Ничего больше не сказал родитель, а лишь внимательней обычного взглянул на меня.

Перед тем самым мостом он, вспомнив мои слова, и правда взял да убавил газ и поехал по деревянному настилу со скоростью движения пешехода. И надо же, на середине центрального пролёта у «Газели», на которой они ехали, возьми и лопни правая передняя камера! Машину повело в сторону, но отец успел затормозить у самого ограждения, когда спустившее колесо уже упёрлось в оградительную плаху.

Выехав на противоположный берег, отец поставил вместо неисправного колеса запаску и спокойно поехал дальше.

Замечу кстати, что берега у Агапки высокие, крутые, и настил моста над уровнем воды метра четыре был. За месяц до этого Лёшка Бараев, наш сельский мужик, с него на самосвале кувыркнулся. Машина вошла в воду вверх колёсами, а Лёшка… Он как был в кабине, так в ней и остался, не успел выпрыгнуть. И причиной той аварии, по всей вероятности, тоже была лопнувшая колёсная камера.

Велосипед же отец мне не купил. Лето выдалось на редкость жаркое, засушливое, и урожай мы собрали меньше, чем посеяли. Денег у нас было с гулькин нос, и, всё понимая, о велике я даже не заикался.

Выгорели не только посевы, но и травы на лугах и разных неудобьях, где в прежние года можно было с косой пройтись и травы на сено надыбать. Из-за бескормицы сельчане немалую часть скотины, в том числе предназначенной на племя, осенью пустили под нож и по дешёвке распродали на городских рынках.

В самом конце лета приснилась мне тётя Роза Иванеева. Это была матушкина двоюродная сестра, одинокая разведённая женщина, проживавшая в уже упомянутом Ольмаполе, от которого до нашего села было тридцать километров.

С родителями моими тётушка не шибко дружила и давала знать им о себе лишь редкими почтовыми открытками с несколькими, почти одними и теми же сухими словами. Но ко мне, хоть и встречались мы пять раз всего, она относилась более чем благосклонно. Видимо, предчувствуя, какую пользу я принесу ей в самом недалёком будущем. А может, из-за нашей с ней душевной похожести.

И вот привиделось мне во сне, будто тётя Роза настойчиво зовёт меня в гости. Прямо так и заявила:

– Непременно приезжай, Максимка, жду!

Смотрит она, а чёрные глаза её весёлые такие, радостные.

– Так у меня денег нет, чтобы приехать, – помнится, ответил я ей. – И отец работать заставляет. Мы сейчас просо убираем на зерно. Просо только немного и уродилось. Потому как самая жаростойкая культура. Все остальные посевы выгорели из-за засухи.

– Передай отцу, – сказала тётя Роза, – что я велела отпустить тебя. Ещё неделя, и кончена ваша уборка – один как-нибудь перебьётся. Ишь, нашёлся эксплуататор, парня круглый год работой загружать! А деньги я тебе пришлю.

И действительно, через несколько дней денежный перевод пришёл. С приглашением в гости и припиской поездку не откладывать. Отец скривился в ответ на мою просьбу, выругался по поводу денежек свояченицы, но, недолго подумав, согласился.

Первым же автобусом, проходившим мимо села, я отправился в Ольмаполь.

Тётя Роза проживала в заезжем доме, на первом этаже которого располагалось увеселительное заведение под названием «Таверна Кэт». Она являлась владелицей этого сравнительно небольшого хозяйства, доставшегося ей по наследству от родимого батюшки Глеба Львовича Иванеева.

Глеб этот дом выиграл в карты у одного местного коммерса с бандитскими замашками, после того как предварительно полностью очистил его карманы посредством игры в покер или очко, не помню уж точно название картёжного дела.

Но недолго господин Иванеев пользовался свалившимся на него богатством. Не прошло и месяца, как ненастной холодной ночью попал он под колёса автомобиля.

В тот момент искусный мастер только что вышел из ресторана, где проводил время в компании друзей, также имевших отношение к картёжному поприщу. Вышел и поднял руку, чтобы остановить такси. Однако автомобиль не остановился, а повернул прямо на него, резко увеличив скорость. Таксомотор скрылся в ночи, Глеб же Львович остался лежать на тротуаре; грудь его была раздавлена.

Автомобиль, на котором было совершено преступление, так потом и не нашли. Свидетелей происшествия, кроме ресторанного швейцара, не оказалось, ночь, повторяю, выдалась ветреная, дождливая, струи ниспадавшей небесной воды застилали всё пространство улицы, и человек в дверях не разглядел ни марки, ни номера авто; про цвет кузова и то не мог сказать ничего определённого.

Поговаривали, однако, что дело с наездом не обошлось без того коммерса, которого обыграл Иванеев. Только у следствия никаких доказательств не было.

Ну а достояние в виде заезжего дома и довольно крупной денежной суммы на банковских счетах перешло единственной дочери господина Иванеева.

Эту историю Роза Глебовна поведала мне почти сразу, как только я оказался под крышей её заезжего дома.

Внимательно вслушиваясь в каждое слово рассказчицы, я внутренним зрением увидел и одинокого человека, прикрывшегося зонтом от дождя, и автомобиль, направленный на него. Даже запах мокрых листьев на деревьях, произраставших под окнами ресторана, кажется, почувствовался. Слышен был и шум водяных откосных струй, падавших с небес, и визг покрышек такси, мчавшегося с бешеным ускорением.

В самый момент наезда сверкнула молния, осветившая лицо человека за рулём. Жёсткий неумолимый взгляд из-под кепки, надвинутой на глаза. Кончик большого крючковатого носа, почти касавшегося плотно сжатых губ. А выше бампера – отчётливый регистрационный номер машины: ВЛ 646.

Вспомнив отцовы слова, что иногда полезно и помолчать, я ничего не сказал о представившейся страшной картине. Да и зачем было ещё больше расстраивать тётю Розу? Она и так во время своего рассказа заметно погрустнела.

Тётушка же, излив печаль, вздохнула и сказала:

– Ладно, прошлое не исправишь. Давай-ка мы с тобой лучше чайку попьём. Для начала. А через часок покушаем, как следует.

Она усадила меня за стол и угостила чаем с заварным пирожным и другими вкусностями. Сама же села напротив и тоже выпила чашечку, только без сахара. И ничем не закусывая. Чтобы не испортить фигуру.

По окончании этой короткой трапезы Роза Глебовна провела меня по обоим этажам дома, показывая каждое помещение и каждый жилой номер, за исключением двух, занятых постояльцами.

– Знаешь, Максимка, – сказала она по завершении обхода, – детей у меня нет, других родственников, кроме вашей семьи, тоже нема. Поэтому таверну я хочу завещать тебе. Чтобы ты, как вырастешь, войдёшь в разум, стал её владельцем и продолжил мой бизнес.

– Да ладно вам, тётя Роза, – ответил я без какого-либо промедления и обдумывания её слов. – Вы ещё молодая, и у вас самой появятся дети – мальчик и девочка.

Про детей не знаю уж, как у меня сорвалось. Сразу вспомнилось предостережение отца не болтать лишнего, но отыгрывать назад было поздно.

– Не говори попусту, племянничек, – сказала тётя, вздыхая. – Врачи давно сказали, что не будет у меня детей. Вот и Андрей расстался со мной, ушёл к другой, из-за того что неродиха я. Десять лет вместе прожили, и всё попусту. Ребёночка уж очень хотелось ему своего, а со мной, бесплодной, чего ждать?

Андрей – бывший её муж, инженер местной кондитерской фабрики, после развода сошёлся с тёти-Розиной лучшей подругой, и та ровно через девять месяцев родила ему сыночка. И этот факт особенно болезненно подчеркнул тётушкину физическую ущербность.

– Будут у вас дети, тётя Роза, точно вам говорю!

– Почём тебе знать, Максимка?

– Да вот знаю.

– По-твоему выходит, что я снова замуж выйду?

Тётя Роза плутовато улыбнулась, и лицо её, и без того выражавшее ласковость, ещё больше подобрело. Разговор о детях и повторном замужестве, несомненно, доставлял ей немалое удовольствие.

– Выйдете.

– За кого же?

– Пока не определено.

– Ах ты, балаболка эдакий! Раньше ты был более сдержанным на язык.