— Я не хочу, чтобы на моей земле пропали сразу двое из Школы, — рявкнул мастер-шеф.

— Но живым этот полоумный не нужен тем более, — отрывисто высказался Оттьяр. Начальник Дозора хмыкнул:

— Так давай выбросим идиота в реку, а шлюху отправим в яму к твоему Людоеду!

— Ай-ай, а я думал, вы свои реки бережёте. Может, обоих отправим в яму?..

В диалоге возникла тишина.

«И поделом, — подумал Левр отчаянно, — вот что ждёт всех, кто верит в глупые сказки». Всё, всё было глупостью. Всё, что теперь от него останется, в его тептаре — он был заткнут за пояс штанов под рубашкой, и кожа обложки сослужила добрую службу, хоть немного смягчив удары. В каких рыцарских сказаниях так бьют? Вчетвером — одного?

Всё ложь, может, кроме историй Туригутты, потому что, в конце концов, если не верить ей, кому ещё он мог верить теперь? Она была сильной, самоуверенной, она была опытной и бесстрашной — или казалась таковой.

А Левр оставался избитым и беспомощным, когда её выволокли из темницы и на прощание Туригутта Чернобурка послала ему шальную ухмылку. Это должно было что-то значить. Возможно, благодарность или прощание. Или и то и другое — после того, что ей удалось заполучить ключ из его сапога.

Холод окатывал с ног до головы. Слишком много было всего: мыслей о том, как одежду с него перед казнью будут срывать, мыслей о том, как это делали с Туригуттой, когда она попала в плен…

Левр слышал смешки дозорных. Они не были похожи на насильников, но кто мог сказать точно? Сейчас они обсуждали, жалуясь друг другу, что Золотые Рыцари могли бы поделиться с ними добычей. Кто-то шумно проклинал какого-то жадного соседа. На улице призывно ржал жеребец, играющий с кобылами.

Левр закрыл глаза и вновь откинул голову назад, зашипев от прикосновения затылком к твёрдому камню.

***

— Эй, просыпайся, парень!

Пинок вырвал юношу из его сна без снов. Это был чувствительный удар. Все ушибы и синяки уже начали зудеть, отвратительное чувство, только теперь это было ещё хуже. Его поставили на ноги. «Почти так же, как делал мастер Мархильт». Его встряхнули, и Левр рискнул открыть глаза.

И всё, что увидел, был тёмный коридор и спина дозорного перед собой. Было темно, очевидно, уже давно наступила ночь. Он не был уверен в том, ночь какого именно дня. Сколько времени прошло? Жива ли Туригутта? Где она?

Обдумывать происходящее пришлось на ходу: его толкали сзади. После череды высоких порогов и двух пролётов обшарпанной шаткой лестницы он оказался перед мастер-лордом Оттьяром. На этот раз то была не комната шефа Дозора.

Три красные свечи горели по углам комнаты. Высокая кровать, устроенная по северному образцу в углу комнаты, целомудренно была отделена полуоткрытой занавеской. Пахло полынью и чистотой. Мастер-лорд Оттьяр, облокотившись на стол, задумчиво затягивался длинной трубкой. Лиловый дым собирался клочковатыми облачками вокруг зажжённых свечей, слоился от сквозняка у потолочных окон. Дозорный толкнул юношу вперёд и протопал вниз.

Заскрипела лестница.

— Чей это меч?

Для Левра его собственный клинок всегда был чуть-чуть тяжеловат: одна из причин, почему он никогда не любил тренировочные бои. Оттьяр держал его в одной руке так, словно тот вообще ничего не весил. Сделал маленький, сдержанный замах — чуть поколебалось пламя ближайшей свечи. Левр отвёл глаза, ревниво хмурясь. Он никогда не любил позволять прикасаться к своему оружию. Но эскорт-ученику не полагалось быть заносчивым.

— Моего деда, — ответил юноша, по-прежнему не поднимая глаз. Мастер-лорд хмыкнул, отложил клинок в сторону.

— Семейная реликвия? Как умер твой дед?

— Погиб в битве за переправу Тускари. Это около Флейи.

— Я знаю, где Тускари. — Лорд Оттьяр опустил обе руки в карманы своего длинного домашнего одеяния, прошествовал вдоль своего стола, поглядывая на обнажённый меч. — Хоть и не бывал. Значит, ты, Левр из Флейи, унаследовал меч деда. Ты старший сын семьи?

— Я сирота. Моего отца и братьев казнили за… — голос юноши подвёл его, — неповиновение Правителю.

Видимо, мастер-лорд не особо интересовался сплетнями знатных домов. Левру стало немного легче.

— Так что же, юноша, ты решил добиться справедливости, потому что твой отец её не дождался? — Оттьяр подошёл к Левру, и, хотя между ними было приличное расстояние, юному рыцарю захотелось сделать шаг назад. — Или эта драная степная лиса Туригутта так тебе дорога?

— Князь Иссиэль…

— Ты эскорт-ученик, а не присягнувший воин. Тебе вообще не полагается рассуждать о приказах старших. И как пострадает наш князь? — Оттьяр сложил руки на груди, строго взглянул на юношу. — И, самое главное, насколько справедливо тебе кажется, что такая как она, останется живой?

Левр пристально всмотрелся в холодное, невыразительное лицо мастер-лорда. Было бы наивно полагать, что после избиения его просто отпустят. Но всё же какой-то смысл до сих пор сохранить жизнь был. Только какой? «Он осторожен, — подумал юноша об Оттьяре, — лишний раз ему не нужно внимание воеводства или Школы. Даже если речь идёт о пропаже сироты-ученика вроде меня».

— Я всего лишь хочу выполнить свой долг, мастер-лорд, — голос прозвучал тихо, но Оттьяр хмыкнул.

— Я тоже. Я хочу раз и навсегда освободить всех нас от угрозы быть растерзанными сучкой Чернобуркой и её головорезами. Будет очень разумно, молодой брат, если ты поспособствуешь этому. Какое тебе дело, умрёт она в каменоломнях или от рук тех, чьи семьи заставила погибать от голода? Втоптала мёртвыми в пыль и грязь? Её судили слишком мягко. Потому что у Правителей мягкие сердца, и они всё ещё празднуют рождение сына. Но если бы я судил её, я казнил бы её там же, в Совете.

Левр молчал. Достаточным несчастьем было то, что простая поездка за Велду обернулась приключениями, которые отнюдь не воодушевляли. Быть замешанным в чём-то, близком к измене воле Правителя, было бы куда хуже. Или умереть от рук этого хладнокровного, похожего на ожившую ледяную скульптуру воина, который, кажется, даже не моргал.

Возможно, Туригутта Чернобурка была права. Ему следовало прогнуться. Ему нужно было послушаться голоса разума. Он обязан был… но Левр не мог себя заставить. Оттьяр, словно прочитав его колебания, вздохнул.

— Школа вас только портит. — Он наклонился над столом, взял перо и окунул его в чернильницу. — Всегда знал, что фанатизм погубит это долбаное королевство после Смуты. Почему не позволить вещам идти своим чередом? Я пятнадцать лет служил в разведке и видел, чем такое заканчивается… Тебе есть хоть двадцать лет?

— Двадцать два…

— Двадцать два! Ничего не видел в жизни. И это дитя они окунают в дерьмо по имени «Туригутта».

Строчки ложились ровно. Левр не мог ни слова разобрать — у Оттьяра был размашистый почерк, с длинными завитками на полстроки, вычурными титлами над конечными слогами.

— Жаль, мальчик, — наконец высказался Оттьяр, поднимая голову, — тебе бы жить да жить. Дормити, зови шефа! Пусть забирает его.

Ноги у Левра, когда его волокли наружу, заплетались.

«Я скажу им у виселицы, — лихорадочно соображал он, — скажу: „Добрые жители Эбии! Мастер-лорд бесчестно обманывает нашего князя…“ Нет, это глупо, им что от того обмана? Я лучше скажу, что он обманывает их. А дадут ли мне сказать хоть слово? Интересно, вешают здесь с мешком на голове или нет?» Все планы рассыпались в прах, когда Левр понял, что ведут его отнюдь не на городскую площадь.

Эбия заканчивалась у возвышенности, с которой открывался вид на речушку — не самую широкую, но всё же реку. Мост-плотина, ведущий на противоположную сторону, оброс с обеих сторон новыми мельницами. Вращались с характерным плеском водяные колёса. Пахнуло речной свежестью и мокрым песком.

Высокая ива по ту сторону реки раскачивала ветвями. Не сразу понял юноша, что среди них грузно болтаются два висельника. Третья петля оставалась свободной.

В это же мгновение Левр хотел повернуться к дозорному и выпалить: «Я передумал». Ноги у него позорно ослабли. В горле засвербело. Это было куда как страшнее любого турнира или даже разбойников на дороге. Почти так же страшно, как лицо Туригутты в кузнице, когда она нависала над ним, прямая, жёсткая, без тени улыбки или шутки, сосредоточенная на том, чтобы его убить.