А потом лед на границе леса и белого песка поддался и треснул, выпуская на свободу тысячи янтарных цветов. Радиус увеличился, радиус вытянулся и рассыпался тонкими ниточками живых корней, но если бы в нем возникла необходимость — он бы вернулся. И уничтожил бы всякого, кто посмел бы навредить юному королю.
— Без паники, пожалуйста, — очень вежливо попросил Уильям. — Все хорошо. Сейчас мы найдем подчиненных господина Улмаста, у них наверняка имеются лишние факелы. Нори, ты где? Пожалуйста, не отходи от общего отряда. В такой темноте мы вечно будем тебя искать. Нори?..
Девочка сидела и завороженно следила, как едва-едва качается на ветру сверкающее соцветие. Оно отражалось в ее карих глазах, золотым огоньком лежало на тонких гранях ее зениц. И звенело, но на этот раз мелодичный звон был уже не смехом, не странным и не печальным смехом покинутого ребенка, вынудившим Альберта замереть.
Нет, на этот раз он был плачем.
— Мой король, — рассеянно обратилась к юноше Нори. Искоса посмотрела на него и предположила: — Если бы у вас были какие-то секреты от своего народа, вы непременно поделились бы ими позже, когда перестали бы считать их угрозой. Так?
Уильям на секунду застыл.
Она стара, сказал себе он. Неважно, какова она внешне — она застала и мою мать, и моего дедушку, и его родителей в колыбели, а может, и нянчила их, как Эли нянчит меня.
— Так, — согласился юноша. И, немного помедлив, добавил: — Когда я перестану.
Девочка улыбнулась, и ее карий взгляд снова потеплел.
До Омута усиленный эльфами отряд скорее полз, чем ехал. Остроухие отнеслись к потере неба спокойно — по крайней мере, по их лицам невозможно было прочесть ни единой живой эмоции — а вот лошади никак не хотели тащиться по льду и снегу в еле-еле освещенный каменными цветами мрак.
Уильям сидел у занавешенного алой тканью крохотного окошка, и настроение у него было такое мерзкое, что уставший радиус то и дело насмехался над своим хозяином: а теперь ты готов наброситься на кого-то в манере дикого животного? А теперь ты готов растереть кого-то между янтарными лезвиями — просто так, чтобы не скучать? Выяснить отношения с эльфами, намекнуть им, что тебе известна причина смерти госпожи Элизабет. Нет? Серьезно? А по-моему, было бы совсем неплохо, если бы мы…
Колеса телеги шелестели и трещали по снегу и песку. И, качаясь, жалобно звенели тысячи янтарных соцветий, и над пустошами повторялся и множился их отчаянный плач.
Или… вовсе не их.
Плакал человек, распятый на железных, пронизанных молниями проводах. Плакал человек, а перед ним идеальным прямоугольником полыхал включенный экран: «Вы действительно хотите активировать код? Это может иметь необратимые для Вас последствия».
Мор — это место, где ведущая роль досталась магии, где колдуны вроде Тхея и господина Язу имеют полное право насмехаться над любой живой тварью, которую магия обошла стороной. Мор — это место, где поднимаются в небеса крылатые звероящеры, где отважные рыцари охотятся за их головами и, если очень повезет, одерживают победу. Мор — это темные тоннели Сокрытого, это подземная огненная река, это погибшая Эдамастра и погибшая раса эделе. Но каким образом, Дьявол забери, она породила заснеженный Вайтер-Лойд? Как на ней появились Гончие, Повелевающие и Взывающие? Ведь это напоминает уже не создание автора «Shalette mie na Lere», а создание господина Веста, колоссальную, не имеющую границ, наполненную звездами Келетру, где все еще работает в каком-то хиленьком суде мужчина, чьи белые волосы аккуратно заплетены в…
Экипаж тряхнуло, и мысли юного короля затихли сами собой. Затихли и пропали, как будто их и не было, как будто все это время он любовался обледеневшими пустошами и цветами, чей плач, не замолкая, тянулся и множился под черным равнодушным ничто.
Такое уже бывало, снова сказал радиус. Такое уже бывало — над карадоррскими землями, в первые недели чумы, после того, как господина Эса вынудили покинуть роскошный особняк лорда Сколота. После того, как господин Эс, не понимая последствий, отчаянно проклинал маленькую, почти полностью вымершую империю — а вместе с ней и все окрестные дороги, и Малерту, и Линн, и Фарду, и Ханта Саэ…
Но тогда небо вернулось. Небо вернулось, не нуждаясь в помощи людей, и потащило к зараженному континенту низкие холодные тучи. И пошел снег, и треснули янтарные цветы, и вечный зов носителя кода замолчал, чтобы теперь, спустя долгие, долгие века проснуться у синего пятна озера — и позволить хрупкому юноше с огненно-красными вздыбленными прядями над белой полосой лба опуститься на колени и назвать самое дорогое, самое необходимое, самое родное для него слово: «Отец…»
Твой отец — огонь, подумал Уильям. Твой отец — пламя, запертое в теле дракона. Запертое в теле Эса; Эс, я не знаю, где ты и почему ты ушел, я не знаю, почему ты испугался, почему ты решил, будто мы испытаем гнев или ужас, почему ты не веришь нам, но так высоко превозносишь потрепанного господина Эрвета. Я не знаю, почему ты меня боишься, почему ты от меня сбежал, почему ты бросил мой замок и мой любимый зеленый лес, но… приходи, пожалуйста, обратно. Загляни в мою комнату — а, Дьявол забери, у меня ведь больше нет комнаты, — и скажи: «Уильям?» И я обернусь, потому что, помнишь, там, у подножия Великих Врат, наполовину человек, наполовину дракон, зеленоглазый и так удачно потерявший память, улыбнулся и произнес: «Имя-то я свое не забыл. Имя-то я свое помню: зови меня Эс, и я услышу твой зов, даже если нас будет разделять половина мира».
Уильям ощутил, как его ресницы обжигает чертова соль, и поспешно обратился к одному из своих молчаливых сопровождающих:
— До Омута еще далеко?
Эльф, конечно, не посмел отмахнуться от вопроса долгожданного гостя.
— За два-три часа доберемся, Ваше Величество. В такой темноте довольно трудно ориентироваться, но первую линию скал мы уже проехали. Вы, должно быть, видели их в окно? Именно эти скалы ваши сородичи окрестили хальветскими рощами.
Уильям видел. И, по его мнению, это были иссушенные ветрами шипы на спинах сотен крылатых звероящеров, похороненных в белом, ныне обледеневшем песке. Так, словно однажды они упали вниз и разбились, а эльфы не стали их убирать.
Остроухий внимательно поглядел на юного короля:
— Вы скучаете, Ваше Величество?
— Да нет, что вы, — открестился Уильям. — Просто немного устал.
— Придется потерпеть, — несколько виновато констатировал его спутник. — Надеюсь, это вас не оскорбляет? Наш король полагал, что мы успеем добраться до Омута еще до захода солнца, но поскольку небо исчезло…
Повисла многозначительная пауза. Эльф как будто предлагал юному королю догадаться, почему это произошло, но Уильям «не заметил» его намека:
— Разумеется, нет. Вам не о чем волноваться. Я не такой глупый, как думает господин Улмаст, и вполне здраво оцениваю ситуацию. Как вы там говорили? «В такой темноте довольно трудно ориентироваться?» Что ж, вам не стоит себя винить. По-моему, вы и так делаете все возможное, чтобы не утруждать меня тяготами пути.
Он поклялся бы чем угодно, что во взгляде его собеседника, будто молния, сверкнула насмешка. Сверкнула и тут же погасла, нарочно подавленная и спрятанная глубоко внутри.
— Благодарю Вас, Ваше Величество, за такую доброту.
Уильям кивнул, а его радиус, как бешеная собака, скалился и орал, что если бы не хозяин, он бы уже разнес и чертов экипаж, и чертову пустошь, и чертовы хальветские рощи. И поселился бы на руинах — смертоносными лезвиями хищного янтаря.
Спокойно, требовал юноша. Спокойно. Мы им еще покажем, кто мы такие.
«Мы», удовлетворенно отметил радиус. И притих.
Больше разговоров не было, хотя эльфийский сопровождающий то и дело косился на Уильяма — словно ожидая, пока он выразит свое недовольство еще чем-нибудь. Но Уильям молчал, и молчание, по мнению эльфа, было крайне паршивое — вполне способное впечатлить, если бы владыка народа хайли не выглядел таким безобидно-хрупким.
