– Excuse me, – начал было он по-английски, но тут же перешел на ломаный русский. – Мы хотеть с вами знакомиться и немножко общаться.

– С удовольствием, – обрадовалась возможности хоть с кем-то поговорить Алёна.

Урбанова не испытывала смущения перед иностранцами, как обычно это случалось с советскими людьми, еще недавно пребывавшими за железным занавесом. В студенческие годы она была президентом Интерклуба университета и называла себя «интердевочкой», хотя заграничных бойфрендов у нее не было, по причине всё той же фирменной нравственности. Были подружки: Мартина из ГДР и Верка из Чехословакии. Предложение иноземных гостей скоротать вместе время ей понравилось.

– Это мой жена Анна, а меня зовут Дитер. Мы недавно пожениться. У нас свадебное путешествие по Европе затянулось, сделали крюк и заехали в Союз. (Это всё Анна. Я бы сюда не потащился), – представился он.

– А я Алёна, – она протянула руку. – Вы откуда? Из какой страны?

– Из ГДР. Мы не помешать? – хотел удостовериться Дитер.

– Даже наоборот, ускорите время ожидания.

– Это как ускорение и перестройка? – смущаясь, Дитер сделал попытку пошутить.

– Вроде того. Перебирайтесь за мой столик, – приветливо улыбаясь, она освободила два кресла около своего стола.

– Вы здесь отдыхать или жить? – робко поинтересовался молодой человек.

– Я здесь ждать… – хихикнула в душе Алёна.

Дитер вопросительно поднял брови.

– … мужа из Москвы. Присаживайтесь, пожалуйста, – она жестом пригласила новых знакомых. – Я жду мужа, – отчетливо произнося каждое слово, пояснила Алёна. – Он сейчас должен прилететь из Москвы. Вернее, должен приехать на автобусе из аэропорта.

– А вы из Москвы? – непонятно чему обрадовался Дитер.

– Да, – ответила Алёна и сделала глоток из очередного стакана с лимонадом, с интересом разглядывая фигуру немецкого аполлона.

– А чем вы заниматься?

– Раньше преподавала в университете, а сейчас перешла на научную работу.

– А вы случайно не из Московский университет?

– Случайно да, из него я как раз недавно и ушла, – незнакомец заинтриговал ее.

– Не с химический факультет? – продолжал пытать ее немец с интересом.

– Случайно с химического.

– Знаешь Мартина Тёрнер?

– Такого не бывает! Она моя подруга, мы с ней в аспирантуре вместе учились, – опешила Алёна от неправдоподобного совпадения.

– Она и моя подруга, была! – воскликнул Дитер. – Мы с ней в школе учиться вместе.

Тут они оба в порыве безудержной радости вскочили и кинулись в интернациональные объятия. Дитер приподнял Алёну от земли и закружил. Анна смотрела на них спокойно, но с удивлением.

Таким же озадаченным был и Нахимов, подъехавший в этот момент на автобусе.

– Ни на секунду одну нельзя оставить! – весело сообщил он окружающим, заходя в кафе.

– Алёш, привет, наконец-то! – Алёна отпустила бородача и с еще большим энтузиазмом повисла на муже, охая от счастья.

– Я так соскучилась, ты что так долго? – хотя не прошло и недели.

Она обвила его шею руками и прилипла к фундаментальному, как скала, торсу. – Ребят, извините, забыла вас представить. Алёш, представляешь, это друзья Мартины: Анна и Дитер.

Муж приветливо взглянул на приезжих.

– Которой Мартины, большой или маленькой?

– Нашей, большой. Ребят, а вы где остановились? – обратилась она к немцам.

– А мы нигде не остановиться. У нас палатка, спальный мешки и всё остальной в рюкзаках.

– Тогда пойдемте в наш пансионат. Там неплохой пляж. Я думаю, с палаткой для дикарей проблем не будет.

Около столика иностранных путешественников на земле лежали два рюкзака: огромный станковый и обычный, стандартный. К большому удивлению русских супругов, маленькая и щупленькая Анна взгромоздила на спину двухэтажный рюкзак. Дитеру достался второй. Нахимов хотел было помочь немке, но та жестом отвергла его услуги.

– Видишь, как поступает настоящий жены, – шепнул муж на ухо Алёне.

– Я закрываю глаза.

– От ужаса?

Немцы установили палатку на пляже пансионата, и они вместе весело проводили время. За первые два дня гости покрылись пузырями солнечных ожогов. Следующие несколько дней, смеясь, что родились в рубашке, пластами снимали с тел тонкий «папирус», обнаруживая под ним младенческую приятно-розовую кожу. Коварство кавказского солнца приучило их ежедневно сооружать намек на тень, натягивая на вбитые в сопротивляющуюся гальку корявые палки самодельный тент из простыни.

Хором плавали, ныряли с масками, гоняли на моторных лодках, готовили ужин на костре, хохотали до потери сознания, смотрели на отражение звезд в морской волне, наслаждались общением. Дитер явно испытывал симпатии к Алёне, но проявлял их только продолжительными взглядами и случайными обжигающими прикосновениями. Однако, заходя в воду, он изменял своей сдержанной манере и отчаянно щекотал новую знакомую, не отдавая отчета своему поведению. Это было неожиданным для всех. Урбанова, не зная, как реагировать, старалась быстрее выбраться на берег. На суше его порыв мгновенно гас. Остальные делали вид, что ничего не произошло. Это было похоже на флирт с пингвином.

Через несколько дней они все вместе дружной компанией сидели в том же кафе, на той же автобусной остановке, где впервые познакомились. Провожая немцев, Алёна загрустила, ощущая надвигающуюся тоску. Она быстро сходилась и тяжело расставалась с людьми.

– Да, чуть не забыл, – Дитер полез в карман шорт и достал клочок бумаги. – Тут наши телефоны и адрес. Надеюсь, вы приедете к нам в Берлин на следующий лето.

– (Его русский стал немного лучше за неделю общения), – подумала Алёна. – Не знаю. Попробуем. У тебя есть авторучка и на чем написать? – спросила она мужа и нацарапала свои телефон и адрес на салфетке.

Лето мчалось за ними вслед, в Москву. В перестроечные времена даже столица ветшала: унылые фасады домов линяли от дождя и солнца, улицы не подметали. Город с нетерпением ждал, когда его перестанут сравнивать с пустыней Сахара из-за хрустящего при буйных порывах ветра песка на зубах. Никто в стране просто не замечал загибающихся городов. Великий и могучий народ медленно, но неминуемо оставался без «привычной» руководящей роли партии. На него день за днем методично выливали ушаты свобод разного вида. Каждый понимал происходящее по-своему. Людям была предоставлена возможность беспрепятственно разглагольствовать о неотвратимых переменах в длинных очередях, совмещая приятное – общение – с полезным, то есть с добыванием пропитания.

Прилавки продуктового магазина в Переделкине «восхищали» свежевымытыми пустыми лотками в витринах. Горячей воды на съемной даче у Алёны не было, поэтому в Москву помыться, постирать и закупить еду взрослые ездили по очереди, оставляя «дежурного по лету» с Афоней. Пригородные электрички заполняли запахи. То клубникой с земляникой, то малосольными огурчиками и помидорами, а то и русским духом повеет.

Урбанова перевезла все свои проектные материалы за город, работала перед открытым окном с видом на сад. Если возникала необходимость позвонить в Москву, то подолгу занимала телефон-автомат у станции Переделкино, вызывая недовольство желающих «по-быстрому звякнуть своим».

– Доченька, я тут что-то ничего не пойму, – голос Натальи Николаевны из московской квартиры звучал встревоженно. – Звонят из милиции и говорят, что какие-то ваши немецкие друзья находятся у них в отделении.

– Мам, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Какие друзья? Какая милиция? – в стекло телефонной будки постучали монетой. – Алёна недовольно развела руками. – Я только зашла.

– Какой-то Дитрих или что-то в этом роде, я не разобрала.

– (Кто бы это мог быть?) – в московской суете мимолетная тоска по новым знакомым испарилась, будто след от метеора. – Может, Дитер? – догадалась она. – (Но вряд ли, уже две недели прошло после нашего возвращения. Они что, не улетели в Германию? Я их даже не спросила там, на остановке в Пицунде, куда и когда они отбывают). Мам, из какого отделения звонили, не сказали? Оставили номер телефона? (Ерунда какая-то).