Закрыв коробку, я замотал её в ту же тряпицу, спустился с чердака, разыскал тётю Розу и попросил пройти со мной в комнаты, которые она занимала.

– Что-то случилось, мой мальчик? – спросила тётушка.

– Секретный разговор, – ответил я со значением. – Секретный и, возможно, с очень серьёзными последствиями.

– Ну раз с серьезными, тогда пошли.

Оказавшись в апартаментах Розы Глебовны, я попросил её запереть дверь на ключ и, когда она, милостиво улыбаясь, выполнила мою просьбу, вынул из-за пазухи коробку, поставил её на стол и, размотав тряпицу, открыл крышку.

Тётушка замерла, околдованная золотым и прочим блеском, исходившим от грудки украшений.

– Где ты взял эту бонбоньеру? – спросила она немного спустя.

– Нашёл.

– Где нашёл?

– На чердаке, под стропилом. Случайно.

После довольно продолжительного созерцания драгоценностей тётя Роза аккуратно, одну за другой, достала их и коротенькими рядочками разложила на столешнице. Колечки в один рядок, серёжки – в другой, цепочки – в третий и так далее.

Кончилось тем, что она снова сложила украшения в жестяную ёмкость. За исключением броши в виде бабочки, инкрустированной сапфировыми камешками.

– У меня есть один хороший приятель, – сказала тётушка. Лицо её пылало от возбуждения. – Он ювелир. Эту брошь я покажу ему. А бонбоньерку мы пока определим сюда.

Она поместила жестяную коробку в небольшой стальной сейф, вмурованный в стену, и закрыла на ключ с применением только ей известного кода.

– О нашей находке никому ни слова, – сказала тётя Роза, проницательно глядя на меня. – Ни отцу, ни матери – ни одной живой душе. Понял?

– Так точно!

– Этот клад находился в моём доме, выходит, по закону он принадлежит мне и только мне, и делиться им ни с кем не следует. Ни с государством, ни с кем-либо ещё. Давай помалкивать. Иначе могут найтись охотники за чужим добром.

Роза Глебовна могла бы и не объяснять необходимость сохранения нашей тайны. Я был уже не маленький и всё прекрасно понимал.

Хозяйка таверны немного скептически взглянула на меня и тут же, всплеснув руками, схватилась за голову.

– Ой, что это я! – воскликнула она. – Помрачение ума, что ли, началось?! Надо же, что сморозила: мне и только мне принадлежит! Ах, какая ушлая нашлась, ах, какая! Нет, этот клад, Максимка, теперь наша общая собственность. И мы должны разделить его пополам. По существующему закону. Или как-то иначе, но по обоюдному согласию.

– Мне ничего не надо, – сказал я, смущённый наплывом горячих тётушкиных чувств. – Все украшения – ваши.

– Ну уж нет! – воскликнула моя дорогая родственница. – Ни за что! Сколько-то и тебе перепадёт. И поверь – в достаточной мере.

В тот же день тётушка побывала у своего ювелира, и он купил у неё упомянутую выше брошь. За весьма значительную сумму.

Вернувшись от ювелира, тётя Роза вновь привела меня в свои комнаты, сказала, за сколько продала золотое украшение, и спросила, что бы я хотел получить в качестве награды за найденный клад.

Я без утайки рассказал о моей с друзьями мечте купить надувную резиновую лодку.

– Хорошо, – сказала тётя Роза. – Вот деньги. Покупайте своё плавсредство. А это тебе сверху. На рыболовные снасти. За то, что ты такой замечательный мальчик – честный и много на что способный.

И она вручила мне ещё почти столько же, сколько выделила на лодку.

Когда я уже взялся за ручку двери, тётушка остановила меня.

– Вас ведь четверо, – сказала она. – Не тесновато в резиновой лодочке будет?

– Так лодки-то разных размеров бывают. Хоть на четверых, хоть на пятерых. Купим такую, чтобы всем поместиться.

– Ладно, иди. Если не будет хватать, ещё добавлю. Но не роскошествуй – не злоупотребляй моим расположением!

Позвонив Василию, я сообщил насчёт денег.

– Можно идти покупать.

– Ух ты, вот молодчага! – послышалось в ответ. – Сказал – сделал! Своё слово держишь. Ладно, сейчас уже поздно, все магазины, кроме продуктовых, закрыты. Собираемся завтра утром у «Белого теплохода». Там самый большой выбор. Рыжвана и Файзулу я предупрежу.

«Белым теплоходом» назывался магазин, где продавали разные рыболовные снасти, а также спортивные и туристические товары.

Тёти-Розиных денег хватило на пятиместную «Чайку» – лодка так называлась – и на спиннинг для меня.

Из магазина мы сразу же направились к Ольме. Накачали насосом надувные секции, спустили «Чайку» на воду и разместились, кому как понравилось.

Хорошо, что купили пятиместную лодку. Немалая длина и ширина нашего плавсредства позволяла располагаться с полным комфортом.

Василий сел на вёсла, Гриша разлёгся на заднем сиденье, закинув ногу на ногу, Антошка расположился возле него на днище, а я устроился на самом носу.

Сначала мы взяли было курс туда, где чаще всего виднелись лодочки рыбаков и где, по мнению моих товарищей, мог быть самый хороший клёв. Но я предложил ехать дальше, к противоположному берегу.

– Зачем? – недоумённо спросил Гриша. – Откуда тебе знать, в каких местах рыба водится?

– Мне кажется, там больше повезёт.

– Камаш, слышишь, что он говорит?!

– Слышу! Давайте туда, куда Чалдон покажет.

Мы пересекли фарватер, по которому ходили крупные речные суда, и остановились метрах в трёхстах за ним.

Водный участок для ловли был выбран удачней некуда. К полудню на куканах у нас уже были четыре крупные щуки, три судака, тоже не маленьких, два жереха, два сазана килограммов на семь каждый и ещё десятка полтора рыбёшек помельче.

Наш командир предложил сделать так: по щуке – семействам каждого из нас. Остальную крупную – Розе Глебовне. В знак признательности за денежное обеспечение. А из мелкой рыбёшки сварить уху для нашей рыбацкой артели. Прямо на берегу Ольмы.

Так и сделали. Мои товарищи пошли разносить рыбу по адресам, а я остался собирать хворост и разводить костёр.

Уха получилась на удивление. Мы съели её всю без остатка и решили на следующее утро возобновить ловлю.

Мои товарищи думали, что я заберу лодку к себе, но я сказал, что лучше оставить её у Камаша. От их дома до Ольмы ближе всего было.

Не передать словами, как тронуло Василия моё доверие. С того раза лодка так и прижилась у него.

Тётя Роза из доставшейся ей части улова распорядилась приготовить разные блюда и постояльцам, и обслуге, в том числе моим родителям. Ну и сама попробовала судачьей ушицы.

Вечером, когда я явился с Ольмы, она погладила меня по голове и с ласковой улыбкой сказала:

– Кормилец.

Наш квартет рыбачил почти всё лето. Я-то ладно, мне можно было возле таверновской кухни столоваться, и проблемы с едой для меня и без пойманной рыбы не существовало. А вот у моих товарищей речная добыча стала заметной добавкой небогатым семейным финансам и провианту. Потому как родители их порой оставались без зарплаты, а бывало, что и без работы, неделями, а то и месяцами. Иногда им даже буханку чёрного хлеба не на что было купить.

Не единожды я отдавал свою часть улова друзьям.

После рыбалки они в большинстве случаев сразу бежали на рынок или пристраивались возле какого-нибудь бойкого магазина и продавали рыбу прохожим. Цену слишком не набивали, и товар у них разбирали слёту.

Случалось, к нам подъезжала рыбоохрана, но, помнится, дважды на куканах вообще ничего не было, а в третий раз…

В тот день у меня появилось предчувствие, что надо быть настороже.

– Робя, – сказал я, оглядывая из-под ладони водный горизонт, – а давайте привяжем куканы и садки к бакену, – нам везло, рыба так и шла на крючки. К тому времени мы уже килограммов шестьдесят наловили и хотели продолжить путину. – Вон к тому, ближнему, – я показал на красный плавучий знак, возвышавшийся над водой в сотне метров от нас.

– Зачем, Макс? – спросил Антошка.

– Так лучше будет, – ответил я и потрогал шнур одного из куканов. – Для всех нас. Вот увидите.