Привязывая письмо к лапке совы, я ловил на себе её немного придурковатый взгляд: она не понимала, то ли я специально коверкаю слова, то ли просто больной. Совы, выведенные магами, умные создания, не сказал бы, что разумные, но умные. Клюнув меня напоследок за мочку уха, она вспорхнула белоснежными крыльями, тут же исчезнув в белом саване пурги. Я провожал её взглядом у летного окошка и, как только перестал её различать, вздохнул и достал мятую пачку с последней оставшейся сигаретой. Подкурив и тут же сдвинув её к щеке, зажав целыми зубами, я подумал о том, что скоро нужно будет спереть еще одну. Старшекурсники мне просто так сигарет не дадут и не продадут – уже пробовал.
На лестнице послышались торопливые шаги, но я не стал выбрасывать сигарету, я никого не боюсь – даже декан ничего мне по этому поводу не сказала. Вот Хагрид читал нотации, но так, без огоньку. Обернувшись, я увидел медовые локоны волос, опускавшиеся на лицо из-под вязаной шапки, и, узнав знакомое лицо, помахал руками, получив ответную улыбку.
— Снова куришь, Гарри? Желаешь подражать взрослым или казаться круче, чем ты есть? – хитрый взгляд карих глаз и мягкая улыбка со вздернутым носиком.
— Я и шах кгуче вагеного яца, – произносил я это немного смущенно, все же мне было некомфортно так разговаривать, да еще и с девчонкой.
— Ой, ах-ахх-аха-ахах. Ф-фух… – выдавила она на мое обиженное выражение лица и, смахнув слезы с глаз, помахала перед лицом ладонями.
— Кхм, извини. Салют, Гарри.
Она так же, как и я до этого, подозвала откликнувшуюся сову и привязала к лапке письмо, что-то прошептав ей на ухо.
— Пшивет, Тшейши. Как оно?
— Неплохо, пусть и ужасно холодно, – Девис улыбнулась белоснежной улыбкой и, помахала перед моим лицом ладонью, становясь напротив.
Изображая недовольное лицо, я же со вздохом выбросил окурок, решив поддержать разговор, подбирая слова, чтобы не шипеть и не шепелявить больше положенного:
— Што нового на желёном факульшеше?
— Да как обычно, наверное. Я еще не привыкла, но все в порядке. К нам никто не лезет, иногда даже помогают, ну, ты знаешь…
— Угу.
— Ты, кстати, уроки прогуливаешь или же…
— Ошпуштили, К-к-квижел, – передразнил я преподавателя. Не потому, что решил как и все поиздеваться, просто он мне подспудно не нравился, было в нем что-то такое, с гнильцой, но тогда я еще не разобрался, что именно меня настораживало. Ну не его же тюрбан, что эксцентрично пах чесноком, подтверждая ходящие по школе слухи о том, что он повздорил с вампиром и теперь прячется здесь.
— Не надо так, Гарри, зачем издеваться.
— Да не ишдевалша я…
— Мне вот его жаль, – она хмуро посмотрела в мои глаза и, хитро ими же блеснув, пододвинулась ближе, словно желая рассказать секрет. Я ей подыграл, улавливая запах персиков, идущий от её волос – пахло вкусно, что подтвердил мой бурчащий желудок, на который она не обратила внимания, будучи занятой удержанием театральной и интригующей паузы.
— В прошлый вторник я вернулась в класс ЗОТИ за заколкой – наверное, упала когда мы отрабатывали Щитовые чары. Но не в том дело. Класс был закрыт, и я пошла в учительскую…
— Лохишно…
— Не перебивай! – она ударила кулачком мне по плечу, и я поднял руки вверх, сдаваясь под её напором.
— В учительской была открыта дверь, я было хотела заглянуть, как услышала голоса. Один был жутко злой, я испугалась очень сильно. Он приказывал профессору сделать что-то, а он плакал и противился. Но все же сдался. Это было и правда жутко, Гарри, очень. Я всю ночь не могла уснуть, но теперь мне кажется, что это все было сном или привиделось…
— Штранно, кого он так мог бояшься?
— Может быть Снейпа?
— Ты шегьёзно?
— А чего нет, пусть он и наш декан, но он и правда жутковатый, – обиженно протянула Трейси, смерив меня подозрительным взглядом.
— Тут шогласен, он мне тоше не нравитшя.
— Ага, я никому об этом не говорила. Да и что им говорить, Дафф опять скажет не лезть не в свое дело, а Мили будет снова молчать и стесняться.
— Панши?
— Паркинсон-то? Так она за Малфоем собачкой бегает, но он её отшивает.
— Вешело у ваш…
— А то, да как, в общем, и у всех. Ладно, Ш-шпоттер, я пошла, а ты лечи зубы и поработай над произношением, – со смехом она начала убегать, в то время как я обиженно бросался в неё снежками, пару раз попав за шиворот, вызывая взвизг. Я никогда не думал, что буду дружить со слизеринкой, даже тогда, когда в первую неделю обучения она подсела ко мне за библиотечный столик и спросила, как дела. Вот серьезно, так и спросила – ну, я и ответил…
Рождественские каникулы приближались со скоростью несущегося локомотива, с этой же скоростью нас заваливали горами домашних работ. Если бы не Гермиона, мы бы скатились по оценкам ниже плинтуса, не потому что мы глупые или же не желаем учиться – просто информации было так много, что голова пухла. Я замечал за собой, что вдруг перестаю писать об Эмерике Безумном, что создал зелье пяточной чечетки, а в итоге писал про Родерика Красивого, который соблазнял русалок, чтобы разбирать их на органы для своих экспериментов – химерологи те еще засранцы, не я так решил, так история говорит. Гермиона же поправляла наши эссе, нередко их переписывая подчистую, мы отплачивали ей ношением тяжелой сумки и книг в библиотеке – иногда талмуды весили больше трех кило, но такое легкое чтиво часто затыкало потоки нравоучений.
Бывает так, когда чего-то сильно ждешь, оно всегда опаздывает. Вот и я ждал – вплоть до двадцатого декабря. Проснувшись утром, я долго пялился в потолок, пытаясь уговорить привыкший к ранним подъёмам организм поспать еще пару часов. Мешало мне два фактора: копающийся в своих вещах Невилл и храп Рональда. Перевернувшись на бок, я засвидетельствовал растерянное выражение на одутловатом лице Лонгботтома. Вздохнув и почесав живот, я цокнул языком, привлекая его внимание:
— Доброе утро, опять что-то потерял?
— Да-а, шарф, бабушкин подарок… – проблеял он, взмахнув в раздражении и обиде руками. Наверное, еще более обидным было то, что ярко-алый шарф с вышитыми на нем грифами покоился у него на шее.
— Ты его не потерял, Нев, ты его надел и забыл об этом. Как и о том, что Тревор не любит, когда его комкают в руках…
— Ой, спасибо! – вскрикнул он, выбросив руки вверх и разжав ладони, в которых покоился бедный жаб, что отправился в непродолжительный полет, ударившись телом о мой балдахин, чтобы упасть на подушку, которую я подстелил на автомате, после чего получил еще одно спасибо.
— Да не за что, удачных каникул. Проведи время весело и с пользой…
— Угу, и тебя с Рождеством. Еще раз спасибо! – он закинул жаба в карман зимней мантии и захлопнул крышку тяжелого чемодана.
Тут же из-под полога кровати Уизли вывалился сам Уизли, держа наготове палочку. Я смотрел на эту картину с долей безумного пофигизма, слегка улыбаясь и недоумевая.
— Близнецов нет, так ведь?
— Нет, Рон, это всего лишь Нев, – я ткнул пальцами в смущенного мальчишку, что пытался смыться от гнева разбуженного Уизли и, запутавшись в полах мантии, грохнулся через порог на пол коридора, чтобы тут же вскрикнуть вновь, будучи придавленным сундуком.
— Вот засранец, такое чудесное утро… – бурчал он, утопая босыми ступнями в толстом ворсу ковра. Позевывая, он поднял сундук, вручил его поднявшемуся Лонгботтому и, когда тот хотел сказать очередную благодарность, захлопнул дверь перед его носом и, почесывая отлёжанную щеку, вновь завалился на кровать.
— Доброе утро, Рон.
— Еще слово, Гарри, и я тебе вмажу. Дай поспать…
Три секунды – и тихие посапывания переросли в голосистый храп, музыка для ушей – глухих ушей. Закатив глаза и беззвучно обратившись ко всем высшим силам, я слез с кровати и начал одеваться.
Все разъезжаются по домам. Я тоже думал об этом, но Дурсли не прислали ответа, значит, я им не так сильно и нужен. Легкая обида все же поселилась на задворках сознания и вылилась в тихое шипение, когда я не мог попасть носком во вторую штанину. Дальше был тихий писк, ознаменовавший приземление моей пятой точки на мягкий ковер. Я замер не дыша, слыша лишь стук своего сердца и вновь возобновившийся храп за балдахином соседней кровати. Я не боялся гнева Рона, просто он попросил быть тише – простая вежливость и тактичность с моей стороны.
