– Вообще-то, я уже достал топор, в случае чего отобьюсь.

– Этого недостаточно, – жена открыла дверь в одну из комнат. – Будем баррикадироваться.

– Как? – спросил Афоня.

– Мебелью! – в один голос, как на утреннике, ответили родители.

Все взялись за дело и потащили диван, стол и стулья из столовой в прихожую.

– Просто так около дверей громоздить не имеет смысла, – рассуждал вслух Нахимов. – Холл, коридор – нет упора.

– Сюда можно упереть, – сообразил Афоня, показывая на стену напротив входной двери. – Только расстояние слишком большое. Мам, отопри мою комнату, – мальчик со знанием «оборонительного дела» выдвинул и установил пару кресел.

Через полчаса баррикада была построена. Сын попрыгал на конструкции и остался доволен:

– Теперь даже штурм выдержит!

– Хорошо, что вы вчера много подсолнечного масла купили, – сменила тему Наталья Николаевна.

– Мам, при чем здесь масло? – Алёна плюхнулась на баррикаду, испытывая на прочность и раскачивая в разные стороны.

– Будем его кипятить, а если кто-нибудь рискнет к нам силой ворваться, обольем.

– По-моему, этот вид оружия запрещен международной конвенцией, – Алексей шутливо поморщился от столь варварского предложения.

– У тебя есть что-то лучше, кроме одного топора на всех? – вмешалась задумчивым голосом жена.

Ее мысленный экран прокрутил жуткие кадры из Тбилиси, увиденные когда-то по телевизору. Вооруженные озлобленные люди врывались в квартиры и через окна выкидывали сопротивлявшихся хозяев, чтобы устроить на подоконниках пулеметные точки для обстрела.

– Чем, по-твоему, мы будем обороняться? (На крыше снайпер, по дому неизвестные личности слоняются, на улице стрельба), – она старалась не взвинчивать ситуацию, чтобы не пугать сына.

– Женщины всегда правы, – мгновенно согласился Нахимов, поняв, что ему одному, при всем желании и представительной внешности, будет нелегко защитить двух женщин и ребенка в замкнутом пространстве квартиры.

И уже спокойно, без паники и истерик семья продумала все детали обороны, если в этом возникнет необходимость.

В последние дни информационные агентства по всем каналам нагнетали обстановку. Одно за другим шли сообщения о том, как много оружия бесконтрольно раздается неизвестным личностям в Белом доме для его охраны. О том, что депутаты назначили новых силовых министров. О том, что армия обещала не вмешиваться, но, если нужно, «готова смести всё на своем пути». Семья, по воле судьбы очутившаяся в плену у противоборствующих сторон, не хотела оказаться на пути армейских или каких-либо других сил и быть сметенной очередным революционным безумием.

К вечеру, когда все наконец собрались у телевизора, новостная лента раскалилась и привела в оцепенение: Александр Руцкой с балкона призвал штурмовать мэрию и «Останкино»; Хасбулатов требует двигаться на Кремль; демонстранты штурмом взяли несколько этажей здания мэрии города Москвы, при прорыве оцепления в этом районе сотрудники милиции применили против демонстрантов огнестрельное оружие на поражение; Боевики атаковали телецентр «Останкино».

При этом один из каналов, как в театре абсурда, транслировал футбольный матч Спартак – Ротор.

– Кому это интересно? – возмутилась Алёна.

Будто бы услышав ее недовольство, репортаж прервали. Появились сменяющие друг друга заставки с картинками: начало улицы Горького – гостиницы «Националь» и «Интурист» – и почему-то московский закат. Страна насторожилась.

Через несколько секунд диктор РГТРК «Останкино» Лев Викторов голосом, похожим на голос Левитана, коротко и сухо сообщил:

– Уважаемые телезрители! В связи с вооруженной осадой телекомпании «Останкино» мы вынуждены прервать эфир.

Россия замерла. Президент не показывался на экране уже несколько дней. Где он был? Что делал? Подражая Сталину, проникался своим величием и молчал несколько дней, как тот в июне 41-го? Или беспробудно пил? Думу думал?

Народ шутил, что сатирику Михаилу Задорнову опять придется закрывать собой амбразуру эфира, на сей раз в переходный период возможной смены власти.

В Москве страсти кипели только внутри отдельных микрорайонов. Вокруг Белого дома народ «развлекался» врукопашную. Бампер неизвестного грузовика разворотил застекленный первый этаж мэрии. «Останкино» окружила боевая техника.

Машины с людьми обоих полов и многих национальностей, называемыми в те дни или повстанцами, или защитниками советской власти, разъезжали по улицам Москвы в эйфории революционного подъема. На полной скорости борцы за «кто его ведает, что» обгоняли автоколонны с войсками и отрядами МВД, приветливо размахивая оружием. Они пока не вступили в «неравный бой» и миролюбиво соревновались наперегонки. Прохожие на улицах восторженно приветствовали и тех и других.

Остальная часть огромной столицы, находящаяся за пределами взбудораженных районов, прозябала своей обыденной жизнью. Люди возвращались с работы домой, ужинали, смотрели телевизор.

Исчезновение трансляции практически на всех центральных каналах заставило москвичей обратить внимание на происходящее в центре города. Появление на экранах тестовой таблицы обозначило важность момента. Не хватало только «Лебединого озера», как в 1991. И только минут через двадцать к облегченному вздоху всей страны в эфир вышла программа «Вести» на канале РТР, работавшем из резервной студии на Ямском Поле. Адрес держался в секрете, чтобы трансляция не была сорвана, однако не от всех. В студию приходили в основном либералы. Пребывая в демократическом угаре, они истерично призывали безоружных людей выходить на улицы столицы и защищать молодую Россию.

– (Хорошо быть Россией: всегда молодая – и в сто, и в тысячу лет), – заключила Алёна, стараясь не впадать в уныние.

Взрослые сидели перед телевизором, перенесенным в спальню с окнами во двор. Афоня устроился в прихожей с книжкой и с фонариком на тот случай, если опять отключат электричество.

22-часовые новости вышли с некоторым опозданием. К этому времени перед телекамерами проявилась Администрация Президента. Некто Валерий Виноградов зачитал обращение Ельцина, передав от президента «большой привет» в виде Указа об освобождении Руцкого от обязанностей вице‐президента РФ и о введении в Москве чрезвычайного положения. Оба «драчуна» легко и просто освобождали друг друга от занимаемых постов, но не оставляли народ в покое. Сам президент на экране так и не появился. Поговаривали, что он то ли пил, то ли впал в зимнюю спячку.

Зато выступил мэр Москвы Лужков, единственный в эти непростые дни трезвомыслящий человек, призвавший москвичей «проявить сдержанность и благоразумие, отказаться от выхода на улицы, проявить гражданскую позицию по отношению к действиям провокаторов».

– Хоть один человек с нормальной головой остался, – прокомментировала Алёна.

За весь день телевизионной неразберихи это было единственным рассудительным высказыванием: без призывов, без раскачивания лодки, без перетягивания каната, без фальшивой заботы о жизни людей.

Дальше и вплоть до самого утра безумие набирало темп.

Вице-премьер Егор Гайдар:

– Мы призываем тех, кто готов поддержать в эту трудную минуту российскую демократию, прийти на помощь и собраться у здания Моссовета, с тем чтобы объединенными усилиями встать на защиту нашего будущего…

Слабо разбирающаяся в политике Лия Ахеджакова пафосно и артистично вопрошала:

– Где наша армия? Почему она нас не защищает?

– Армия? Это на улицах многомиллионного города? – не выдержала и высказалась вслух возмущенная Алёна.

– …Проснитесь, не спите! – продолжала актриса в темпе аллегро. – Сегодня ночью решается судьба нашей несчастной России, нашей Родины… Опять придут коммунисты!

– По-моему, они никуда не уходили, – заметил спокойным голосом Нахимов.

– Нет, моя страна не готова к свободе слова, – сделала вывод жена. – Сколько же у нас… как там говорил Салтыков-Щедрин… или Гоголь? Вторая беда России – дороги, а что первая?