— Уважаемые господа караульные, пожалуйста, покиньте нас.
Шестеро мужчин, вооруженных алебардами и копьями, едва ли не радостно вышли в коридор. Шесть выходов оказались надежно заперты изнутри, хотя никто ничего не делал — засовы опустились, повинуясь мимолетному движению пальцев Эдлена.
Юный император сел на свое место во главе стола, мягко улыбнулся Милрэт и потянулся к пузатому кувшину с водой. Налил себе ровно полстакана, невозмутимо отхлебнул и покрутил медный браслет на левом запястье.
Доль не сводила с него колючих настороженных глаз. Ее губы, сжатые в тонкую линию, едва заметно подрагивали.
— Не беспокойтесь, мама, — Эдлен посмотрел на нее со всем возможным почтением. — Мой телохранитель очень сожалеет о своих словах и просит у вас прощения за ту неожиданную вспышку гнева. Он был шокирован, он оказался неизвестно где, вдали от родного дома… но теперь все будет хорошо. Я прав, Габриэль?
Рыцарь молча ему кивнул.
К священному ужасу Венарты — ну еще бы, вдруг пожилой, повидавший многое на своем веку человек возьмет и скончается над полной тарелкой салата, — Доль побледнела еще больше, и на ее лице впервые отразился настоящий страх. Она вымученно кивнула Габриэлю, сочинила какой-то бред о своем полном единодушии с любыми решениями Эдлена, извинилась и метнулась прочь. Венарта не мог не отметить, что ей понадобилось серьезное усилие, чтобы поднять засов и распахнуть тяжелую дубовую дверь.
— Эдлен, — повернулся к юному императору он, — поясни.
Глухо звякнул стакан. Стоило старухе Доль уйти, как с ее сына слетело все напускное спокойствие и беспечность.
Он снова улыбнулся, но эта улыбка была уже натянутая, не предназначенная для игры с эмоциями старой женщины. Аметистовые змеиные клыки поблескивали поверх его странных, почти поровну невероятно светлых и золотисто-рыжих, волос.
— Во-первых, все это ложь, — сообщил Эдлен. — Габриэль не закатывал ей истерику и вообще не собирался выходить из моей цитадели. Во-вторых, — он хрипловато рассмеялся, — все это ложь, и за пределами ее шестнадцати ярусов не клубится никакая голодная темнота.
Венарта потрясенно застыл, и ритуальные рисунки на его скулах стали походить на давно высохшую кровь.
— Никакая голодная темнота, — повторил за своим воспитанником он, — не клубится?
— Нет, — грустно подтвердил юный император. — Вне моей цитадели — украденное небо, растаявшие снега и яркие огни факелов. И все те «ближайшие соседи», которых моя мать выставляла сходными деревянными твердынями — это на самом деле города, где маленьких цитаделей целая россыпь, и они называются домами. А еще сараями, если там держат всякие рабочие инструменты, и конюшнями, если там держат лошадей. Каменные дороги, — он вздохнул, — разделяют города на части, и по ним скитаются люди. Эти люди заходят в… — Эдлен покосился на Габриэля, что-то вспомнил и неуверенно продолжил: — таверны, общаются или посещают рынок, а если им нужна вода, то они просят ее у колодцев.
— В смысле — просят? — не поняла Милрэт.
— Правильно, — восторженно закивал ее отец. — Правильно, да спасет нас Великая Змея! Это господин Габриэль тебе рассказал? Но как ему удалось обойти запрет?
— Моя мать — колдунья, с этим не поспоришь, — юный император пожал плечами. — Но нельзя поспорить и с тем, что я — колдун куда более талантливый. Конечно, после заклятия переноса я все еще не в норме, но ее схема была такой банальной и хрупкой, что мне хватило одного амулета, — он указал на крохотный сапфир в тисках переплетенных нитей, — чтобы от нее избавиться.
— В смысле — подходят, наклоняются и вопят, мол, дорогой колодец, а дай-ка мне ведерко воды? И не жадничай, пожалуйста, иначе я останусь без чая? Так, что ли? — не сдавалась Милрэт.
— Понятия не имею, — честно признался Эдлен. — О таких тонкостях Габриэль меня не осведомил. Хотя если колодцы — разумные существа, то почему бы и нет?
Рыцарь смущенно кашлянул:
— Потому что не разумные, господин император. Я же объяснял, колодец — это глубокая, укрепленная камнями и досками яма, куда с помощью цепи опускается ведро.
— А-а-а, — ничего не понимающим тоном протянул хозяин цитадели. — Ясно.
— Что именно вам ясно?
— Что если мне потребуется вода, я прикажу кому-нибудь из местных ее добыть, и дело с концом. Или попытаюсь ее переместить магически, но я не уверен — я и за тебя-то боялся до полусмерти, а если я вместо одной, допустим, чашки вытащу всю колодезную воду и уроню ее на чужие крыши, люди не будут счастливы. Кстати, — он снова улыбнулся, и снова неубедительно, — Венарта, я понял, почему сгорают мои вестники и почему я не мог перетащить сюда никого, кроме Габриэля.
Храмовник сощурился:
— Почему?
Эдлен внимательно огляделся по столу и подхватил кусочек мясного пирога. Ночью, сидя на краешке стола в своих личных апартаментах, он разбирался в неожиданно запутанном и сложном мироустройстве, и это отняло у юноши много сил — но зато как он был счастлив…
Не одинокая деревянная цитадель, а всего лишь императорская обитель, за стенами которой — тысячи неизведанных путей, сырая земля, деревья, зимние вьюги и весенняя оттепель, утренний восход солнца и вечерний закат, шумные океанские волны. Не зыбкая голодная темнота, а сияние старых железных фонарей, ускоренная смена дня и ночи, звезды — не особенно яркие, но как раз поэтому потрясающие, невероятно нежные и далекие, недостижимо далекие, настолько, что и магия не способна отнести своего хозяина в их небесный чертог.
Габриэль стоял у распахнутого окна. Эдлен вроде очень хотел — и почему-то не отважился подойти, наблюдая за клочком усеянного звездами темно-синего свода с безопасного расстояния.
Мир, который находился там, за крепкими ставнями, накатил на него колоссальной штормовой волной — чтобы оглушить, ослепить и унести на самое дно, туда, где, по словам рыцаря, плавали киты и откуда поднимались хищные медузы. О медузах юный император как-то читал в энциклопедии — но до сих пор наивно полагал, что они живут в аквариумах, как в цитадели харалатского короля. Старуха Доль однажды показывала своему сыну фотографии, пятнадцать лет назад привезенные из Керцена мительнорским послом — и брезгливо морщилась, а ее сын смотрел на четкую черно-белую картинку, не отрываясь, потому что она была прекрасна.
Огромная стеклянная ванна, закрытая даже сверху и увенчанная скоплением странных белесых огней — наверняка магических, потому что вне заклятий Эдлену раньше не попадались подобные источники света. Прозрачная чистая вода, внизу — округлые камни и хрупкие корни красноватых водорослей — а по центру блеклые, похожие на грибы комочки с пышными раскидистыми щупальцами. Если тогда старуха не обманула, то эти комочки были вынуждены бесконечно двигаться, и в этом своем движении довольно часто убивали рыб.
— Если Габриэль не ошибается, и Мительнора — это континент, она ведь должна обрываться в океан, — юный император задумчиво постучал по узору на своей тарелке. — Но заклятия поиска не находят линию прибоя. К тому же, — он сердито нахмурился, — я что-то такое помню… что-то, связанное с компасами… но у меня, хоть убей, не выходит сообразить, что именно. Сижу, как полный идиот, сжимаю виски ладонями, а результатов… совершенно никаких.
Он подцепил еще кусочек давно остывшего мясного пирога и с удовольствием его надкусил.
Милрэт молчала, изредка поглядывая на своего отца. Венарта, размышляя о чем-то своем, расстегивал и снова застегивал пряжку на одном из своих черных ритуальных браслетов с изогнутой серебряной каймой по краю.
— И, — спустя пару минут осторожно произнес мужчина, — как ты намерен поступить?
— Пока не знаю, — рассеянно отозвался Эдлен. — Мне выпала трудная задача. Если мама постоянно меня обманывала, значит, ложью было в том числе и ее доброе ко мне отношение. Если мама взяла и превратила моего личного телохранителя в кота, кто она вполне может нацелиться и на вас. Мне кажется, что с ее точки зрения, — он говорил тихо и серьезно, — вы опасны.
