— Что потерял человек в армии Драконьего леса? И не хочет ли он перейти на сторону Ее Величества королевы, пока я добрый?
Говард молча сдвинулся чуть правее, чтобы закрыть собой Милесту. Отражение стройной человеческой фигурки едва заметно колебалось в его карих глазах.
— Не то, чтобы я был счастлив с вами познакомиться, господин маг, — процедил рыцарь. Обнажать меч было бесполезно, для колдуна он такая же зыбкая преграда, как морская волна — для медузы. — Если честно, вы бы здорово меня обрадовали, если бы извинились перед моим товарищем и отправились домой. В Драконьем лесу вам делать нечего.
Колдун весело рассмеялся и, нисколько не опасаясь неожиданного выстрела в спину, отвернулся.
— Вот видите, господин Тристан? Эти твари плохо влияют на людей. За что вы сражаетесь, а, уважаемый сэр рыцарь? За любимую компанию демонов, которые уничтожат вас, как только вы им наскучите? Или за короля-самозванца?
Никакой возможности уйти не было все равно. Если бы Говард побежал к лесу, то неизбежно умер бы Милеста, а так — хайли потихоньку воздвиг себя на колени, вцепился в рукоять своего риттершверта, и под его мокрыми от крови ресницами полыхнул безумный багровый огонек.
Зря, сказал себе рыцарь, я вообще поехал с Гертрудой и Габриэлем в Этвизу. Надо было остаться… дома.
И вежливо улыбнулся:
— Если кого-то и следует называть самозванцем, то лишь вашу королеву, господин маг.
Из-за спины колдуна вышел некто в длиннополой черной сутане с крестами, вышитыми на плечах и груди. Покосился на Говарда безо всякого намека на любопытство, опустился на корточки и спокойно возразил:
— Этот парень совсем не одержимый.
— Хайли скрывают свою магию, господин Тристан, — поморщился маг. — Вам просто мешает расстояние. Предлагаю подойти ближе и подробно изучить нашу с вами общую цель. — Он указал кому-то на неподвижного рыцаря и скомандовал: — Стреляйте, господин Блэр. Сегодня вам потрясающе везет с мишенями.
Ну вот и все, с каким-то странным равнодушием подумал сэр Говард. Этот господин Блэр, которого я не вижу, пальнет по мне из аркебузы, а колдун усилит его оружие, чтобы я точно не вывернулся из-под линии огня. Да и какой смысл выворачиваться, если потом Его Величество Уильям спросит, почему я позволил Милесте умереть, а у меня не отыщется ответа?
…Бывший командир западного пограничного отряда поднялся, наверное, за миг до того, как горы снова огласило рокотом. Скалистые выступы и деревья тонули в красном бушующем озере, все отчаянно дрожало и норовило ускользнуть из-под высоких сапог, и единственное, что осталось незыблемым, что осталось надежным, крепким и родным — это тетива лука. И еще — человек, молодой кареглазый человек с гордо выпрямленной спиной: мол, я не отступлю… поступайте, как считаете нужным, но я не отступлю, я лишнего шага не сделаю, я покажу, почему Его Величество Уильям принял меня в оруженосцы…
Оперение защекотало бывшему командиру западного пограничного отряда правое ухо. Это правда, что магов не убьешь мечами и копьями, что против них не выступишь с алебардой, что им наплевать на отравленные кинжалы и стилеты. Но ведь были еще и стрелы, а с ними — лучники, пусть и не такие талантливые, как юный лорд Сколот. Юный лорд, наверняка давным-давно погибший на пустошах Карадорра, где скалила свои гнилые зубы чума…
…Сэр Говард ожидал, что боль полыхнет у него под выступающими ключицами, что ядро перемелет в порошок его ребра и освободит легкие, что оно почти сразу вынудит сердце остановиться. Выражаясь короче, он ожидал, что не придется мучиться долго — но кто-то безжалостно шибанул его носком сапога по лодыжке, и нога сдвинулась по камню вниз так, что рыцарь сильно отклонился вправо.
Боль, конечно, была, но какая-то отстраненная и блеклая. И больше всего она задела пальцы; рыцарь хотел было собрать их в кулак, но они беспомощно царапнули ногтями кожу и замерли.
А что было потом, рыцарь не помнил.
— …Милеста?! — выдохнула Эли, различив под растрепанными светло-русыми прядями настороженный голубой глаз. — Какими горными ветрами тебя сюда занесло?! Я же просила не покидать замок, я же просила доверить поиски Альберта мне, я же просила не выходить из комнаты!
Милеста стоял на горе из трупов. Как это водится, молча.
Стрела добралась до своей цели, потому что Говард выступил в роли надежного щита; ядро аркебузы искорежило его плечо так, что левая рука повисла на обожженных лоскутах пока еще живой плоти — и вряд ли была способна удержаться на отведенном ей месте. Да нет, перебил себя хайли, все гораздо хуже; чтобы убить мага, мне словно бы и молодого рыцаря… тоже пришлось убить.
А потом из леса выбрался очередной маленький отряд людей, и его стрелки-арбалетчики тут же заухмылялись, потому что перед ними была великолепная цель: изящный силуэт единственного ребенка леса, с ног до головы залитого кровью и в придачу сильно хромающего. Но они совсем не ожидали, что Милеста пригнется к самой земле, пропуская болты над собой, а потом отчаянно рванется вниз, и на лезвии тяжелого меча столкнутся отражения теплого оранжевого огня. Фонари по-прежнему старательно освещали предгорья, но их свет не дал воинам Талайны никакого преимущества; прежде, чем они успели закрыться баклерами, любимое оружие бывшего командира западного пограничного отряда крутанулось и безо всякого сопротивления снесло шейные позвонки первому, кто попался под руку.
Милеста зажмурился, пытаясь перебороть приступ слабости и тошноты, и в его памяти, как нарочно, повторился чужой звенящий голос, а в нем — нотки такого ужаса, что шевельнулись волосы на затылке.
«Риттершверт! Бегите, придурки, против него у нас нет и шанса!»
Он, разумеется, не забыл те времена, когда название двуручника служило ему прозвищем. Когда люди шарахались от него, как от прокаженного — потому что не верили в победу, потому что знали: если поблизости появляется бывший командир западного пограничного отряда, а магов нет и рядовых бойцов меньше трех десятков, умрут все. Захлебываясь мольбой, давясь плачем, оскальзываясь на карминовых лужах и напоследок едва успевая отметить, как потемневший за годы совместной работы с хайли клинок заканчивает свое движение.
Наверное, этому, нынешнему солдату о Риттершверте, на всякий случай оглядываясь и прижимая палец к пересохшим губам — я тебе скажу, но ты сдержишь это в секрете, а если и разболтаешь, то похожим боязливым полушепотом, — рассказал дедушка. Или прадедушка, Милеста, хоть убей, плохо разбирался в смене человеческих поколений.
Кто-то заметил, что «вон тот, который валяется возле дерева» — это сэр Говард. Эли тут же замолчала и отвернулась от бывшего командира западного пограничного отряда, и он с облегчением расслабился — но расслабился рано.
— О Боги, — очень тихо и очень испуганно произнесла девушка. И поймала за манжету рукава синеглазого человека лет сорока, с тонкой сетью морщинок во внешних уголках век и россыпью сережек в левом ухе: — Господин Эльва?..
Милеста бегло покосился на Говарда. Ясно, что не жилец, и король, наверное, будет страшно сожалеть о его смерти — но пока есть кто-то, кого бывший командир западного пограничного отряда может спасти, отчаиваться нельзя.
Рыцарь пытался хоть как-то сосредоточиться на обманчиво хрупкой фигуре Эли, но глаза так и норовили закрыться. На фоне уцелевшего снега черной изломанной линией выделялась его плечевая кость, а на ней — ни единого намека на кровь и мясо, кроме всех тех же обреченных обугленных лоскутков.
— Я выяснил, где находится, — хрипло сообщил Милеста, — наш генерал.
Эли дернулась, как будто ее ударили.
— Где?
— Полагаю, сейчас, — бывший командир западного пограничного отряда осекся и закашлялся, но, едва приступ ослабил хватку, упрямо продолжил: — в тисках перевала. Плен. Королева Дитвел хочет им… воспользоваться, если наш король… не капитулирует.
У девушки внутри шумно вертелись и натыкались друг на друга тысячи ледяных иголочек. Обжигая внутренности своим холодом — и как будто приумножая страх, потому что помочь Альберту прямо сейчас она была не в силах.
