Поняв, что мы рискуем повторить круглосуточный режим работы шатрового госпиталя, мы отправились делегацией к самому узбаду — просить еще помещений для сменщиков. Узбад нас не принял, его заменила госпожа Дис.

Честно говоря, я бы предпочла иметь дело с ее братом.

— Денег нет, — приветствовала она нас.

— Мы не за деньгами…

— Все равно нет.

— Нам бы две комнатки добавить… к клинике. Мы, знаете, врачи.

Гномка оглядела нас с плохо скрываемым презрением. Нас столпилось десятка два: здесь были и целители-эльфы, и представители ЭБЦ.

— Все болезни — от безделья, — безапеляционно сообщила нам Дис, — нечего развращать народ. Хилые и так все стали от этой вашей медицины. Моя бабушка прожила до трехсот двадцати и никогда в жизни не обращалась к врачам.

У меня зародилось нехорошее предчувствие, что мы имеем дело с поклонницей натуропатии или уринотерапии. Так и оказалось. Дис помучила нас знатно. Мы были признаны взяточниками, лентяями, бездельниками и вымогателями. Нам было велено лечить все болезни целебными пенделями и выпивкой, а если не помогает — ударной работой в шахтах, где все хвори, по словам гномки, проходили на раз.

Сжалившись над нами, она все же разрешила нам занять еще два помещения по соседству. Отчеты о тратах Дис пожелала видеть лично.

— А ты скучал по бюрократии, — упрекнула я Саню, когда мы вернулись назад, — мало тебе было, да? Получите-распишитесь.

— Я как-то не подумал, — уныло ответствовал Саня, оглядывая бесконечную очередь, что собралась в наше отсутствие. К счастью, нас могла заменить Эля — серьезных жалоб не было.

В основном, как и дома, время в приёмке приходили провести пожилые женщины и мамы с детьми. Особенно гномки — те, кого мужья отпускали под присмотром дядь, братьев, отцов и старших сыновей. Делать им было нечего, а здесь они развлекались и вели светскую жизнь. Так что одно из новых помещений пришлось целиком выделить под детское отделение. И, как итог, очередей стало две. Баро дукхани прямо-таки.

Всю неделю мы зашивались. Госпожа Мина настоятельно просила себе отдельный вход. Мастер Боргунд не допускался на вызовы в жилые ярусы выше второго и требовал охрану. Вишневский нас вообще бросил и ушел в частную наркологическую практику, как поняла, в основном трезвил Барда с тем, чтобы вечером снова его спаивала неутомимая золотая эльфийская молодёжь. Идрен отказывался делать перевязки на дому, и, несмотря на свои длинные эльфийские ноги, хотел лифт. Я могла его понять: от беготни по лестницам все начинало болеть уже к середине дня.

— Вот так я представлял себе ад скоропомощника, — заметил Максимыч, который отчаянно скучал, — нет выходных, некуда уйти и лестницы. Лестницы, лестницы…

Еще ладно бы, просто лестницы. Гномы не видели необходимости в перилах. По некоторым переходам я двигалась, схватившись за Ори, старательно не глядя вниз. Никаких красот восстанавливаемого Эребора к вечеру уже видеть не хотелось.

К концу недели девяносто процентов назначаемого нами лечения состояло из физиотерапии в виде термальных источников и профилактического мытья рук перед едой. Дважды столкнулись с немаленькими ожогами в кузне. Пару раз бинтовали сломанный палец на ноге: Двалин обозлился на какой-то предмет интерьера и пнул его со всей силы. На следующий день пришел второй раз — возвратившись домой, первым делом он пнул его другой ногой. Типа, отомстил.

За всей суетой клинических будней я почти забыла о Бофуре. Не буду врать, забыть совсем не представлялось возможным. Мы изредка встречались, раскланивались, но дальше дело не заходило.

Ну вот и славно. Я почти убедила себя, что так всем лучше, когда в ответ на мой окрик «Следующий!» в дверях появилась такая знакомая фигура. Да не одна, а в сопровождении двух гномов, один из которых мне был уже знаком — Бифур.

— Бофур? Ты болеешь?

***

— Бомбур, к вашим услугам. Посмотрите брата, доктор, — пробасил гном справа — рыжий толстяк совершенно необъятных размеров, — беда совсем.

Бофур смущенно улыбался, никоим образом не подтверждая слова брата. Бифур лишь нахмурился, глядя на Лару. Она пожала плечами:

— На что жалуетесь?

— Ни на что, — ответил Бофур тут же, но толстяк не смолчал:

— Не ест. Вообще перестал. Погибает братик мой! — казалось, он почти плачет.

Гном с топором во лбу прокомментировал сказанное на кхуздуле. В сказанном Ларе послышалось свое имя.

— Что ели, что пили, — монотонно перечисляла Лара полагающиеся вопросы, доставая и раскладывая инструменты, — после чего пропал аппетит…

Бифур немедленно гневно ответил длинной речью на последний вопрос. Бофур на него шикнул, Бомбур только закатил глаза к потолку. Лара машинально отметила общее семейное сходство гномов. Правда, для его братьев Бофур действительно мог показаться субтильным, хоть ни в коем случае таким не являлся.

— Что-нибудь еще беспокоит?

— Да, — немедленно ответил Бофур, его братья хитро переглянулись.

— Вы его полечите, доктор, — умильно сложил брови домиком Бомбур.

Бифур важно кивнул и добавил что-то свое, сложив пальцы в сложном жесте.

— Подождите в коридоре…

Едва они остались одни, Лариса взглянула на гнома с опаской. Но за столом готовила настойку Эля, и Лара решила, что ничего экстраординарного в обычном осмотре пациента не усмотрит даже Бофур.

— Ну и что, ты действительно болен? — спросила она, встряхивая термометр, — или решил пойти по стопам Кили?

— Тебя не увидишь, пока не заболеешь, — в тон ответил мужчина, но улыбнулся весьма скупо, — нет, я здоров.

— А что же…

— Братья, — он пожал плечами, как будто это все объясняло. Лара протянула ему термометр — Бофур уже знал, как с ним обращаться. Достала фонендоскоп.

— А беспокоит что?

Он красноречиво смолчал, покосившись на Элю. Лара отвела взгляд.

— Это детский сад.

— Почему детский?

— Так у нас говорят. Сделай глубокий вдох. Дыши. Дыши. Не дыши. Слушай, на тебе действительно куртка-то болтается. Может, простудился?

— Ларис…

Их руки встретились на вороте его рубашки. Лара беспокойно дернулась было в сторону, но пальцы гнома разжать — все равно что двигать тяжелые камни. Эля, позевывая, удалилась с подносом готовых настоек в детское отделение.

— Целебной клизмы хочешь? Отпусти.

— Я скучаю, — шепотом сказал он, только сжимая руку крепче, — я так ужасно скучаю.

— Скучай в другом месте. Отпусти, я сказала.

— Я скучаю по тебе, Ларис. Я даже готов себе эту ногу проклятую сломать, если только это позволит…

— Еще чего! Отправлю к эльфам лечиться, и знать забуду твое имя!

Их тихая борьба оставалась незамеченной недолго: очередь потихоньку начинала бунтовать за дверью. Лара с тоской оглянулась на коридор в детское. Эля флиртовала с кем-то, кажется, на этот раз с Идреном.

— Ну хорошо, — вздохнула Лариса, — после ужина приходи к уазику. Я буду злая, уставшая, сонная. Но приходи.

***

Два моих последних свидания — больше трех лет назад — начинались с распития пива в нашем городском парке, заканчивались наутро с несвежей головой в чьих-то незнакомых квартирах.

В этот раз мы пили пиво, сидя у уазика и слушая, как гномы хором распевали We are the champions. Получалось у них здорово, в ноты попадали, да и с чувством пели. Саня перевел им слова, они обрадовались еще больше.