Всё, что мешало ему и делало его неуклюжим середнячком, ушло; юноша перестал бояться проиграть, ему стали любопытны собственные ошибки и возможности их исправить. Мастер-лорд Мархильт вздыхал, и пару раз в сердцах даже воскликнул, что жалеет о потере способного ученика — ведь мог бы довести его до мастера меча, и потом, возможно, и выше…

Левр подобные беседы вежливо пресекал.

Сегодня тренировочный двор, галереи и даже купальни гудели: переписчики королевских войск были замечены в Школе, и это значило только одно.

— Война! — мрачно озвучил Косса, встретившийся на улице. — Затевают новый поход.

— Кого набирают? — поинтересовался Левр безразлично.

— А кто пойдёт. Поговаривают… — Косса понизил голос. — …кто-то из штурмовиков лично выбирает бойцов.

— Далёкий поход?

— Восточный. Куда-то за Междуречье.

Левр сжал зубы. Штурмовые войска на востоке? Это мог быть кто угодно; десять из двенадцати штурмовиков воевали за Черноземьем.

— И это не всё, — делился словоохотливый Косса, — брат князя, лорд-бастард, вроде тоже отправляется.

— Но он из личных рыцарей владыки Иссиэля…

— Королевское прошение. Такие времена.

— А ты бы отправился? — выдохнул Левр, и приятель выпучил глаза:

— Ты что? На восток? За три гроша на верную гибель? На что оно мне?..

Опрокинув на себя три ковша воды и поторопив друга, Косса покинул купальни. Левр улавливал, задумчиво намыливая мочалку, разговоры остальных:

— …и помиловали, как ни в чём не бывало…

— …а кровищи, кровищи было! И снова в поход.

— Но куда денешься, когда припрёт?

Штурмовые войска всегда были главным предметом для сплетен, восхищения, зависти и ненависти. Левр вздохнул, пообещав себе разузнать, что там за новости с востока, и потянулся за полотенцем. Парни продолжали трепаться и сплетничать за ширмой у бассейна:

— …и ведь сам князь обещал распять, если… ох.

Послышался плеск, все смолкли. Левр прополоскал рот.

— Простите, мастер, мы не слышали, как вы вошли… со всем почтением, извините…

— Наше почтение, мастер.

— Простите. — Послышались поспешные шаги прочь, кто-то поскользнулся со сдержанными ругательствами.

Левр вытер воду с лица и выглянул из-за ширмы.

Мыло, гулко вывалившееся у него из рук, заскользило по кое-где потрескавшейся плитке вниз, к воде, где в последнее мгновение уперлось в босую, знакомую до каждой мозоли и трещинки, смуглую женскую ступню.

Послышался смех с знакомой соблазнительной хрипотцой:

— Ах. Всегда хотела взглянуть на этого красавца в полный рост.

…Он помнил, он бережно хранил в памяти каждую деталь, которую вынес из их времени вместе. Какой она была? Тогда? Каким он был — любые воспоминания меркли рядом с живой Туригуттой, коварно усмехающейся в трёх шагах от него. Нагая, она намыливала голову обеими руками и что-то деловито мурлыкала себе под нос.

— Мастер-леди… — выдавил юноша, вновь превращаясь в того Левра Мотылька, каким заворожённо порхал вокруг неё.

— Да, юный воин?

— Рад вас видеть. — Он выпалил это, немедленно лихорадочно втискиваясь в штаны и рубашку.

— Я не заметила. Не приглядывалась, точнее сказать.

— Мастер-леди, могу я спросить?

— М-м? — она плеснула воды себе на ноги и принялась намыливать колени. Левр с трудом мог сосредоточиться на чём-то, кроме открывающегося вида.

Он напрочь забыл, о чём хотел спросить, когда Туригутта повернулась в профиль.

Левр помнил её тело как всполох собственных ощущений: восторг, новизну, всплеск удивления. Но в чём точно был уверен, так в том, что пленницей Туригутта не выглядела настолько… настолько ослепительной.

Она явно набрала вес, в основном превратившийся в упругие мышцы. Ноги, широкие бёдра — танцовщицы бы за такие убивали, подумалось юноше, — крепкая талия, действительно большая грудь — шрамы и татуировки не могли испортить природной красоты кочевницы.

Возможно, Туригутта не казалась столь впечатляюща, носи она платье, покрывало и все положенные представительнице своего народа украшения. Красивых кочевниц нашлось бы много.

Чернобурка среди всех существовала лишь одна.

— Ты что-то говорил, Мотылёк.

— Я не помню, — чистосердечно ответствовал Левр, пытаясь смотреть ей только и исключительно в глаза. Мастер-леди вздохнула и неспешно принялась вытираться. Удовлетворившись, обогнула окаменевшего рыцаря, шлёпая босыми ногами по полу. Она не оборачивалась и не звала его с собой — но всё же Левр не отставал ни на шаг, созерцая покачивание её твёрдых ягодиц всего лишь в двух шагах перед собой.

Ни о чём думать он был не в состоянии. У дверей купальни Туригутта принялась одеваться. Скрылись под холщовыми штанами мускулистые крепкие ноги, скрылись под перевязью и рубашкой круглые сочные груди с тёмными сосками и едва заметными татуировками, спрятались под воинский кафтан созвездия мелких родинок на её шее. В короткие чёрные волосы вплелось павлинье перо.

Легче не стало.

— Зачем вы здесь? — тихо спросил Левр, надеясь, что Бог будет милосерден и позволит ему умереть, едва услышав ответ. Видимо, у Бога были другие планы, потому что знакомое воронье карканье злого смеха Туригутты предшествовало словам:

— Собираю войско, разве не слышал?

— В Мелтагроте?

— Это кажется невероятным, но поверь мне, Мотылёк, в Поднебесье не так-то много лихих парней… и девчонок, готовых под королевскими стягами — и под моими тем более — за одну лишь кормёжку с клинком в руках прославлять белый престол на краю света.

Она втиснула ноги в сапоги, чуть повернулась к юноше:

— Кстати, как насчёт тебя, Мотылёк?

— Я служу князю.

— О, я вижу. Рыцарь, как с картинки. Долбаные утренние моления, долбаные вечерние попойки, по четвергам — бордель. — Она затянула на талии ремень, обернулась через плечо. — Не могу не спросить, уже успел подцепить какую-нибудь хворь?

«Как ей это удаётся, — краснел Левр, напрочь лишившийся способности говорить, — как удаётся ей меня смутить, после всего, что было?!» Туригутта не удовлетворилась его молчанием:

— Так что же, юный рыцарь, ты вкусил все прелести почётной службы, м? И не мне, конечно, сманивать тебя прочь от доблести и отваги к позору и грабежам…

— Перестаньте, мастер, — вполголоса пробормотал Левр.

Это не сработало. Это никогда не работало с ней. Туригутта, облачившись в свой костюм, распрямила плечи. Левр видел лишь край её скулы. Мог уловить движение её ресниц. Выражение лица ускользало от него.

— Что ж, мальчик, ты получил, что хотел, видимо, — негромко произнесла она, переходя на миролюбивые интонации, — это хорошо. Это правильно. То, как надо жить. — Она кивнула, будто уговаривая себя. — Завтрашний день с куском хлеба на столе. Всё, чего не было и не будет у меня. И со мной. Конечно, князь был бы только рад избавиться от тебя — не зря он брата единокровного отсылает! Только ты не променяшь свои новенькие железяки на пот, кровь и голод. — Она резко повернулась, ткнула пальцем ему в грудь, обвиняюще, с неповторимым лисьим прищуром глядя снизу вверх на юношу. — Я вижу, что тебе это нравится. А я дура, что думала иначе…

— Мастер-леди? — выдавил Левр, внезапно овладевая собой.

— Что, Мотылёк?

…В его мечтах это было совсем иначе. В его мечтах Туригутта, получив подтверждение его вечной преданности, застенчиво отнимала руку, которую он страстно целовал, и подставляла поцелуям губы. В реальности воевода двумя пальцами обхватила его за нижнюю губу, больно щипая, и хмуро прошипела:

— Слюнявыми нежностями меня не купишь, дружок. Советую не забывать, если ты хоть чуточку обучаем.

— Мастер…

— Казна не содержит «рыцарей-летописцев» и за красивое личико не платит, поэтому запишу тебя в знаменосцы. Держать знамя у шатра будешь иногда, когда особо захочешь поиграть в героя. В остальное время руки мне не лизать и под ногами не болтаться. У тебя не будет привилегий. Учудишь подобную херню при братьях — неделю будешь говночерпием при выгребном обозе. Внял? — Она разжала пальцы.