— Хватит, — взмолилась она. — Это я виновата! Я, а не он! Меня наказывайте! Меня убивайте, только не его.
Марк остановился и посмотрел на магистра. Тот склонился над девушкой и резко дернув ее за подбородок заставил смотреть себе в глаза. То ли от страха, то ли от ярости Камилле привиделись белые искры, разлетающиеся по всему помещению от темной фигуры, склонившийся перед ней.
— Как занимательно, — склонил голову на бок мужчина. — Ты готова занять его место? Готова пожертвовать своей жизнью ради спасения его?
Она не могла ничего сказать: язык прилип к горлу, но вопреки здравому смыслу, отчаянно закивала головой, подтверждая слова магистра.
— Отлично, — снисходительно улыбнулся магистр. — Сыновья, вы исполнили свои роли. Она останется здесь, когда она будет готова и, если вы того захотите, я отдам ее вам. Я научу ее. Она станет покорной, сама будет умолять вас. Все будет, как всегда, дайте мне лишь немного времени. Я не могу упустить такой шанс… что если это просто в твоей крови, — прошептал он ей на ухо. — Что будет, если я буду пить твою кровь? Как думаешь?
Время для Камиллы остановилось в тот момент, когда она осталась наедине с магистром. Он ставил над ней опыты. Пускал кровь и пил у нее на глазах. Приходил в ярость и разбивал все вокруг. Он „учил“ ее повиновению. Говорил, что она должна смириться с этим, должна принять свою судьбу, ведь рано или поздно она станет всего лишь предметом в руках того, кто сможет понять. Камилла уже через день поняла, что она в руках безумца и поставила перед собой лишь одну цель — выжить, чтобы вернуться к Джеку, который так отчаянно ее защищал, и сбежать с ним от этого безумия. Наверняка он уже ищет способ ее вызволить из этого безумного плена, нужно лишь подождать…
Когда ее выбросили из машины неподалеку от дома Джека была уже весна. Теплое солнышко с насмешкой пробежалось по избитой спине: когда магистр выходил из себя (а случалось такое частенько) единственным, что успокаивало его было избиение пленницы. Она смирилась. Прекратила сопротивляться и даже кричать, молча сносила все удары и ждала, когда же эта безумная игра наскучит человеку в черном костюме. Она даже не заметила, как изменилась. У нее просто не было шанса этого понять.
Никто из братства уже давно не обращал внимания на любимую „игрушку“ магистра. Больше она их не интересовала. Она стала одной из них. Если бы только любой из них захотел, магистру стоило сказать лишь одно слово, и она бы исполнила все, только бы избежать наказания. Но им это было уже не нужно. Ее использовали и выбросили… Словно опостылевшую куклу, словно использованную салфетку или докуренную до фильтра сигарету.
Но надежда, что она все еще нужна, что все это было не напрасно теплилась в ее груди. Едва переставляя ноги, она шла к дому того, ради кого приняла на себя этот странный удар. Она надеялась, что он примет ее: крепко обнимет, поцелует и больше никогда не отпустит. Девушка так соскучилась, так измоталась… Ей отчаянно была нужна помощь…
На настойчивые звонки в дверь никто так и не ответил. Она прождала его весь день, а потом и всю ночь, а утром она услышала, как открывается дверь. Девушка хотела бросится ему на шею, рассказать, как она скучала, как она надеялась, как выживала ради него… Но он вышел не один. Джек вел за руку симпатичную девушку, и ласково целовал пальцы ее рук. Увидев Кэм, он лишь рассмеялся. Он назвал ее ничтожеством, сказал, что все это было подстроено, что так всегда ломают „сестер“ и сказал, что теперь она уж точно навсегда запомнит его, то что он останется для нее первым и единственным мужчиной, но больше она ему не нужна. Братьям нужны новые игрушки, более сговорчивые, более послушные, более „гибкие“.
— Он хотел тебя сломать, — улыбнулся Джек таким чужими теперь губами. — Он нашел самый простой способ. Я. Ты так любила меня, что сама позволила ему издевательства. Да так, что перестала быть интересна даже моим похотливым „братьям“. Ты ничтожество, Камилла. Я презираю тебя. Такое убожество, как ты вообще не достойно жизни! Ты не умеешь ничего ценить и готова отдать жизнь за первого встречного. Так зачем ты живешь, зачем продолжаешь дышать и марать наш прекрасный воздух своим паскудным дыханием?
— За что? — не могла поверить своим ушам девушка.
Джек рассмеялся и не удостоил ее ответа, сказав, что на вопросы рабов не отвечают. Выпроваживая рыдающую Камиллу за дверь подъезда, Джек сказал, что их эксперимент окончен, она была лишь лабораторной крысой, на которой они с удовольствием, ставил опыты по подавлению воли. Девушка не могла поверить его словам, она задыхалась от слез.
А Джек ушел вместе с новой „сестрой“ для братства. Она не могла прийти в себя некоторое время просто сидела на земле и пыталась сдержать слезы. А потом из двора вышла на улицу и побрела куда глаза глядят. У нее не было конкретной цели, она просто шла, чтобы не стоять на месте. Ослепшие от слез глаза ничего не различали, она натыкалась на прохожих, они зло ругались и отталкивали странную девушку. На переходе она едва не попала под машину, кто-то успел схватить ее за руку и вернуть на тротуар. В голове болезненно отдавалась лишь одна мысль: она никому не нужна. Этот мир никогда не был к ней милостив, она всегда чувствовала себя лишней, не нужной, но теперь это стало просто невыносимо. Джек подарил ей крылья, он любил ее, но потом, видимо она сама виновата, не смогла удержать его любовь, не была достаточно нежна, не умела подчиниться, не могла принять свою любовь такой какой она была, или свою судьбу такой какой ее видел Джек… Зачем она плакала и кричала? Нужно было просто покориться. И вот он лишил ее крыльев, вырвал их, не оставил даже перышка. И как теперь летать? На этом месте ее мысли спотыкались несколько раз и возвращались в начало размышлений, но потом она отстранилась и от этого. Поглощенная своей болью, Камилла все больше теряла связь с реальностью. Она одна. Все ее оставили. Сперва отец, который однажды просто не вернулся с работы, потом мама, а теперь и Джек. Так может дело не в них, а в ней? Это она отталкивает людей? Такая возможность шокировала ее. Девушка присела на скамейку в парке. Все дело в ней! Нужно бежать, уйти подальше отсюда, от людей, от их насмешливых взглядов, от их пересудов, от лживого сочувствия и тихого презрения. Это не ее мир! Она не хочет жить в таком мире. Желание стать невидимкой, исчезнуть, перестать существовать засело в ее разбитом сердце, пульсировало в воспаленном мозгу. Хватит испытаний, хватит боли, хватит попыток все изменить, она больше не вынесет этого! Она обычный человек и у нее больше нет сил, она готова сдаться. Она опять брела, не разбирая дороги, пока не услышала шум реки. Вода успокаивает — она всегда так думала. Остановившись на мосту, она смотрела на мутную воду внизу. И чем больше она смотрела, тем отчетливее осознавала мысль, которая пригнала ее сюда. Вода успокаивает. А ей так нужен покой. Дальше все происходило, очень быстро. Она приняла решение. Она больше не хочет ни терпеть, ни причинять боль, не хочет жить. В одно мгновение она оказалась на кованой ограде и раскинув руки, словно крылья, оттолкнулась ногами от опоры. Мутная вода устремилась ей навстречу. Она закрыла глаза, в ожидании удара».
Из глубины переживаний ее вырвал яркий свет фар, ударивший в глаза. Кэм отшатнулась от стекла, под окном парковалась пожарная машина. Она решила, что пострадал кто-то из пожарных и его привезли в больницу и потеряв интерес к происходящему вернулась в кровать. Но она не успела вернуться к воспоминаниям. В ее окно на четвертом этаже постучали. Камилла подошла к окну и всмотрелась в тень, застывшую на пожарной лестнице. Сразу поверить своим глазам она не смогла, под проливным дождем на лестнице, сжимая в зубах огромный букет мокрых цветов, торчал один из ее сослуживцев. Кэм открыла окно и в палату ввалился один из детективов.
— Камилла! — улыбнулся он. — Что ты так медлила, я же чуть не свалился на голову остальным. Знаешь, как опасно лазить по пожарной лестнице с цветами, когда идет проливной дождь?
