– Еще в таком месте живете. Вся страна бурлит! – он явно гордился и страной, и бурлением.

– Не бурлить, а работать надо, – отчеканила Алёна. – Занимался бы каждый своим профессиональным делом, тогда и пену взбивать не пришлось бы. Жили бы, как нормальные люди в некоторых других странах.

– Вам хорошо так говорить, вы москвичка, да еще, наверное, и коренная.

– А вы откуда такой с фигурой чемпиона Союза по плаванью? – непослушной столичной штучке не хотелось напрягать обстановку и конфликтовать.

– Я из Норильска. Люди сидят без зарплат, работы нет, беспредел, бандиты творят, что хотят.

– Я вам сочувствую. У вас большая семья?

– Два сына.

– (А жена?) – она постеснялась спросить. – Мальчишки какого возраста?

– Три и пять.

– Маленькие совсем.

– Но самостоятельные. Вы, наверное, хотите о жене спросить?

– Не уверена, что это удобно, если вы сами о ней не говорите.

– Вы тактичный человек. Жена исчезла полгода назад в этой, как бы без мата выразиться…

– А вы не сдерживайтесь.

– …в этой б**дской перестройке. Весь Норильск на ноги поднял, безрезультатно. Поэтому и в Москву попросился, когда набор в ОМОН шел. Дети с моей мамой остались. Может, отсюда что удастся узнать. Моя жена инженер, но занялась бизнесом, как только завод накрылся. Часто в Москву ездила, всё время отзванивала, знала, что мы волнуемся. А потом пропала.

– Понятно. Это грустно. Я уверена, что она найдется. Может, куда за границу уехала, задержалась, или что с билетами. Всё будет в порядке. Главное, ищите и ждите.

– Как у Симонова? Жди меня, и я вернусь…

– Именно, только не пассивно ждать, а искать. К сожалению, у меня в органах никого знакомых нет.

– Как вы уже поняли, я на меланхолика не похож.

– Ни разу. Но я тоже могу попробовать включиться в розыск, правда, не знаю, как.

Дальше шли молча. По дороге к дому Алёны они со стражем порядка остановились на нескольких блокпостах, где в основном стояли молодые, замерзшие восемнадцатилетние первогодки, с тонкими, как у гусят, шеями, торчащими из нестиранных гимнастерок.

У Урбановой подкатил комок к сердцу. Предъявляя в пятый раз свой паспорт, она спросила:

– Ребят, вас ужином покормили? – срабатывало материнское чувство.

– Да, с нами всё в порядке, а вот о тех, которые там внизу, на набережной, о них забыли, не доехали. Они там голодные стоят.

Алёна выразительно посмотрела на сопровождающего и двинулась к следующему патрулю.

– Народ, говорят, до вас ужин не доехал?

Один из них парней хотел было выругаться, но, посмотрев на приятного вида молодую женщину с добрым лицом, передумал:

– Если завтра в казарме не извинятся, то пожалеют, – был он голодный и злой.

Остальные солдатики стеснительно заулыбались. Алёна достала из одного пакета белый хлеб, из другого вытащила нарезанную колбасу и протянула мальчишкам. Те вопросительно посмотрели на омоновца как на старшего по званию.

Тот, разрешая, кивнул головой:

– Налетайте, ребят. Это наш человек.

Глядя на молодых солдат, Алёна всегда думала об Афоне:

– (Он еще маленький, но кто знает, что нас ждет. Сегодня я помогу чьему-то сыну, потом моему кто-то поможет. Не приведи Господь), – у нее даже рука поднялась, чтобы перекреститься.

Так, с остановками, они добрались до нужного подъезда.

– Спасибо вам большое за помощь. Дальше я сама, – Алёна забрала у омоновца свои сумки и уверенно открыла дверь.

– Может, до квартиры проводить? – ему явно не хотелось возвращаться на пост.

– Нет, нет, спасибо, тут уже безопасно, – излишне сухо ответила новая знакомая. Она решительно не хотела входить в темный подъезд с незнакомым мужчиной.

– Ну, как хотите, – кажется, слегка обиделся провожатый.

– Спасибо вам большое еще раз. Кстати, как вас зовут? – спохватилась Урбанова. – (Всё-таки человек старался, сумки нес).

– Старший лейтенант Соколов.

– А если по-человечески?

– Виктор.

– Очень приятно, Виктор. А я Алёна, Алёна Владимировна.

– Моя жена тоже Алёна, вернее, Елена Сергеевна.

В пятницу, первого октября, дали свет, но телефон по-прежнему не работал. Наталья Николаевна обрадовалась и включила телевизор.

– Хоть последние новости узнаем. А то сидим с Афоней каждый вечер в темноте: ни новостей, ни развлечений.

– Мам, лучше пока без их политических спектаклей обойдемся.

Ящик вещал:

«В Свято‐Даниловом монастыре при посредничестве патриарха Алексея II начались переговоры между представителями правительств России, Москвы и Верховного Совета. В здании Верховного Совета включено электричество…»

– Это мы заметили, – прокомментировала Урбанова.

Семейство кое-как дотянуло с продуктами до субботы второго октября благодаря усилиям Алёны. Она исправно приносила в дом еду, хотя каждый раз половину оставляла на блокпостах.

– Защитников надо исправно кормить, если государство о них не заботится. Если не я, то кто? – приговаривала она.

Разобраться в том, что происходит у Белого дома, было практически невозможно. Телевизионные ведущие сыпали названиями государственных учреждений и общественных организаций, информировали о переговорах и встречах. Понятно было только одно: те, кто успел распробовать вкус власти, сцепились за нее не на жизнь, а на смерть.

Алёна всегда в любой проблеме видела только светлую сторону. На сей раз она так объясняла преимущества осады:

– (Отлично, спасибо, ребята, устроили мне зарядку, теперь можно объедаться жареной картошкой и пирожками. Каждый день приходится топать пешком от метро 1905 года, да еще и с сумками, – семья из четырех человек требовала пополнения негустых запасов продовольствия чуть ли не каждый день. – Ну это ничего, переживем, главное, что территория вокруг наших домов под охраной государства).

В субботу, наконец-то, Алексей с Алёной отправились за покупками на своей машине, припаркованной за пределами расширяющегося кордона довольно далеко от их дома.

– Хоть отдохну от этих сумок! – радостно воскликнула Алёна, садясь в любимый «Запорожец».

В начале девяностых прилавки магазинов были абсолютно пустыми. Тогда в огромном гастрономе на площади Восстания в продаже присутствовало только одно: «Шаховская» сметана, довольно жидкая, но вкусная. Теперь же продукты заполнили московские магазины, но ценники выстреливали новые цифры почти каждый день. Алёна не уставала благодарить в душе Нахимова за то, что их семья не голодала.

Выехали на Новый Арбат. Москва была спокойной, ничто не напоминало о воинствующих властных группировках и их возне.

Закупив и загрузив всё необходимое для себя и соседей в багажник, они вернулись на Мантулинскую улицу, оставили машину в тихом дворе и, навьюченные сумками и пакетами, двинулись на Краснопресненскую набережную.

– (На неделю хватит, – довольная поездкой, думала Алёна. – Теперь хоть домой буду возвращаться налегке).

Урбанова устала от бесконечных «походов» вокруг Белого дома, траектория которых удлинялась с каждым днем. Постоянные проверки документов достали. В последний раз она насчитала их чуть ли не десять. Терпение подходило к концу и было готово лопнуть в любую минуту.

У своего подъезда Алёна увидела знакомого омоновца.

– Здравствуйте, Виктор. Надо же, опять встретились.

– Да. Меня перевели на этот пост. Теперь стою у ваших ног, – он лучезарно улыбнулся.

За спиной возвышался Нахимов. Алёна представила мужчин друг другу.

– Мы тут отоварились сегодня на неделю, вас подкормить? – казалось, что у нее нет никаких других забот, кроме как заботиться о еде на блокпостах в бунтующем районе, не осталось. Возможно, таким странным образом проявлялось волнение женщины.

– Нет, Алёна Владимировна, спасибо, у нас всё в порядке.

– (Надо же, они хорошо знакомы!) – весело мелькнуло у Алексея.