Левр всё ещё чувствовал её хватку, когда покорно следовал за ней в распахнутую дверь на улицу. Мелтагрот благоухал цветами вишен, слив и абрикосов. Лепестки облетали, кружа вокруг воеводы и её нарядного коня, как бабочки-однодневки.

Чернобурка, если и ценила красоту момента, никогда этого не показывала.

— Так что же, Левр Флейянский, буду ли я созерцать твою ленивую задницу в строю или как? — каркнула Туригутта, собирая повод и нетерпеливо болтая кончиком сапога. — Или, блядь, ты слишком теперь для меня хорош, а, Мотылёк?

Дважды просить было не нужно. Взгляды других воинов князя, стоявших в стороне от купален, Левр чувствовал спиной. Но ни они, ни понимание того, что обратной дороги не будет, не остановили его, когда он подошёл к воеводе и придержал её стремя.

— Я хочу жалование, — тихо произнёс он.

Ночная степь её взгляда чуть зарябила — словно взволновалось разнотравье в сумерках.

— Торгуйся разумно, юный воин. Не всякую цену я готова платить.

«Мне это известно».

— Вы всё ещё должны мне, мастер-леди, — почтительно склонил Левр голову, глядя на Туригутту исподлобья, — одну историю.

Он видел, как улыбка — не оскал, не усмешка, её настоящая улыбка — рождается и прячется, не успев показаться никому, кроме него.

«Расскажи мне. И можешь не замолкать ни на минуту. Рассказывай правду и неси всевозможный бред. Расскажи о самом лучшем дне своей жизни. О самом страшном. О друзьях детства. О том, что ты любишь и что ненавидишь. Пусть твоя история продолжается. Позволь только мне быть её частью».

— Сделка есть, юный воин, — после непродолжительного молчания сообщила громко Туригутта, и сопровождающие всадники принялись перестраиваться, покрикивая на нерасторопных прохожих.

Но сама воительница задержалась, дожидаясь, пока Левр, путаясь в простейших узлах, лихорадочно пересёдлывал лошадь. Поймав его взгляд, Туригутта тихо фыркнула:

— Пристрастился к сказкам на ночь, Мотылёк?

— Всё зависит от того, кто рассказывает. — Юноша встретил её насмешку твёрдым взглядом.

…Солнце на западе рассыпало по пламенеющему высокому небосводу алые лучи, никак не решаясь покинуть землю. Копыта стучали по каменной мостовой, издавая звук, похожий на бьющиеся глиняные горшки: чпорк, чпорк. Запахи сосновой смолы мешались с терпким ароматом осыпавшейся цветущей акации. Левр зажмурился — слёзы щипали глаза, — понадеявшись, что никто из едущих с ним в строю не заметит этого. Желание обернуться становилось непереносимым.

«Да что я за тряпка, — разгневался на себя юноша, — кто это сказал, что настоящий рыцарь не должен оглядываться?»

И поэтому Левр Флейянский медленно повернулся, глянул через плечо: в остывающих углях закатного пламени под гигантскими соснами оставался Мелтагрот, западное безмятежное царство благополучия и покоя. Рыцарю не потребовалось много времени, чтобы проститься и пожелать мира всему, что он оставлял за спиной. В конце концов, самые нелепые, опасные и бессмысленные его мечты сбывались, и Левр не хотел упускать ни мгновения.

Как страницы тептара, шелестели кроны деревьев в предчувствии ночных весенних гроз.

Светлячки танцевали перед ними в сумерках.

Его Прекрасная Дама ехала рядом.

КОНЕЦ