– Вам? Зачем? – всё так же невозмутимо ответила дочь. – Чтобы родимый батюшка половину из них пропил, а на другую половину новые кирзовые сапоги себе купил! Для этого, да?

– Ты как с отцом разговариваешь! – воскликнул глава семейства. Лицо его передёрнулось от гнева.

– Как вы учили, так и разговариваю. Разве по-другому надо? Тогда как? А-а, не знаете! Лучше скажите спасибо – теперь вам не надо тратиться на одежду для меня.

Отец заикнулся было, чтобы продолжить воспитательный разговор, но Груня остановила его тем, что водрузила на стол бутылку водки.

– Тебе, папаша. А это мамочке.

И положила на другую сторону стола пакет с какой-то красочной одеждой.

– Что в нём? – спросила мать.

– Кофточка, о которой ты столько лет мечтала.

– А Шурке что? – спросил отец, разглядывая этикетку на бутылке.

– Ему – дуля с маслом, – ответила Груня. – От него, кроме гадостей, я ничего не получала.

Однажды дождливым ноябрьским днём, когда мы возвращались из школы домой, моя приятельница о чём-то задумалась, погрустнела, потом сказала со вздохом:

– Сегодня Антошки Файзулина опять не было на уроках.

– Да, не было, – машинально подтвердил я.

– Знаешь почему?

– Нет, не знаю.

– Эх ты, не знаю! – с укором сказала девочка. – Ещё другом его называешься!

– Называюсь, и что?

– То, что ему в школу не в чем ходить! Ты видел, какая на нём одежда? А обувь!.. Носки у ботинок дырявые, пальцы наружу торчат. Пока сухо было, ещё ладно, а в такую слякоть разве можно выйти в них куда?! Меня разодел, как барыню, про Антошку же забыл!

Правду она сказала, забыл. От стыда я чуть сквозь землю не провалился.

Остаток совместного пути мы шли, не проронив ни слова.

Расставшись с Груней, я повернул не к «Таверне Кэт», где в основном проживал, а к большому магазину «Всё для мужчин».

Не меньше часа ушло у меня на выбор одежды и обуви подходящих размеров, как осенних, так и зимних. В итоге получился огромный тюк.

Уже затемно, я подъехал к Файзулиным на такси и перевалил это тючище через изгородь в палисадник так, чтобы он оказался поближе к ступенькам крыльца.

В доме горел свет. Подобрав камешек, я бросил его в окно. Тонко дзинькнуло стекло. Бесполезно, никакой реакции. Второй камешек, и опять «дзиньк!». Свет в окнах погас, и на крыльце показалась настороженная женская фигура. Это была мать Антона.

– Что ещё тут лежит? – глухо вполголоса проговорила она и, спустившись с крыльца, наклонилась над тюком. – Сынок, выйди-ка, посмотрим, что здесь!

Убедившись, что всё получилось, я неслышно покинул свой секрет.

На верху тюка, под завязочную петлю была подсунута бумажка с запиской следующего содержания:

«Сюрприз от Волшебника Изумрудного города. Чтобы вам было тепло и хорошо». А ещё в верхней части тюка, под обёрточной тканью, находились пять шоколадок и большой кулёк дорогих трюфельных конфет. Мне действительно нравилось делать приятные сюрпризы.

Это было в понедельник. А утром во вторник Антошка явился в школу одетый и обутый во всё новое. До конца учебного года он не пропустил больше ни одного урока.

Агриппина же получила от меня ещё одни сапожки – с модной в то время белой подошвой.

Так я и продолжал одевать свою соседку по классу. Как и обещал – до окончания школы. Но не слишком баловал её. Не больше двух покупок в год. Последняя – незадолго до выпускного вечера. Мы отправились в тот же универмаг, и Груня самостоятельно, без моего участия, выбрала себе платье в крупный чёрный горошек на белом фоне. Я лишь оплатил покупку.

В этом одеянии девочка была особенно хороша. Такой она и запомнилась мне на долгие годы.

Последний раз я видел её, когда меня заталкивали в автомобиль, чтобы доставить к Тиняеву и затем погрести в подземелье Девичьих гор.

А может, мне погрезилось, и знакомая фигурка, проявившаяся в отдалении на секунду, была лишь фантомом, рождённым надеждой, что имеется свидетель похищения, что это свой человек и к несчастному заключённому придут на помощь.

Как говаривал Геннадий Тихонович, если поставил перед собой главную цель своей жизни, неуклонно добивайся её достижения. С детства. Как в хореографии, где дети занимаются с четырёхлетнего возраста. В простейшей игровой форме.

Слова моего друга и учителя не забылись. И я всеми доступными средствами тоже двигался к своему идеальному образу, а лучше сказать, более высокому, чем у обычных мирских людей, состоянию души и тела.

Однако если в хореографическом искусстве обретение мастерства всегда идёт на основе многовековой школы и под руководством опытных преподавателей, то мне приходилось действовать на ощупь, посредством интуиции и обрывков сведений из СМИ. И ещё у меня были две книги, подаренные Геннадием Тихоновичем: «Практика ясновидения» и «Школа магии», из которых автору сих строк кое-что удалось почерпнуть и использовать на практике.

Где сельский учитель раздобыл эту волшебную литературу, поначалу мне было неизвестно. Скорее всего, думал я, выписал по какому-нибудь каталогу или приобрёл по случаю. Но не в этом суть. Главное, что он по мере возможности пытался способствовать развитию моих задатков.

Несколько позже, приоткрыв завесу прошлого, я узнал, что мой наставник приобрёл книги для посвящённых в одном из букинистических магазинов областного центра, будучи на учительской конференции.

Сердцевиной моей эмпирии, однако, было то, что, не пропуская ни одного дня, я пытался развивать свои сверхчувственности самостоятельно. В сущности, я постоянно жил этой идеей, надеясь реализовать её в полной мере.

Ольмаполь как нельзя лучше подходил для удовлетворения моих устремлений.

Сколько раз, бывало, шёл я по центральной улице Ольминский тракт, а навстречу и попутно со мной двигался – особенно по окончании трудового дня, – чуть ли не толпой валил трудовой и прочий народ, отрешённый от окружающего мира и занятый лишь своими проблемами, отчётливо видимыми на лицах. Какое удовлетворение давало мне познание внутреннего состояния мужчин и женщин, молодых и пожилых – самых разных персоналий!

Иногда я специально садился в маршрутный автобус, чтобы проникнуться общей душевно-мыслительной атмосферой, царившей в салоне. А направив взгляд на какого-нибудь пассажира, опять же быстро, едва ли не мгновенно улавливал и настроение его, и предмет раздумий.

Я уже упоминал о своей способности читать мысли людей, как, к примеру, в случае с семнадцатью миллионами Геннадия Тихоновича. Постепенно этот дар мне удалось довести почти до совершенства.

Гм, чтение мыслей! Пустяки, да и только. Настойчивая работа над собой способствовала развитию качеств и более высокого плана. Мне стали открываться картины былого, происходившие с самыми разными субъектами. Или будущее их, порой самое далёкое.

Чаще всего видения эти представляли одну только будничную серость. Редко проявлялось что-то красивое и изящное. А иной раз ноосферные тени оказывались настолько ужасными и безотрадными, что сердце сжималось от боли и страха, и я старался немедленно отогнать их от себя и вычеркнуть из памяти.

К сожалению, временами почти все мои магические способности исчезали. Что-то замыкало, заклинивало в голове. В этих случаях я погружался в информационный вакуум и не только терял расположенность к той же телепатии, например, но, кажется, переставал даже осознавать окружающую действительность; наступало некое подобие умственного и душевного опустошения, и я становился беспомощным, словно малый ребёнок.

Скорее всего, подобные катаклизмы происходили из-за мозговых повреждений, полученных при падении с Хромушкина обрыва. С одной стороны, страшный удар о ледяной выступ активизировал шишковидную железу, а с другой… Словом, что-то отключало её и, как следствие, парализовывало внутренние силы. Так продолжалось в течение нескольких лет.

Тогда было травмировано всё моё нутро, и мне только чудом удалось остаться в живых. Организм захирел, физически я стал отставать от сверстников, причём заметно. А ростом так и не вышел в своих родственников-мужчин, которые все были исключительно высокими и широкоплечими.