, ни звенящий острыми льдинками январь. Девочка ненавидела осень и на дух не переносила зиму, ей было куда легче без них — но там, в реальности, ее настоящее тело было закутано в четыре свитера и теплое пальто, а господин Клер нежно подхватывал его на руки и заносил в дом, если Ребекка снова засыпала в корнях обледеневшей робинии.