И я осознаю, ясней ясного убеждаюсь, что мне поделом, что я наказан по заслугам, что все эти эзотерические бредни с их штайнерами и блаватскими идут от него, прямо от него, от нечистого… Пока я просиживал, ломая голову над тем, каким будет конец нашей планеты, пока корпел над тем, чего… моей ненаглядной, дитятке моему грозило…

  Если ты, Маркарашвили, ряб, гнусав и крысоват, если девушка, а особенно такая жемчужинка, как Мари, на тебя и не сплюнет, тебе не остается ничего, кроме как отправиться в аптеку, накупить, сославшись на давление у прабабки, клофелина, истолочь в тонкий порошок четыре таблетки, ссыпать в пузырек, надежно припрятать, уговорить вертихвостку Тату Нодиа выманить Мари из дому, от родителей, на всю ночь, хорошо бы в Мцхета, а нет, ладно уж, на Куркумельскую, близ Майдана…

  И когда вертихвостка Тата Нодиа таки приведет ее, подсыпать ей из пузырька в стопку,  и после этого надо быть полным придурком, чтоб до утра не продержать ее в доме!..

  И когда ей станет не по себе, этак, с улыбочкой, как бы нехотя, мельком бросить ей: Маришка-джан, Боже мой! Что с тобой? Поднимись наверх, в спальню, и приляг там.

  И она поднимется и приляжет.

  Приляжет и понемножечку отключится.

  И всю ночь эта чудо-девочка, эта прелесть, здесь, у тебя, и делай, что хочешь…

Утром за всем воспоследует легкая истерика: что,  взвизгнет, дегенерат, ты натворил, разразится недолгими рыданиями и, в страхе перед родителями, затаится, замкнется и уйдет в себя.

  Затаится и станет твоей игрушкой.

  Станет, станет!

  И уже не будет белой вороной в твоем составе.

  За легкой затяжечкой чуточку травки, и – о Маришка, Маришка-джан, – ты уже наша – вся, с потрошками, – наша, и своими ручками уложишь и привезешь нам тюбики, ну, скажем, от зубной пасты, когда мы зашлем тебя в Нидерланды.

  Но…

  Мари, эта Маришка, Маришка-джан, сучка, перехитрила тебя…

  Да!

  Выдала твой домашний телефон своим предкам! К тому же после водки с клофом успела, дрянь, перед тем, как впасть в отключку, позвонить и попросить мать вмешаться.

  Пока ты, Маркарашвили, рассиживаешь внизу и покучиваешь с кутком и, чтоб никто ничего не заподозрил, не торопишься уединиться с Маришкой, она и проскакивает со своим звонком предкам.

  И когда ты взлетаешь-таки, бросаешься к дивану, зажимаешь телефонную трубку, она  уже почти лыка не вяжет, только шарит слабой рукой по диску, замирает, чтоб отдышаться, и какой же дурень-родитель не насторожится от столь частых звонков своей доченьки?!..    И они примчались в мгновение ока, и ты в общем ничего не успел, но и доказать они ничего не докажут – в нашем городе выявить в анализе клофелин слабо решительно всем.

  Фишка в том, чтобы не допустить отправки биоматериала в Москву, паче же потому, что у родителя там свой пахан со студенческих лет.

Вот для  этого-то тебе и придется трое суток подряд не покидать аэропорта, контролировать предка на наличие термоса.

  «Ах, так вы не знаете, что такое мана?!» – и сейчас звучит у меня в ушах. Стало быть, мана?! Мана! Мана…

  Я, должно быть, отстал, замшел, забурел, но ведь не так, не так еще стар, чтоб не подъехать к дочке хоть на кривой козе!

  Эта мана, растолковывали мне, в их составе сокращенное манагуа. Листья конопли кипятятся в сгущенке, и у того, кто склонится над котлом с этим варевом, ряшка так разгорается, что впору посрамить самого черта.

  Короче, я все еще не врубился, чем повержен-задавлен, четырьмя ли таблетками клофелина или этой адской смесью, манагуа, но то, что с небес проучили, разобрались со мною за некоторое доверие к книженции подозрительного достоинства, прикрытой маской причастности ко всеобщим добродетелям, то это непререкаемый факт, и мне страшно даже на мгновенье представить, что Мари могла бы… о Господи, могла бы… наложить на себя руки…

  Этот Эрнст Рифгатович Мулдашев хорошая птица! До эзотерий ему и шамбал?!  Сидел бы в Уфе, столице Башкирии, и пересаживал в глаза пациентам биовещество аллоплант!

  А странно все же, не правда ли, как это ткань мертвого человека возвращает к жизнедеятельности соответственную ткань живого?!..

  Ты скажешь: если аллоплант оживляет, то, стало быть, – может и укокошить, но той ночью, когда происходило буйное дело, о котором я сейчас тебе рассказал, в Москве, в офтальмологической клинике, именно там, где служит мой коллега и друг Владимир Андреевич Зимма, и именно от распада тканей скончался подвергшийся их пересадке Макинтош… и, как мне сообщает Володя, в спецсоставе введенного ему аллопланта содержались и ткани его сына…

2005

Перевод с грузинского Майи Бирюковой

«Не пропоет петух…»

"И мне вспомнилась одна давнишняя кавказская история часть которой я видел, часть слышал от очевидцев, а часть вообразил себе. История эта, так, как она сложилась в моем воспоминании и воображении, вот какая".

Лев Николаевич Толстой – "Хаджи-Мурат".

Посвящаю светлой памяти Зураба Цискаридзе и Демура Картозия, павших в деревне Камани (Абхазия, Грузия, Кавказ), около города Сухуми 9.07.1993. И, конечно, Генералу американской Армии Джону Малхазу Шаликашвили, выдающийся представителья одного из самых древних и благородных семейств Грузии.

  Шел серый затяжной дождь. По изуродованной снарядами трассе пробирался белый ооновский "джип" с прицепом. За рулем сидел  молодой капитан в темной форме, в пилотке, рядом с ним – одетый в такую же форму вице-полковник в очках с золотистой оправой. Сзади расположился пожилой мужчина в гражданской одежде с подбитым глазом. Крючковатый нос и усталый взгляд придавали ему вид старого нахохлившегося ястреба.

– Сейчас уже неопасно, сер, – продолжал начатый разговор вице-полковник, – наконец-то мне удалось оставить в Миссии нашего московского переводчика, я сказал ему, что с русским языком у меня нет проблем…

– Если вас еще что-то интересует, то я готов удовлетворить ваше любопытство, – проговорил пожилой.

  «Прекрасно владеет английским!» – с удовлетворением отметил курносый капитан и переключил на средний режим "дворники", которые неустанно скользили по стеклу, очищая его от полчищ дождевых капель.

– Но почему вы прибили с чужим паспортом?

– Наша разведка выразила опасение, что я сильно рискую, направляясь сюда.