Она хотела спросить, как его заставили сдаться, но горло перехватил колючий безжалостный комок, и Эли не отозвалась. Да и разве мало у людей способов — может, их колдуны атаковали нынешний пограничный отряд и пообещали нынешнему генералу, что сохранят его бойцам жизни и вернутся домой без боя, если Альберт согласится пойти с ними. А может, его ранили — пускай не смертельно, пускай не особенно опасно, — и потащили к перевалу так, истекающего кровью и беззащитного, как ребенок…
Господин Эльва сидел на корточках возле Говарда, изучая влажно поблескивающую грудную клетку — один сплошной ожог, стандартными заклятиями не отделаешься. И руку никуда уже не пришьешь, тут либо рубить и грубо навешивать на парня целое скопление стимуляторов, либо сразу добивать, чтобы не лежал и не хватал ртом воздух с энтузиазмом рыбы, чье хлипкое тельце прибой выволок на песчаный берег — и бросил.
Для начала некромант коротким взмахом правой кисти отрезал раненого рыцаря от любых ощущений. Чтобы ни боли, ни страха, и чтобы вместо них — счастливое чувство эйфории, как будто витаешь в облаках и видишь, как сбываются твои самые сокровенные мечты.
Побелевшие губы сэра Говарда едва различимо дрогнули, а карие глаза потеплели. Никто не услышал, что он сказал, но Эльва прочел два коротких слова по скупому движению — и с минуту помедлил, прежде чем обернуться, хорошенько изучить воинов госпожи Эли и обратиться к достаточно пожилому хайли с белой бородой, почему-то заплетенной в косички на неизменный сабернийский манер:
— Дайте мне топор.
Боец нахмурился, но повиновался.
Потом Эльва осторожно вытащил из кармана стеклянную колбу, забитую зеленоватым травяным порошком, и высыпал ее содержимое на останки чужого плеча. Тот самый простодушный молодой мальчика растерянно уточнил, как надо поступить с отрубленной рукой. Хозяин топора выдал ему воспитательный подзатыльник.
Эли посмотрела на скупо освещенный железными фонарями отрезок Альдамаса. На каменный карниз и на мертвеца, чья шея стала пристанищем для зазубренного наконечника и темно-синего скошенного оперения беспощадной стрелы, выпущенной из лука Милесты.
Бывший командир западного пограничного отряда сосредоточенно избавлялся от чужих запасов красного полусладкого вина. Фляга дрожала в ее ладонях, как если бы в клетке ее железных стенок бесился однажды пойманный господином Эсом замковый марахат.
«Госпожа Эли, мой предшественник, бывший генерал. Ключевое слово — бывший».
Узкий коридор с желто-зелеными витражными окнами. Чайная ложка на подносе, порог полутемной кухни. И странный глуховатый голос:
«Не беспокойся. Я сделаю все, как надо».
Она не плакала, когда сидела на пирсах и ждала, что вдали вот-вот появится корабль, и его бортам удастся миновать все проклятые айсберги, удастся доползти до пристаней Хальвета и выпустить на деревянные пирсы юного лорда Сколота, наследника империи Сора. Она не плакала, когда выяснила, что он умер. Она не плакала, когда проснулась после долгих семнадцати лет беспокойного кошмарного сна — и ей объяснили, что от мужчины-альбиноса по имени Тельбарт остался только пожелтевший скелет. Что он так и сгнил на своем троне, лишь бы война затихла, лишь бы воины перестали исчезать на границах. Лишь бы не пострадал маленький грустный мальчик, потерявший родную мать и подаренный улыбчивой няньке — да, мой хороший, мы воспитаем из тебя отличного короля, и твой папенька еще пожалеет, что предпочел о тебе забыть!
Помнится, тогда плакал Альберт. Лежа на диване в западном крыле замка и чувствуя, как соленые капли катятся вниз по вискам, в коротко остриженные иссиня-черные пряди.
А теперь слезы в кои-то веки обожгли ресницы девушки, и она была не в состоянии с ними бороться.
…Господин Эльва принял командование над тремя десятками воинов и отправился на поиски людей, до сих пор не покинувших Драконий лес. Он уверенно заявил, что тридцати мечей, луков и топоров ему хватит по самое «не могу» — и что тридцать первый топор будет уже лишним.
Где-то там, на полпути между Льяно и Хальветом, скитался во мраке господин Эс. И для него это была обратная дорога.
Милеста хромал и порой обхватывал себя руками за плечи, явно стараясь подавить боль. И все еще терялся в догадках, почему стрела достигла своей цели — ведь магу все-таки удалось обнаружить отчаянную уловку бывшего командира западного пограничного отряда, ведь он понял, что за спиной как будто обреченного рыцаря подрагивает на тетиве страшная зазубренная стрела. И он собирался от нее избавиться, он был намерен уничтожить ее в ногте от своего носа — но не успел, потому что в последнюю секунду его спутник, господин Тристан, поднялся и вроде бы слабо толкнул человека в бок.
Толкнул, рассеивая заклятие, не оставляя возможности уцелеть. Стрела вошла в левую глазницу, вошла глубоко, и под ее острием отчетливо треснул череп — так, что Милеста гадливо поморщился, а его незваного союзника передернуло.
— Зачем? — коротко осведомился бывший командир западного пограничного отряда.
— Понимаешь, я немного вам должен, — отозвался господин Тристан. — Я поверил, что вы демоны, и явился, чтобы выкинуть вас обратно в Ад. Но вы просто иная раса, и ваши дрязги с королевой Талайны меня совсем не интересуют. Я нахожусь вне политики, а мой Господь говорит, что всякий долг подлежит немедленному возврату. Я помог тебе с этим колдуном — значит, мы в расчете, я как бы извинился. И напоследок, пожалуй, помогу еще раз, — рассеянно добавил он. — Прямо сейчас тебе в спину целятся из арбалета. Пригнись, пожалуйста, потому что я не переживу, если моя жертва окажется напрасной.
Он пришел в компании талайнийца, пришел в компании человека. Но Милеста очень сомневался, что кровь господина Тристана имеет что-то общее с кровью людей.
Пока он говорил, и его голос танцевал по скалистому предгорью Альдамаса, бывшему командиру западного пограничного отряда настойчиво рисовался огромный сад, сплошь покрытый бледными соцветиями гиацинтов. Где мягкий аромат стелется над сырой землей, где звенят цепи старых, истрепанных дождями качелей.
А еще Милеста понимал, что после убийства мага его незваному союзнику нечего делать в Талайне.
Из темноты выглянули Великие Врата замка Льяно, освещенные целым скоплением факелов. Вооруженные копьями часовые низко поклонились госпоже Эли, а она пересекла невидимый рубеж своего любимого дома и посмотрела на едва-едва отстроенный огрызок башни Мила.
Под которым, сталкиваясь и роняя на снег медленно угасающие осколки, все еще пламенели янтарные цветы с тонкой карминовой каймой по внешнему краю.
========== Глава восемнадцатая, в которой старуха Доль наконец-то решает поговорить ==========
На совместную утреннюю трапезу Эдлен опоздал.
Старуха Доль преспокойно высыпала в свою тарелку едва ли не полмиски салата и скомандовала приступать, но Милрэт молча отвернулась от мясного пирога и блюда с мелкими декабрьскими яблоками, а Венарта вытащил из кармана своих черных одежд помятую книжицу и заинтригованно в нее вчитался. Притом, что видел эти строки едва ли не в тысячный раз и давно выучил наизусть.
Даже караульные у дверей как-то поскучнели и время от времени выразительно переглядывались — мол, приятель, какого Дьявола происходит? Ты не знаешь? Я тоже. Но явно что-то нехорошее, ты согласен? Кошмар, вечно у нас проблемы из-за этого проклятого императора!
Все стало еще хуже, когда Эдлен возник на пороге в компании своего личного телохранителя. Рыцарь вежливо поклонился Венарте и его дочери, но самый низкий поклон отвесил старухе Доль — признавая чужое превосходство, но явно больше не собираясь перед ним трястись.
Из-под воротника его кожаной куртки, блекло отразив так и не погасшее блуждающее пламя, неудачно выскользнул хрупкий сапфировый амулет. И закачался на крепких, переплетенных между собой нитях.
Мать юного императора побледнела так, словно была намерена здесь же и умереть. Эдлен, не обращая на это никакого внимания, звенящим от нескрываемой радости голосом произнес: