Когда Тнайт принялся за работу, Ротерби шепнул Вайтешу так, чтобы его подмастерье не услышал:

– На самом деле я и сам не вижу никакого смысла полоть эти сорнячки, – он по-старчески усмехнулся. – Они, и правда, вылезают каждый год, я даже подумываю о том, чтобы сделать сад сорняковым. Ну, то есть специально не выкапывать сорные травы, ухаживать за ними, питать и лелеять их. Подумай, как они тогда разрастутся. Кто знает, так ли они уродливы в своём истинном виде, я думаю, что некоторые из сорняков весьма приглядны, если проявлять к ним должную заботу. Может, люди неправы в своих вечных поисках порядка в вещах, и без того содержащих его? Может, следует искать порядок там, где они привыкли его не замечать?

– То есть в сорняках, ты хочешь сказать? – сонливо переспросил Вайтеш. Ротерби только рассмеялся. А тем временем Вайтеш начал зевать, его веки опускались всё ниже. Он вздрогнул, когда Ротерби обратился к нему:

– Вайтеш, спал ли ты этой ночью?

– Вчера я не позаботился о сне, и следующей ночью сон покинул меня сам, – горестно буркнул Вайтеш. – Думаю, мне уже надо возвращаться, иначе я просплю до вечера.

Вайтеш скудно попрощался с Ротерби и Тнайтом, после чего, вернувшись домой, действительно проспал до позднего вечера, а точнее до ранней ночи. Но сновидение его не было сладким, если, конечно, кошмар можно назвать сновидением.

В Дуодроуде было светло и радостно. Маленькие озорники бегали между домами, подначивая друг друга на новые и новые проказы. Лица благородных жён и мужей источали благодатное счастье и настойчивую заботу. Их детки игрались с городскими кошками, хохотали и валялись в дорожной пыли, несмотря на взволнованные окрики родителей. Двери домов были украшены пахучими цветами. В воздухе витала пыльца, всюду жужжали толстые мухи, учуявшие запахи спелой снеди, разложенной на прилавках торговой площади Дуодроуда. Учтивые лавочники и купцы ненароком втюхивали беззаботным девицам всякие безделушки и украшения, а для влюблённых у них всегда находилась парочка-другая чудесных диковинок, которые, без сомнений, только укрепляли воспылавшую страсть.

Вайтеш неспешно прохаживался вдоль своего дома и любовался обилием восторженных горожанок, спешащих откуда-то и куда-то. Отовсюду слышались разного рода лестные возгласы, комплименты, шутки и смешки. Вайтеш сделал глоток из кружки, которую прихватил с собой, в ней всё ещё оставалось немного густого питья. Вайтеш добавлял в чай ягоды вишни, смородины и ещё какие-то странные ягодки, названия которых он не знал, но очень любил их вкус. Такой напиток получался вязким, кислым и очень бодрящим. Ингредиенты Вайтеш хранил в глубоком секрете и никому не рассказывал о них. Хотя, по правде сказать, если бы Вайтеш и захотел поделиться с кем-нибудь своим рецептом, всё равно не смог бы написать его составляющие, ведь он сам не знал названия всех компонентов. В принципе, Вайтеш совал себе в кружку всё что ни попадя, но, к удивлению, всегда оставался удовлетворён своими экспериментами.

Так вот, Вайтеш тихонько прихлёбывал себе из кружечки и думал: "До чего же ясный выдался денёк, и хорошо было бы, если б он совсем не заканчивался".

– До чего же ясный выдался денёк, – улыбнулась швея Линда, высунувшись из окошка напротив.

– Денёк и впрямь на загляденье, – отозвался Вайтеш, чуть не поперхнувшись чаем. – Как поживают твои платья, Линда? – учтиво поинтересовался он в ответ.

– Недурно, – вздохнула швея. – Ещё вчера вечером я закончила юбку для дочки старого Сайласа, да вот никак не соберусь отнести. Мне, право, совестно, но когда ещё выпадет столь подходящее время для отдыха.

– Ну, впрочем, я и сам собирался прогуляться по городу, могу и твоё шитьё прихватить, – непринуждённо заметил Вайтеш и отпил из кружки, покосившись на собеседницу.

– О, дорогой Вайтеш, это было бы как нельзя кстати! – радостно воскликнула Линда. Спустя несколько мгновений она уже стояла перед Вайтешем, застенчиво прижимая к груди плотно стянутый свёрток. Линда отдала юбку Вайтешу и украдкой поцеловала его в щёку. Предусмотрительно выслушав все благодарности швеи, на которые только было способно её воображение, и насколько это позволяло время, коим Вайтеш мог свободно распоряжаться в этот день, он наконец отправился на прогулку.

Вайтеш бродил по городу несколько часов, но так и не почувствовал усталости, которую обычно ощущал постоянно. Ничто не омрачало его прекрасное расположение духа, но кое-что всё-таки не давало Вайтешу покоя. Все идущие ему навстречу приветствовали друг друга почему-то одинаково: "До чего же ясный выдался денёк! До чего же ясный выдался денёк!" Вайтеша начинало это раздражать. Он и сам подумал то же самое, когда пил чай. После чего молоденькая Линда, будто прочитав его мысли, сказала ему ту же фразу. А теперь и все жители Дуодроуда, словно сговорившись, наперебой повторяют: "До чего же ясный выдался денёк!" Вайтеш разочаровано хмыкнул: "До чего же ясный выдался денёк, и до чего же я много о себе возомнил. Тоже мне, благоразумный Вайтеш, внимательный Вайтеш. Да любой дурак в Дуодроуде заприметит, что сегодня ясный денёк. А говорят ещё, всем разное думается". Вайтеш с большой настороженностью относился к собственным размышлениям о тех или иных вещах. И не принимая во внимание того, что Вайтеш про себя частенько посмеивался над всякими бестолковыми разговорчиками, к которым любил прислушиваться, он был нескромно убеждён в том, что является, по меньшей мере, одним из умнейших людей в городе.

Вайтеш начинал замерзать, погода сделалась прохладной. Благо дом старого Сайласа был неподалёку. Хозяин прислонился к дверному проёму и выискивал кого-то взглядом, всматриваясь в неумолимо приближающиеся сумерки.

– Сайлас, Линда просила передать тебе вот эту юбку, – Вайтеш протянул свёрток Сайласу. Тот даже не посмотрел на него, и Вайтеш сразу догадался, что старик чем-то не на шутку обеспокоен. – Сайлас, что с тобой? Неужто твоя дочурка приболела?

– Приболеть не приболела, но вот домой в названный час не явилась.

– Не явиться, может, и не явилась, но для такого ясного денька час ещё ранний и для возвращения домой, и для твоих волнений. Поэтому вот, Сайлас, возьми юбку, и я пойду себе.

Сайлас безмолвно принял свёрток, и Вайтеш уже было собирался откланяться, как вдруг старик как бы невзначай спросил:

– Вайтеш, а ты не видел в городе такого мужчину, знаешь, лицо у него дружелюбное, приветливое, одним словом, тебе бы он понравился.

– Сайлас, странные вещи ты говоришь. Я встречал много таких людей, всех и не упомню.

– Нет, нет, Вайтеш, ты не совсем понимаешь, о чём я толкую. Поверь, если бы ты его увидел, тебе бы этот человек показался поистине радушным и безобидным, – но прозвучало это совсем не так, как подразумевалось сказанным. Сайлас скривился, похоже, говорить об этом ему было отвратительно и страшно.

– Да что с тобой, Сайлас? Неужели думаешь, что в Дуодроуде мало таких людей? И кто этот человек, что ты так тревожишься?

– Я не могу рассказать тебе об этом, только не здесь, – еле заметным жестом Сайлас пригласил Вайтеша следовать за ним в дом. Они уселись за небольшим столом, и чем дольше Вайтеш слушал невнятную историю Сайласа, тем отчётливее осознавал, что больше всего хочет убежать к себе в спальню. Закрыть дверь на все засовы и закутаться в одеяло, задёрнув шторы. Жена Сайласа испуганно поглядывала на мужа, пока тот говорил.

– Мы повстречались за стенами Дуодроуда. Я тогда был вместе с Сьюсианной, старый дурак, – сетовал Сайлас. – Мы прогуливались в лесу. Она собирала цветы, а я не думал ни о чём, кроме того, как она прекрасна. Вот тогда он и появился рядом с ней, как по волшебству, я и глазом моргнуть не успел, а он уже стоял и улыбался моей Сьюси. Он показался мне хорошим человеком, слишком хорошим. Он так расплывался в своей этой проклятой улыбочке, говорил моей Сьюси о её красоте, поглаживал и подмигивал, – Сайлас задрожал. – Его лицо, оно будто околдовало меня. Оно было таким приветливым и простодушным. Но его улыбка, я не смотрел на неё, но мне стоило, мне стоило! – Сайлас вскочил и с грохотом повалился на пол. К нему подбежала жена и крепко обхватила его руками, уткнувшись ему в шею, но Сайлас не вырывался. Он лишь бессильно стонал и скрёб пальцами половые доски.