И вот тогда воительница увидела — под рыжим конём, под несколькими щитами и трупами, весь в крови, был её капитан. Она закричала сразу же, не зная ещё, есть ли вообще голос, и спустя мгновение все прежде невидимые выжившие суетились вокруг.

Бьющиеся сердца среди холодеющих трупов. Такими запомнила своих соратников Туригутта в страшный день победы Элдойра. Она редко покидала госпиталь в следующие месяцы — пришла зима, и нехватка припасов продолжала сказываться на всём городе. Было холодно, голодно, продолжали умирать друзья. Каждый её день начинался и заканчивался одинаково — у ног Ниротиля, чья жизнь по-прежнему оставалась под угрозой. И однажды, стоило ему подняться на ноги, вместе с ним поднялась и новая война…

И жизнь продолжилась почти такой же, как была прежде. Забывались раны, забывались потери. Одно не забывалось: собственное безмолвное одиночество на поле мертвецов, не успевших остыть под стягами победы.

…Договорив, Тури не сразу посмотрела на своего слушателя. Левр тоже смотрел не на неё, а в огонь. Она отсалютовала его флягой.

— Ну, ты слышал историю, парень. Немного не то, что должно вселять веру в лучшее, но то, что есть. Вопросы?

— Почему вы не вышли замуж? — И она тут же выдула всю воду назад, едва успев отвернуться, чтобы не погасить их небольшой костерок.

Мотылёк бывал непредсказуем.

— Почему? — Он не стал дожидаться её комментариев. — Вы могли сделать это после войны. Или после того, как спасли своего командира. Вы могли оставить службу. Построить дом, завести семью. После всего, что вы пережили, — почему вы не ушли?

— Ты ничего не понял в таком случае, — жёстко отбила она, — не всё, что мы можем делать, мы должны делать. И не всё, что мы можем, хотим. Я никогда не хотела покидать войска после того, как нашла своё место в них. А уж выходить замуж!.. — Она фыркнула. — Нет, ну дураки, желающие на мне жениться, всегда находились. Какие только мысли в койке некоторым ни приходят.

— А они… а вы… — Он мило закраснелся, не договорив. Тяжёлое настроение, овладевшее Тури во время рассказа, испарилось без следа.

— Что бы тебя ни озадачило, это уже будет второй вопрос, — предупредила она, — и я на него не отвечу. Нам нужно выйти с рассветом, Мотылёк. Я ложусь спать.

Они легли к костру достаточно близко, но Тури, хоть и прикрылась стащенной с северян одеждой, всё-таки мёрзла — от земли несло осенней сыростью. Поворочавшись немного, она переместилась к рыцарю за спину, благо, верёвка всё же позволяла это сделать. Можно было бы попробовать перетереть её о какую-нибудь часть его доспехов, но, в конце концов, даже воевода Чернобурка имела право на отдых.

— Вы не будете убегать сегодня? — отвечая её мыслям, робко произнёс юноша. Тури зевнула, оценивая собственные шансы. Вставать, идти, бежать, по холодной земле… когда можно хоть немного поспать?

— Не буду, — решительно отказалась она, — не сегодня.

***

Несмотря на серое небо с самого утра и прохладу, повеявшую с запада, пленница молодого рыцаря проснулась в прекрасном настроении. Левр же открыл глаза неуверенный, что спал вообще. Он чувствовал себя помятым, уставшим и измученным. Словно мало было неутихавшей чесотки, кажется, уже поселившейся под кожей во всех внутренностях, Туригутта Чернобурка взялась петь.

И даже приплясывать при ходьбе. Он только успевал одёргивать её, когда она слишком уж расходилась. На его счастье, вскоре они выбрались на тракт, и от встретившихся погонщиков быков узнали, что в трёх часах ходьбы расположено крупное поселение, где существует дом Городского Дозора. Левр готов был молиться, чтобы это оказалось правдой.

Вместо трёх это заняло у них пять часов, но поселение действительно нашлось. Городок Эбия походил на один большой постоялый двор. Открытое на северо-западных речках золото манило многих путешественников, как и пушнина. Как результат, скитальцы переполняли Эбию, превратившуюся из глухой деревеньки в прибыльное предприятие. Левр мог с трудом сосчитать, сколько лошадей им встретилось на коновязи.

Дозорных, однако, они, проходя по центральной улице, не встретили. Зато множество самых подозрительных типов ошивались вдоль тракта, нехорошо зыркая исподлобья голодными вороватыми взглядами. Невольно Левр притянул женщину поближе, а правую руку не снимал с меча ни на мгновение. Но странные бездельники с оружием, кажется, смущали только его. Прочие жители города не обращали на них ни малейшего внимания.

Где-то стучали молотки. Шумно возмущалась какая-то женщина пятнам на только что вывешенном сушиться белье. Лаяли здоровые лохматые собаки — юноша вздрогнул, опасливо стараясь обойти их стороной. Левр не стал делать своей ошибки дважды и предпочёл осмотреться сам до того, как вступать в беседу с кем-либо.

«Дозор подождёт, — определился Левр. — Всё, чего я хочу, — сорвать с себя, если придётся, с кожей вместе доспехи. Этого было бы достаточно для счастья». Потом можно было подумать о том, чтобы помыться и поесть. Юноша нащупал в кошельке под поддевом две серебряные ногаты и содрогнулся, представив, что его ждёт непременный торг. Левр ненавидел торги, но даже в Загорье без них нельзя было обойтись. А юноша даже приблизительно не представлял, сколько должна стоить ночь в гостинице. Что ему ответить, когда хозяин какого-нибудь заведения скажет: «Предлагай цену»?

Наконец, поблуждав по улице, они очутились в гигантском шумном зале трактира, в который предприимчивый хозяин втиснул очевидно большее количество столов, чем было предусмотрено при строительстве. Несмотря на то, что между ними приходилось протискиваться боком, а табачный дым вперемешку с очажным чадом висел уже на уровне груди, в посетителях недостатка не было.

Левр пробрался к очагу, где, окружённый пугающими орудиями кухонного труда и развешанной по стенам утварью, сосредоточенно помешивал что-то в огромных котлах худой, как трость, мужчина. Не отрываясь от своего занятия, он хрипло сообщил, мельком глянув на прибывших:

— Золотых Рыцарей здесь нет. Прибудут завтра вечером.

— Мы ищем не их, — ответил Левр. Трактирщик проигнорировал его ответ. — Уважаемый брат! Нам бы переночевать и поужинать!

— Золотых Рыцарей… а, хорошо. Угол или конюшня?

Левр беспомощно покосился на молчащую Туригутту. Воительница ответно округлила глаза.

— Ну? Что молчишь, командир? — прошептала она, гаденько ухмыляясь. Левр вздохнул.

— Сколько стоит комната? — повысил он голос, обращаясь к трактирщику. Тот поднял глаза, воспалённые, совершенно дикие.

— Угол? — пробубнил он, прекращая мешать. — Двадцать.

— Ты охренел? — нелюбезно повысила голос Чернобурка и стукнула обоими кулаками по стойке, загремев цепями. — Что включено, ксаррский дурман и пять горячих девок?

— Три ведра воды на каждого, ужин, кувшин полесской браги, одеяло.

— Пятнадцать.

— Двадцать.

— Десять, — повысила голос пленница; Левр не рисковал вмешиваться. — В твоём гадюшнике мне и за пять стыдно остановиться было бы.

— Семнадцать, — наконец сдал первую позицию трактирщик.

— Десять. Хотя, даже приплати, хрен ли нам тут делать? Йе, любовь моя, пойдём отсюда. — Она потянула юношу прочь, и в спину им донеслось усталое:

— Тринадцать.

В одной серебряной ногате было шестьдесят четыре медяка. Левру стоило труда отобрать у женщины сдачу; не хватало устроить потасовку. Женщина упрямо доказывала, что деньги, выданные юноше Ларатом, выделены из казны на содержание заключённых, а значит, принадлежат ей. Сошлись они на том, что Туригутта ревниво отсчитала в ладонь трактирщику двенадцать медяков.

— Он же сказал тринадцать? — шёпотом спросил её Левр, не в силах сдержать любопытство. Его пленница хихикнула:

— Я сказала, что за медяк ты наколешь ему дров, а я вымою полы на втором этаже. Да не бесись! Это и с этими штуками, — она потрясла кандалами, — можно.

Естественно, Левр не мог оставить её одну даже для мытья полов. Сноровки ему в этом деле было не занимать. В Школе он занимался этим значительно чаще, чем держал меч в руках. А Туригутта оказалась на удивление нерасторопна, да и стремлением выполнить свою половину работы качественно она не горела. Левр вынужден был признать, что ему гораздо проще было бы выполнить и её долю, чем созерцать ленивое ползание воительницы с плохо отжатой ветошью в руках по дощатому полу.